Тверской Баскак

Глава 8

На то, что меня послушают, надежда была слабая, а сегодня с восходом, когда по лагерю пролетел сигнал тревоги, она погасла окончательно. Орда начала спешно сниматься с лагеря и выдвигаться. Что случилось и куда так спешно направляются, об этом меня, конечно же, в известность не поставили, но слухи разные доносятся. Куранбаса потерся среди своих, их в орде Кулькана немало, и принес новость. Разъезды Бурундая засекли рязанское войско у реки Воронеж. Двигается быстро и будет здесь уже к обеду.

Мои ребята торопливо собираются вслед со всем лагерем. Мимо, в сторону холмов, проходит тысяча турхаудов. От поступи тяжелой, бронированной конницы дрожит под ногами земля.

«Впечатляет». — Ворчливо бормочу про себя и, забравшись в седло, готовлюсь тоже тронуться в путь.

Калида к этому времени уже собрал все наше добро, и теперь они вдвоем с вернувшимся половцем вьючат его на лошадей. Вся орда в движении. За внешним сумбуром просматривается четкий, раз и навсегда заведенный порядок. Каждая тысяча строится под свои значки, передовые сотни спешно занимают господствующие высоты, а обоз и заводные табуны оттягиваются назад, поглубже в тыл.

Смотрю, как закончив сборы, Калида взлетает в седло, и у меня появляется ощущение, что этот мужик только этим всю жизнь и занимался. Хмыкаю про себя:

«Видать, увлекся, подзабыл, что он нынче бродягу бездомного изображает».

Еще раз убеждаюсь в его военном прошлом, когда тот, подъехав вплотную, говорит буднично и рассудительно, как человек привыкший к такой обстановке:

— Вы с половцем держитесь поближе к ханской ставке, а я с поклажей к общему обозу прибьюсь.

Молча киваю. Это понятно, лишних людей все равно к хану не подпустят, а за добром, по-любому, пригляд нужен.

Калида разворачивается, а мы с Куранбасой, пришпорив коней, пускаем их в галоп вслед за ханскими бунчуками (бунчук — копье с привязанным хвостом коня, играющее роль знамени).

Тут уж я головой не кручу, скачка по неровному полю требует от меня полной концентрации. Несусь вслед за половцем и расслабляюсь, только когда моя кобыла переходит на шаг. Поднимаю взгляд. Мы на вершине пологого холма. Перед нами спуск, а за ним ровная степь, ограниченная с юга лентой реки, а с севера дубовой рощей, переходящей в густой смешанный лес. Ниже по склону, в три линии выстроились монгольские всадники, а дальше, на другом конце равнины, крохотными солдатиками застыли плотные ряды противника.

Шеренги рязанской пехоты занимают почти все пространство от реки до лесной дубравы. На правом фланге у них блестит небольшой отряд бронированной конницы, на левом, прижимаясь вплотную к лесу еще пехота, только под другими знаменами. Приглядевшись, начинаю понимать тактику Юрия. Слева муромский полк, в центре рязанцы, а вся конная дружина как его, так и союзников, собрана справа.

«Традиционное построение русского воинства».

Обреченно вздохнув, поворачиваюсь назад. Там, на восточном склоне нашего холма, невидимо со стороны равнины стоит резервная тысяча. Это чистокровные монголы, можно сказать, пришли с Кульканом и Бурундаем с самих берегов Керулена. Оценив взглядом их шлемы и пластинчатые панцири, представляю, как нелегко придется рязанской дружине.

Вновь поворачиваюсь к полю и мысленно прикидываю, кто на что рассчитывает:

«Рязанский князь, по привычке думает, что все будет так же, как и всегда в битве со степняками. Небольшой обстрел на сближении и попытка прорвать центр ополчения в рукопашной схватке. Тут, у него вся надежда на преимущество плотного строя пехоты над конницей, ну и, конечно же, на злую стойкость рязанцев. Так бились их деды, бились прадеды… В общем то, тактика неплохая, с учетом фланговой контратаки тяжелой кавалерии, она всегда приносила успех в битвах с половцами, печенегами и прочими. А вот в битве на Калке дала осечку, но, видимо, правильных выводов никто не сделал».

В этот момент, несмотря на всю его трагичность, я вдруг почувствовал настоящую эйфорию историка. Увидеть то, что никому не дано, стать свидетелем сражения своих предков. Понять и ответить, наконец, на вопрос, что же такое невероятное придумали монголы, что сделало их конницу непобедимой. Я много читал и про строжайшую дисциплину, и про четкую организацию в войске Чингисхана, но все равно мне казалось это неубедительным. Организация и дисциплина — это обязательное условие для победы, но не всегда достаточное, а монголы выиграли почти все сражения в течение ста лет.

Возбужденно заерзав в седле, впиваюсь взглядом в расстилающееся внизу поле, очень скоро оно станет еще одним местом триумфа монгольской тактики. В том, что дело в тактике, я практически не сомневаюсь. В революционной, ошеломляющей тактике, ломающей сопротивление не готового к ней противника.

