Подпоручик из Варшавы

Как только мы вошли в большой холл (или как в поместьях называется помещение, следующее сразу же за входом?), несколько вооруженных карабинами солдат во главе с капралом, на поясе которого висела кобура с револьвером, вежливо так, но цепко следя за нашими руками, предложили расстаться с оружием, а заодно и с зимней одеждой. Послушно пришлось расставаться с пистолетами, вот только полковнику (одетому в парадную форму!) оставили его шашку.

Когда все формальности были улажены, все тот же щегол-поручник предложил нам проследовать за ним. Мы молча согласились, и, пройдя через пару небольших хорошо и со вкусом обставленных комнат в каком-то старинном стиле (уж не в викторианском ли?), оказались в небольшом пустующем (если сравнивать с помещениями, где мне пришлось пройти ранее) зале. Из мебели присутствовала лишь пара диванчиков, на которые нам и предложили присесть. После чего наш провожатый подошел к массивным дверям, отворил одну из них и покинул нас, перейдя в другое помещение.

Я же начал вертеть головой на все триста шестьдесят градусов. На стенах обнаружились полотна неизвестных мне художников, причем условно их можно было поделить на два вида, которые как бы случайно заканчивались как раз у двери, в которую вошел поручник. Первый вид можно было охарактеризовать одним словом – море. Причем картины, судя по всему, были продолжением друг-друга, показывая историю Польского Флота. Во всяком случае – мне так показалось. Иначе объяснить триптих из "лодочки с парусом на море", "хрен знает сколько мачтового чего-то там на море" и "эсминца на море" я охарактеризовать не смог бы никак.

С другой стороны, тоже триптих. Но уже про кавалерию: "десяток всадников в кожаной одежде с копьями", "сколько-то там польских гусар" и "Уланы бьют краснопузых". Почему именно краснопузых? Да потому что на ней были изображены кавалеристы, налетевшие на красноармейцев в пешем строю. Почему красноармейцы? Да потому что уж очень форма на "чужих" пехотинцах была похожа на ту, что в двадцатые годы носили в РККА – тут тебе у некоторых "красные революционные шаровары", такие же красные (и не только) клапаны на гимнастерках, и, конечно же – "буденовки" на головах.

Пока я рассматривал картины, вернулся поручник, посмотрел на полковника:

– Пан полковник, прошу вас!

Сделав плавный шаг в сторону, поручник-щегол повел руками в сторону двери, будто бы приглашая старшего по званию к чаю.

Сосновский встал, привычным движением оправил форму, положил руку на эфес кавалерийской шашки (или все-таки сабли?), после чего четкими, твердыми шагами пошел туда, откуда явился поручник. Мы с капитаном собрались было пройти следом, посчитав, что зовут нас всех, но были остановлены повелевающим возгласом провожатого:

– Сидеть на месте!

От такой дерзости капитан Галецкий даже несколько надулся – не ожидал такого отношения к себе от нижестоящего по званию офицера. Мне даже показалось, что пехотинец набросился бы на поручника с кулаками – показать насколько этот чертов "штабной" был не прав, позволив так грубо обратиться к старшему по званию – уж очень характерно у Януша начали напрягаться кулаки, но, справившись со своим порывом, капитан злобно посмотрел на поручника, после чего вернулся на свое место. Я же последовал за ним, мысленно возрадовавшись, что мой спутник не наделал сейчас глупостей – кто его знает, что не просто "штабные", но и приближенные к фигуре главнокомандующего войсками смогут сделать с простым пехотным капитаном.

Дождавшись, когда мы вернемся на свои места, провожатый вернулся в кабинет и плотно затворил дверь.

Мы также молчали, лишь изредка вертели головой из стороны в сторону. Я – из интереса, а капитан – из каких-то своих побуждений. Через несколько минут дверь вновь открылась и нам на глаза попался все тот же поручник, на этот раз позвал капитана:

– Гражданин капитан, пройдите!

Поиграв желваками, Галецкий встал, поправил на себе парадный китель, после чего сделав несколько твердых шагов вперед, показал поручнику большой, размером с треть дыни кулак и как ничего не бывало, вошел в кабинет. "Местный" щегол покрылся красными пятнами, яростно посмотрел в спину капитану, после чего вслед за ним прошел в кабинет…

Время начинало невыносимо тянуться, казалось, я сижу в приемной (можно же так назвать этот зал ожидания?) целую вечность… Но, как известно, все кончается – ожидание тоже, и, вскоре появился все тот же офицер, позвавший меня. В уставной фразе не было ничего обидного, вот только смотрел на меня этот поручник как на грязь, что меня нисколько не смутило – великое множество раз, еще в той жизни на меня так смотрели! Причем часто, регулярно – начиная от школьных учителей, когда я в очередной раз не до конца сделал домашние задание, продолжая преподавателями во время сессии, которые периодически своим поведением как бы намекали – "заплати, и все – конец твоим проблемам" и, не заканчивался проверяющими на работе…

В общем, мне даже почему-то стало весело – поэтому оправив форму, я весело улыбнулся, подмигнул поручнику, и твердым, но не строевым шагом вошел в большую комнату, оборудованную под кабинет:

– Гражданин маршал, подпоручник Домбровский, по…