Штурмовик из будущего-2

— Но, товарищ майор! — не выдержал Григорий. Сидеть сиднем в то время, как товарищи будут драться? Нет уж, увольте! — Разрешите искупить вину в бою!

— Пошел вон! — гаркнул Хромов. — И чтоб духу твоего здесь не было. Герой!

— Есть! — лейтенант понуро козырнул и вышел из блиндажа. Следом за ним на улицу поднялся и Карпухин.

— Ремень снимай, — положил он руку на плечо Григория. — И пилотку.

— Погоны и ордена срывать будете? — мрачно осведомился Дивин, расстегивая пряжку.

Часовой, что прохаживался у входа, покосился на них с явным изумлением. Но, естественно, промолчал. Разве что построжел лицом и подтянул ремень винтовки. Оно и понятно, когда арестовывают летчика с кучей орденов на груди, простому красноармейцу вообще лучше стоять в сторонке, не вмешиваться и помалкивать. Целее будешь.

— В соответствии с Дисциплинарным уставом РККА, — наставительно произнес Карпухин, — подобные действия, унижающие личное достоинство военнослужащего, запрещены. Хотя, — усмехнулся он, — в твоем случае не помешало бы. Эх, не сообразил я, надо было Бате подсказать, чтобы он тебя на скамье разложил, да всыпал горяченьких!

— Да что я такого сделал? — взорвался экспат. — Эти сволочи ребят наших жгли, только успевай похоронки родным отправлять. Я к Хромову несколько раз подходил, варианты, как их прищучить предлагал, а ему все недосуг было. А здесь такой случай удачный подвернулся, грех не воспользоваться. Сбили ведь гадов, классно сработали.

— Дурак ты, лейтенант, — вздохнул особист. — Не в «мессерах» этих клятых проблема. Тут совсем другой расклад. Ты своим ненужным геройством чуть всех под монастырь не подвел. Вот Батя и ярится.

— Ну так объясните в чем моя вина, вдруг пойму? — обозлился Григорий. — Чего вокруг да около ходить!

— Объяснить? А что, можно и объяснить, — покладисто согласился Карпухин. — Пойдем-ка вон туда, — показал он на скамейку под грибком неподалеку от командирского блиндажа. — Перекурим в тенечке, а заодно и поговорим. Ты ведь не торопишься?

— Издеваетесь? — покосился на него Дивин. — Или, быть может, хотите из-под ареста отпустить? Так я не против, хоть сейчас обратно в эскадрилью пойду. Освободите?

— Нет конечно, — заулыбался Карпухин. — Не имею права нарушать приказ командира полка. Тем более, что целиком и полностью с ним согласен.

Они присели на скамейку. Рядом курили и болтали о чем-то двое пилотов из первой эскадрильи. При виде Григория, идущего без ремня в компании с особистом, летчики подозрительно быстро затушили папиросы и торопливо ушли, оглядываясь и перешептываясь. Карпухин проводил их насмешливым взглядом.

— Угощайся, — предложил он, достав пачку «Казбека». — Так вот, лейтенант, объясняю один раз. Воспитание Героя во вверенной части — это возможность карьерного роста для ее командира. Можно сказать, необходимое условие в нынешнее время. Нет, я знаю, конечно, о Малахове, но ему это высокое звание присвоено посмертно. А ты, на данную минуту, живой. Соответственно, поедешь в Москву, где будешь представлять не только нашу воздушную армию или дивизию, но и полк. Будешь, так сказать, живым воплощением эффективной работы Хромова. Чуешь?

— Почему вы все это мне говорите? — медленно спросил экспат. То, как спокойно и без обиняков Карпухин рассказывал о скрытых пружинах армейской жизни, наводило на определенные размышления.

