Настоящий американец 3

10 июля 1955 года. Овальный кабинет, Белый дом, Вашингтон Округ Колумбия

— Господа, объяснитесь! Как так получилось, что важнейшая для обороноспособности нашей страны отрасль под угрозой? Не вы ли уверяли меня и президента Трумэна, что утечки информации о «Скрепке» быть не может? — последний вопрос был предназначен только Гуверу.

В овальном кабинете после более чем часового экстренного совещания созванного из-за Нью-йорских погромов остались лишь трое — президент Дуайт Эйзенхауэр, директор ЦРУ Аллен Даллес и директор ФБР Джон Гувер.

— Господин президент, могу вас заверить, что со стороны ФБР утечки не было.

— Тогда почему информация о фон Брауне всплыла? По информации разведки Советы уже начали свою космическую программу. И в основе их ракеты лежит ФАУ-2 фон Брауна. Верно, мистер Даллес?

— Да, господин президент, — откликнулся директор ЦРУ. — Эксперты скептически оценивают их Ракету Р7, но Советы над ней еще работают.

— Спасибо, мистер Даллес. Итак, Советы на основе немецких разработок создают ракету, а на нас работал человек, который создал тот самый прототип. Вы понимаете, что лучшего кандидата для главы нашей космической программы и быть не могло?!

— Да, господин президент я понимаю, — безэмоционально ответил Гувер. Он прекрасно осознавал, что убийство фон Брауна — это отличный шанс избавиться от него, как от неугодного директора ФБР, о чем многие, включая президента США, уже давно мечтают.

— А теперь его нет, мистер Гувер. И виноваты в этом ваши люди! Именно они допустили его убийство. — Эйзенхауэр встал, закурил, прошёлся по кабинету и, уняв эмоции, снова обратился к Гуверу.

— Что на сегодняшний день уже сделано для устранения дальнейшей угрозы программе «Скрепка»?

— Охрана всех остальных участников программы усилена, зачинщики беспорядков — Маргошес и Зингер арестованы, сейчас мы проверяем их на предмет связи с Советами и разведкой Израиля.

— Думаете, это продолжение Египетской истории[1]? — Эйзенхауэр перевел взгляд на директора ЦРУ.

— Мы, как и ФБР, тоже ведем проверку в этом направлении. По ее результатам я вам доложу. Пока резидентура молчит.

— Ублюдки! — выплюнул Эйзенхауэр. — Сперва они устраивают диверсии в Египте, затем погромы в Нью-Йорке, и после этого имеют наглость нам Ноту протеста направлять! Видите ли, мы обязаны выдать им всех нацистских преступников!

— С Советами спелись, — прокомментировал Даллес. — Комми ведь схожую ноту нам направили. Еще и островитяне из-за фон Брауна возбудились. Не верят, что его убили, подозревают в инсценировке и требуют экстрадиции Брауна для суда.

— Вот видите, что вы натворили! — президент бросил обвинение Гуверу. — Вы хоть выяснили кто организовал вброс этих чертовых листовок, которыми был усеян весь Нью-Йорк?

— Мы работаем, господин президент. Пока можно сказать одно — этот человек наверняка образованный еврей. Речевые обороты, которые использованы в этой листовке характерны только для лиц, получивших образование в еврейских колледжах. Кроме того, анализ бумаги и чернил показал, что они скорее всего отпечатаны в Пенсильвании. Сейчас мы проверяем все типографии штата.

— Проверяйте. Я жду ваши отчёты о том, как идет расследование каждые 12 часов, — сделав внушение директору ФБР, президент перешел к следующему вопросу. — Теперь что у нас с ветеранами войны? Вы, мистер Гувер, как-то собираетесь их утихомиривать? Они же уже третий день возле Белого дома и Капитолия митингуют. Конгресс бурлит, в нем тоже нашлись сторонники проведения суда над запятнавшими себя в связях с фашистами германскими учеными. Ну хоть в Израиль не предлагают их отправить, хоть на это у них ума хватило.

— Их аресты вы, господин президент, сами запретили, — смотря куда-то перед собой напомнил директор ФБР.

— Разумеется, запретил! Вы что сами не видите разницы между евреями и ветеранами войны? Последние в отличие от первых пользуются полной поддержкой общества! Вы еще предложите на них национальную гвардию натравить, как это было сделано в Нью-Йорке. Пять сотен раненых и десяток убитых нам тогда покажутся каплей в море, — президент был очень недоволен результатами подавления беспорядков в Нью-Йорке и тем, что ему пришлось дать согласие на ввод в город национальной гвардии. Порядок они, конечно, навели, но цена оказалась по мнению общественности слишком высока. Вся мировая пресса прямо слюной исходила, описывая творимые в США зверства над еврейским населением. А то, что эти евреи устроили настоящую травлю всех, кто имел германскую фамилию, об этом почему-то заокеанские журналисты предпочли умолчать. Но больше всего его раздражало то, что гнев всех этих протестующих был направлен против него, типа он, как носитель германской фамилии защищает интересы своих в ущерб остальным гражданам Америки. И все это спровоцировала пресса, которая, как местная, так и Европейская муссировала тему его происхождения и после, как написали все газеты «кровавого усмирения протестующих против фашизма в Нью-Йорке», называли его не иначе, как железным дровосеком (значение фамилии Эйзенхауэр).

— Сейчас в Конгресс на рассмотрение пытаются пропихнуть законопроект о сворачивании программы страхования жизни ветеранов, — задумчиво проговорил Гувер. — Можно сообщить об этом ветеранам и перенаправить их гнев уже на конгрессменов, что лоббируют интересы частных страховых компаний и на самих страховщиков.

— Боюсь, тогда от мирных митингов они перейдут к погромам, — усмехнулся Даллес. — Могут и Капитолий штурмом взять, — добавил он уже намного тише, как бы поражаясь своему же анализу развития ситуации.

Но президента предостережение директора ЦРУ не смутило, он продолжал задумчиво смотреть на директора ФБР, размышляя при этом над тем, что пока рано избавляться от «вечного Гувера». Да, за тридцать лет этот человек запустил свои щупальца слишком глубоко и иногда казалось, что именно Гувер управляет США, но именно сейчас он как никто был полезен Эйзенхауэру.