Чужие здесь не ходят

Глава 3

Ратное. Август 1130 г.

– Значит, говоришь, утопли? – усевшись в резное креслице, задумчиво переспросил сотник.

– Точно так, господине. Утопли, – Ермил покивал и продолжил: – Один – здоровенный бугаина, на пальцах мозоли, как у лучников… Недавно утопли-то, все еще видно… Второй – скуластый отрок, думаю, тот, который украденную лодку гнал… Похоже, они и продали эту лодку некоему Антипу, который на пристани…

– Знаю я Антипа, – перебил Михаил. – Дальше!

– Они… или похожие. Ставрогин сказал – мордастый силач и с ним лупоглазый отрок. Они и на вымоле… утопли…

– Оба так вот сразу? – сотник нахмурился и поднялся с кресла. Подошел к окну, посмотрел в небо….

– Раз-два, раз-два… – раздавался со двора привычный учебный шум. – Левое плечо впе-еред… Песню запе-вай!

Мы красные кавалеристы, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ…

Все строевые песни в Младшей страже были родом из Советской армии – так уж Миша устроил, так и повелось, прижилось.

Вот и сейчас – славно маршировали отроки. Выйдя за ворота, зашагали к рощице, на полевые занятия. Песня постепенно затихла.

– Ты, Ермиле, как сам-то мыслишь? – повернулся от окна Михаил. – Если это те, кого мы ищем, то с чего бы им так вот, вместе, утопнуть? Добро бы один…

– Так же и Ставрогин сказал, – поставив на стол кружку с недопитым квасом, протянул отрок. – Тоже удивлялся.

– Можно, конечно, предположить и несчастный случай, – прохаживаясь, сотник продолжал рассуждать. – Ну-ка, предположи, друже!

– Ну-у… – Ермил покусал губу. – Допустим, продали они лодку, сбагрили награбленное – тому же Антипу, а затем, на радостях, – в корчму… В ту, что на пристани…

– Ты проверил? – сверкнул глазами Михайла.

– Конечно! – отрок доложил со всей четкостью. – По приметам – были такие в этой корчме, за день до гибели. Ушли как раз под утро. Пока сидели, выпили по две кружки пива – черного, хмельного, – окромя того – по чарке стоялого меду и по четыре – твореного. Ну, перевара…

– Ага…

Хмельное пиво – градуса полтора, а то и два… для опьянения двух кружек объемом около литра явно недостаточно. Чарка хорошего ставленого меда (выдержанного с брусничным или малиновыми соком лет десять, а то и больше) – градусов около двадцати… Ну, тут понятно – не пьянства ради брали – для куражу! А вот дешевая «вареная» медовуха – тут все двадцать пять – тридцать – по башке сильно бьет. И по ногам – тоже. Отроку – и двух чарок достаточно.

– Так что – опьянели?

– Бугаинушка отрока под руки увел. То служка корчемный видел. С собой взяли баклажку перевара.

Миша потер руки:

– Понятненько! Значит, могли и… Полезли пьяные в воду – вот и…

– Мыслю, именно так все и было, – отрывисто кивнул Ермил.

Сотник тут же вскинул глаза:

– А теперь помысли иначе! Если им помогли утонуть… Тогда – как? Кто?

– Если помогли… – юноша задумался, наморщив лоб. – Тут всяко могло быть – по-разному…

– Давай, давай, рассуждай! – подзадорил Миша. Подзадорил и тут же спрятал улыбку: из поясной сумы отрока торчала кончик красной атласной ленты… Ага-а-а-а! Ну, дело молодое…

– Могли с кем-то языками зацепиться… – Ермил принялся перебирать возможные варианты. – До драки не дошло, но те, с кем зацепились, потом отомстили, скинули спящих в реку

– Тогда уж лучше ножичками!

– Не! Убивать не хотели – просто вышло так.

– Еще вариант!