Оцениваю на глаз глубину рязанского строя, потом длину, плюс конница, получается около трех тысяч. У Кулькана почти десять. Подавляющее преимущество налицо, но, как известно, численное превосходство не всегда равносильно победе.

Мои размышления прерывает вскинутый к небу тройной бунчук. Атака! Как завороженный смотрю на сорвавшуюся с места первую монгольскую линию. Дистанция до пехоты стремительно уменьшается, и та, сомкнув щиты, опустила копья навстречу несущейся лаве. Сотня шагов, пятьдесят…

Синхронно тренькнули монгольские луки, и дождем полетели стрелы. Пехота замерла в ожидании удара, но монголы, осаживая коней, вдруг начали останавливаться. Гарцуя на дистанции двадцать-тридцать метров, они, выцеливая, бьют из луков по ощетинившимся шеренгам рязанцев. Те, закрывшись насколько возможно, стоят и ждут, а всадники, хладнокровно двигаясь вдоль строя, опустошают колчаны. Стрелы закончились, но рукопашной не последовало. На смену первой линии монгол пришла вторая, и тут нервы у наших не выдержали.

Пехотный строй дрогнул и, стремясь во чтобы то ни стало достать стрелков, рванулся в атаку. Под грозный рев стройная пехотная линия сломалась и неровной волной покатилась вперед. Правый фланг тут же оголился, и, спасая его от обхода, выдвинулась княжеская дружина. Монголы, не вступая в бой, начали отходить. Русское ополчение, озверев, бросилось вдогонку, но всадники, уходя и легко держа дистанцию, продолжали их обстреливать. Если от пешей рати монголы оторвались без труда, то от конницы им этого сделать не удалось.

Дружина Юрия смяла первую линию степняков, даже не заметив, а затем стальной иглой прошила бросившуюся навстречу вторую и третью. В горячке, позабыв про свою пехоту, тяжелая рязанская кавалерия нацелилась на ханскую ставку, и вот тут пришла очередь монгольского резерва. Кулькан взмахнул рукой, и сигнальщик вскинул бунчук кешика.

Тут же тысяча отборных степных турхаудов, начав движение, выстроилась на гребне холма. Бунчук наклонился, показывая направление атаки, и бронированная конница, растекаясь лавой, понеслась вниз по склону. С каждой секундой монголы набирали скорость, а дружина Юрия наоборот, начав подъем, заметно тормознулась. Два строя столкнулись на середине холма и сразу стало понятно — это конец. Рязанская кавалерия остановилась и тут же оказалась в кольце врагов. Спереди врубились батыры Кулькана, сзади навалилась подоспевшая конница трех прорванных линий, и завертелась кровавая мясорубка. Окруженный строй рязанцев начал редеть прямо на глазах.

Сгорбившись в седле, я смотрю как один за другим падают воины в остроконечных шлемах, как последние защитники, не желая сдаваться, собираются вокруг своего князя. Они рубятся в каком-то отчаянном остервенении, понимая, что шансов у них нет никаких, и на выручку им прийти некому.

Перевожу взгляд на пехоту — там дела тоже идут неважно. Разогнавшись в атаке, ополченцы разорвали строй, и в пустоты тут же ворвалась монгольская конница. Теперь битва разделилась на десятки отдельных сражений, в которых окруженные со всех сторон рязанцы отбивались от наседающих всадников. Кое-где ополченцы уже не выдержали этого кошмара и побежали.

Строй еще стоял, но отдельные ручейки на моих глазах начали превращаться в общий поток. Еще несколько минут и словно порвалась невидимая струна. Сопротивление закончилось, и пошло повальное бегство. Бросая оружие и щиты, рязанцы бросилась врассыпную, но от преследующей конницы им было не уйти. Монголы, завывая от восторга, бросились преследовать бегущего врага, превращая всю степь в сцену безжалостного избиения.

Смотреть на это было невыносимо, и я прикрыл глаза. В голове закрутилась тоскливая мысль:

«Сколько будет еще таких поражений, сколько еще народу порубят и угонят в полон!»

К ней еще примешивалось злое возмущение:

«Неужели требуется двести лет, чтобы найти противоядие против такой тактики. Ведь все же так просто. Тотальное преимущество в коннице и в стрелковом оружии. Зачем монголам лезть в драку, когда можно безнаказанно расстреливать врага, а попытавшейся контратаковать немногочисленной коннице надо просто дать возможность прорваться, а потом взять в кольцо и уничтожить, пользуясь опять же численным преимуществом именно в кавалерии. Простота потрясающая».

Открываю глаза от режущего уши боевого вопля, это Кулькан повел сотню своих телохранителей позабавиться над бегущим врагом.

«Это уже перебор! — Зло дергаю кобылу за повод. — Я на такое смотреть не подписывался».

Вся свита, улюлюкая, помчалась вслед за ханом, а я, демонстративно развернувшись в другую сторону, начинаю спуск к бывшему лагерю. Кому другому такое бы с рук не сошло, а мне можно, я слуга божий, стою выше страстей человеческих.

Храня на лице отстраненный вид, иронизирую про себя: «Спасибо, Сеня, за бесценный подарок, без него вряд ли я вообще дожил бы до сегодняшнего дня».