Звезда заводской многотиражки – 4

– А почему тебя не возьмут м «Молодежку»? – спросил я.

– Нипочму, – огрызнулся Эдик. Ясно. Дальше можно не расспрашивать. Где-то накосорезил наш Эдичка, судя по лицу, дело явно на личном конфликте замешано.

– Ладно, вы пока идите в столовку, я забегу в бухгалтерию и вас догоню, – сказал я и хлопнул Эдика по плечу. Все еще стараясь смотреть в сторону, чтобы не видеть его стриженую голову и костюм.

Антонина Иосифовна сидела за самым дальним столиком. Перед ней лежала развернутая газета, стояла чашка с недопитым чаем и блюдце с надкусанной «корзиночкой». Выглядела она не очень хорошо. Под глазами – темные тени, будто она или мало спала, или много плакала, а скорее всего и то, и другое.

– Добрый вечер, Антонина Иосифовна, – сказал я, усаживаясь напротив нее. – Я надеялся, что приду раньше вас.

– Ничего, – бледные губы бывшей главной редакторши дрогнули, обозначив улыбку. – Я пришла заранее. Все равно было нечем себя занять.

Хотелось сразу же насесть на нее с расспросами, о том, что случилось. Но я прикусил язык. Невежливо. По ее виду и так понятно, что ничего хорошего.

Так что я начал с того, что сходил к раздаче, заказал себе бутерброд с котлетой и салат винегрет. Я все-таки был после работы, обед уже давно переварился, так что это был мой ужин. Подумав, взял еще стакан томатного сока. Чай в кулинарии очень часто делали сразу сладким, а кофе… ну да, кофе – это вообще моя главная пока что боль в Советском Союзе.

Местом нашего рандеву Антонина выбрала крохотную кулинарию без названия, которая приютилась на углу Юго-Западной и Гагарина. В совсем уже недалеком будущем место станет в каком-то смысле культовым. В восемьдесят пятом в нем сделают ремонт и повесят вывеску «Элегия». Но дизайнер так поиграет со шрифтами и оформлением, что даже самые пуритански настроенные личности будут видеть на вывеске отчетливые очертания женской груди. Типа того, который рисуют на заборе охваченные пубертатным спермотоксикозом подростки. Так что неофициально кафе получит народное название «Сиськи» и станет местом паломничества всяких контркультурных элементов. И в гремящие девяностые этот бар въедет уже вполне состоявшимся злачным местом.

Но сейчас тут было бедненько и скучненько. Шесть столиков, прилавок с готовой едой, прилавок с пирожными и тортиками, конусы с соками, упитанная дама в белой короне-колпаке и переднике. Не знаю уж, что за магия такая была у этого места, но по какой-то неведомой причине после окончания рабочего дня здесь не выстроилась очередь, длиной в километр. Да и вообще почти никого не было. Кроме нас с Антониной, только один благообразный дядечка. По виду не то инженер, не то школьный учитель физики. Он тоже читал газету и прихлебывал чай.

– Интересно как-то получается, – сказал я, чтобы прервать подзатянувшееся молчание. – Здесь всего в трех кварталах есть еще одна кулинария. Так вот там сейчас наверняка куликовская битва пополам с ледовым побоищем. А здесь пусто. Чудеса!

– Никаких чудес, – губы Антонины снова дрогнули, как будто она хотела улыбнуться, но передумала. – Так всегда случается с местам, в которых происходит что-то плохое.

– Здесь кого-то убили? – заинтересовался я.

– Не настолько плохое… – медленно проговорила бывшая редакторша. – Несколько человек из этого района попали в инфекционку с дизентерией. Санэпидемстанция устроила проверку, виновных наказали.

– А газеты про это писали? – спросил я.

– Нет, конечно, – теперь Антонина Иосифовна усмехнулась уже по-настоящему. – Зачем лишний раз тревожить покой, когда нарушение уже устранено, а места уволенных уже заняты другими…

– И откуда же люди об этом узнали? – спросил я.

– Такое разве скроешь, – Антонина Иосифовна пожала плечами и взяла с тарелки свое недоеденное пирожное. Я хотел спросить, не боится ли она, владея такой информацией, здесь питаться. Потому что мне, например, срочно захотелось отложить свой бутерброд. И салат тоже, на всякий случай. Дизентерия – это, прямо скажем, крайне сомнительное удовольствие…

Но было не похоже, что ее как-то волновала судьба тех, кто попал в инфекционную больницу после посещения этого заведения. Я посмотрел, как она деликатно откусила от своего пирожного. Блин, ну вот как люди это делают, а?! Каждый раз, когда я пытаюсь есть корзиночку, песочное основание обязательно начинает крошиться, а крем лезет чуть ли не в нос. Будто всем остальным продают нормальные корзиночки, а мне – испорченные. Специально, чтобы я усыпал все вокруг крошками и уляпался кремом до ушей…

– Иван, давайте уже перейдем к делу, да? – сказала Антонина и посмотрела на меня своими прозрачными светлыми глазами. – Вы же не просто так хотели со мной встретиться, да?