– Еще… Богатство свое в корчме показали! Мед стоялый заказывали… А зря! В корчме-то народец всякий…

– А вот это – да, – усевшись, согласился сотник. – Это вполне может быть. Очень даже вероятно. Расслабились от куража. Осторожность потеряли…

Ермил приосанился:

– Еще может быть… их специально убили. Хозяин какой-то над ним есть – решил, что пора избавиться…

– Плохо, если так, – тихо промолвил сотник. – Значит, против нас все задумано, против Ратного… Значит, хозяин этот неведомый наш интерес прознал! Избавился быстро… Э-эх, сидим с тобой, гадаем! Ладно. В сентябре караулы удвоим. Как раз перед ярмаркой. Раньше, боюсь, не получится – страда, сенокосы… Добро! Ступай, друже… – Миша вдруг хитровато прищурился. – Да, Добровою в обед навести…

– Так там большак меня на дух не… Прогонит.

– Не посмеет! Чай, не от себя явишься – от меня! Войша пусть зайдет, как сможет. Дело к ней есть… Дневальный!

– Я, господин сотник! – заглянул в дверь юный страж.

– Наставница Лана нынче у нас где?

– Так на стрельбище, господине. Первогодков из лука бить учит, – стражник неожиданно улыбнулся. – Ругается – ух-х! Гадюками криворукими обзывает.

– Криворукими, говоришь? Эх! Оно и за дело… Пусть зайдет, как появится.

– Есть!

Выпроводив Ермила, Миша в который раз уже перечитал берестяную грамотку – то самое письмо, подброшенное Ставрогину неизвестным доброжелателем.

«Михаилу, сотнику, скажи. Известно стало о том, что уже очень скоро объявится в Ратном некий важный гость. Придет он не с добром. Пусть будут все осторожны. Трижды именем Христа заклинаю отнестись к вести серьезно. Ваш друг».

Странно было написано письмо. Не совсем так, как писали в Турове, Пинске, Чернигове… Чувствовалось тут какое-то иноземное влияние, во всех этих – «трижды именем Христа» – русичи так не писали… Царьград, что ли? Какой-нибудь ромейский купец…

Скрипнула дверь.

– Добровоя-дева к тебе, господине! – доложил дневальный отрок. Велишь пустить?

– Конечно, велю… – усмехнувшись, Миша вышел из-за стола и подошел к двери. – Ну, здрава будь, Войша! Рад, что зашла.

– Ты звал, господине… – войдя, девушка вежливо поклонилась в пояс.

Высокая, стройная, с тонкой талией и пышными волосами, забранными серебряным обручем, сиявшим золотистыми отблесками заглядывающего в окно солнца, Добровоя словно бы только что сошла с модного подиума где-нибудь в Милане или в Париже. Платиновая блондинка с чуть вытянутым лицом и сияющими жемчужно-серыми глазами.

Модель!

Правда, по здешним меркам Добровоя вовсе не считалась красавицей – где стать, где важная плавная походка, где большая – тыквами – грудь?

Ничего такого и в помине нет! Дылда! Нескладный подросток! Вешалка! Так раньше и было… Любимое занятий Войши – не вышивать, не кудель прясть – охота! Бить копьем, скакать на коне, ножи метать преловко… Да и рукопашному бою дядька Егор Унятин, глава большой семьи, ее научил, так что иные и подходить боялись! Пальцем у виска крутили, считали дурочкой. Родные давно махнули рукой – какая уж уродилась… Так и жила…

Однако шло время, и гадкий утенок на глазах превращался в прекрасного лебедя! Первым пробуждающуюся красоту юной девы рассмотрел Ермил. Они с Войшей даже как-то спелись… Правда, Егор Унятин был против этого брака. Ну кто такой Ермил? Никто. Из никакого рода. Нинеина весь… Полоумная колдунья, и та родственничка своего дальнего, Ермила, на дух не переносит… как и дружка его, рыжего Вельку. Хотя Ермил уже десятник, первый помощник боярича Михайлы! Эх, был бы сам боярич, а так…

– Садись, садись, Войша… Кваску вот испей… Гляжу, косу заплела? И лента красная… Красиво!

Гостья вдруг покраснела, и сотник не стал расспрашивать дальше про ленту – и так уже догадался, кто подарил. И ведь – подарил-то буквально только что. А девчонка уже ее в косу вплела! Показывала всем – есть возлюбленный, свадьба скоро.

Между прочим, Добровоя так и носила синий варяжский сарафан с лямками и фибулами, поверх варяжского же платья с короткими плиссированными рукавами – подарок четы варяга Рогволда Ладожанина и бывшей ратнинской девчонки Гориславы…

– Вкусен квас-то?

– Вкусен. Благодарствую. Чего, господин сотник, звал?

Вот так вот. Не любила Добровоя тянуть кота за хвост, всегда все спрашивала прямо, без всяких экивоков.

– Посоветоваться кой в чем, – так же прямо ответил Михайла. – Подожди, сейчас еще Лана придет. Ешь, вон, баранки… Вкусные! Тетя Плава пекла.

– Ну, раз тетя Плава…

Появившаяся улыбка придала суровому лицу девушки обворожительность и даже некую игривость, чего так недоставало Войше в обычной жизни…

– Мягкие… И квас вкусен… А я в дальний лес собралась – ловушки проверить.

– Дядька Егор, большак ваш, – как?

Девушка поставиал кружку и хмыкнула:

– Мельницу хочет ставить. На Гнилом ручье.

– Жито молоть?

– Не, не жито. Проволоку тянуть хочет. Ну, для кольчуг. С дядькой твоим, Лавром Агеичем, спелись, да с Тимофеем. Сговаривались о каких-то… станках – так они называли.

– Так Егор мастерскую хочет открыть! – непритворно ахнул Миша. – Вот вам и бирюк! Ой, извини, Войша…

– Да ничего, – гостья пожала плечами. – Дядька Егор такой, какой уж есть – не исправишь. И я такая же.

– Знаю.

Оба вздрогнули: со двора вдруг послышался заливистый посвист. Так обычно в половецких степях подзывают коней…

– Вспомни солнце…

Подойдя к окну, сотник махнул рукой:

– Заходи, Лана.

Вообще-то ее звали Генюльчалан, но эта половецкая пленница давно забыла свое длинное имя. Тоненькая, словно тростинка, невысокого роста… Юркая, ловкая и выносливая красавица-златовласка с дерзкими золотисто-карими очами, сильно вытянутыми к вискам. Сколько кровей в ней смешалось? Тут явно были и гунны, и готы, и еще бог знает кто…

Эту степную красотку Мише подарили не так и давно – а казалось, уже прошла целая вечность.

Как она появилась, сразу же сбросила одежду, предложила себя… без всякого стеснения…

– Могу ублажать мужчин… Еще могу бить из лука… очень даже метко… метать нож… аркан… с лошадьми управляться, долго-предолго скакать на коне…

Все могла, да. И в дальнем походе все это сгодилось. Тем более – в половецких степях…

Как и все степные девы-воительницы, Лана отличалась большой сексуальной свободой. Все степнянки сами выбирали себе мужчин… и часто – просто на одну ночь. Великий Тенгри не имел ничего против плотской любви, наоборот…

Да что там говорить о половчанках! Свои-то недалеко ушли… Разве что христианская вера накладывала некоторые ограничения в сем скользком и сладком вопросе. Так, чуть-чуть… Священник мог только пожурить – мол, вы это, не того… Грех, конечно, но… Попробуй всерьез за него возьмись – вмиг убегут к язычникам! Время такое – приходилось быть гибкими…

Кстати, в походе между Мишей и Ланой кое-что случилось… Но оба отнеслись к этому как к чему-то обыденному – ну, было и было – и что? Менталитет Михаила, как человека конца двадцатого века, неожиданно сошелся один в один с менталитетом задорной половецкой девчонки! Хотя да, поначалу сотник чувствовал себя неловко, однако Лана ничем не напоминала о случившемся и вела себя как всегда – корректно и очень вежливо. Как и положено рабыне… Или теперь уж – рядовичу.

– Заходи, Лана!

– Ой! Войша! Здрав будь.

Девушки обнялись. Нет, они вовсе не стали душевными подругами, просто обстоятельства когда-то свели их вместе. Но друг друга уважали, да…

– Вот, девчонки… – сотник настолько доверял обеим девам, что просто протянул им грамоту. – Прочтите… Воя, можешь даже вслух…

Добровоя послушно прочла.

– Ну? – прищурился Михаил. – Что скажете?