— В открытую? — понятливо улыбнулся особист. — Так я ведь тоже лицо заинтересованное. И успехи командира полка немножко и мои успехи. Ему плюсик, где надо, поставят, и мне, грешному, глядишь, тоже кое-что прицепом обломится. Поэтому все заинтересованы в том, чтобы ты глупостей не делал. Лишнего не болтал, ерундой разной не занимался, вел себя, как подобает. Вот сожгли бы тебя сегодня «мессеры» и комдив Батю с песочком продраил — как так получилось, что его офицер погиб не вовремя выполнения своих непосредственных обязанностей, а в чужом полку? Ах, приманкой для фашистских летчиков работал? И приказ на это у него был, правда? Не было такого приказа?! По собственной инициативе решил на мушке у «мессов» повисеть?! Выходит, плохо вы, товарищ майор, воспитываете подчиненных. А можно ли вам, в таком случае, доверять командование полком? Не лучше ли отправить куда-нибудь за Урал в учебную часть? И, догадайся с трех раз, к остальным работникам штаба какое отношение будет? К Багдасаряну, к Зотову, ко мне? Какие у нас нарисуются перспективы с жирной кляксой в личном деле?

Дивин угрюмо молчал. Не так, совсем не так представлял он себе жизнь боевого коллектива. Это что же, во время войны нужно строить карьеру? И Хромов, и все остальные, карабкаются наверх по головам своих подчиненных? Получается, что летчики, стрелки, техники — они только инструмент для достижения какой-то цели: звания, награды, высокой должности... Не может такого быть, врет особист!

— Нет, я не вру, — Карпухин смотрел на него с укоризной. — Как тебе такое только в голову пришло, лейтенант! Утрирую немного, разумеется, но буквально самую капельку. А в целом говорю чистую правду. Да ты хоть Карманова вспомни.

— Вы что, мысли мои читаете?

— А зачем? — расхохотался капитан. — У тебя и без того на лбу все написано.

— Отведите меня на гауптвахту, — мрачно попросил экспат, поднимаясь на ноги. Он с размаху бросил окурок в ведро с песком и заложил руки за спину. — Хочу обдумать ваши слова.

— А вот это правильно! — согласился Карпухин. — Думать никогда не вредно. Наоборот, даже полезно. Вот и посиди под арестом, обмозгуй получше, как себя дальше вести. Чтобы всем было хорошо.

— Разрешите вопрос?

— Валяй.

— Фрицы, которых истребители срубили — они действительно асами были?

— Пацан, — грустно посмотрел на Григория особист. — Как есть пацан. Я тебе о чем только что втолковывал? Что ты, как маленький ребенок, все время ерундой голову себе забиваешь? — Капитан с досадой сплюнул, покачал головой и подтолкнул Дивина в спину. — Шагай, давай, арестант!

На губе экспат просидел два дня. Ребята из эскадрильи и Тая приходили навестить его, но часовой прогнал их. Не положено! Карманова среди них не было — Григорий смотрел в щелку между бревен сарайчика, отведенного под гауптвахту. Да и хрен с ним, не очень-то и хотелось. Дивин, если честно, вообще не хотел сейчас никого видеть. Слова Карпухина оказались для него ушатом ледяной воды, опрокинутым на голову. О многом хотелось поразмыслить спокойно, без лишних эмоций.

Утром третьего дня за ним пришел Багдасарян. Замполит вернул ему вещи и предложил пройтись с ним до штаба. Экспат помалкивал, ожидая, что комиссар сам скажет, зачем пришел. Не просто так ведь он взял на себя чужие функции?

— Ты на командира не обижайся, — мягко попросил Багдасарян. — Разозлил ты его здорово своим поступком. Это я понимаю, что вы еще совсем дети и война для вас увлекательная игра. Поэтому и относитесь ко всему не всерьез. Взять, хотя бы тебя. Летаешь отлично, воюешь здорово, но дальше собственного носа не видишь. Придумать, как половчее фрицев разбомбить — это, конечно, хорошо. Но только...

— Что «только»? Договаривайте, товарищ майор!

Замполит вздохнул и отвернулся.

— Жизнь, она, брат, штука сложная, — уклончиво ответил Багдасарян. — Поэтому лучше просчитывать свои действия не на шаг вперед, а на пять, на десять.

— А будут у меня эти пять, десять, двадцать шагов? — обозлился экспат. — Или я уже в следующем полете поймаю снаряд зенитки и сгорю в каком-нибудь овраге?

— Так ты его не лови, — спокойно сказал замполит. — Снаряд, в смысле.

Григорий даже не нашелся, что ему ответить. Да и что говорить? По сути, вопрос в том, кем он себя сам позиционирует — бабочкой-однодневкой или премудрым пескарем. И от того, какой выбор он сейчас сделает, будет зависеть вся его дальнейшая жизнь. Но, черт побери, как не хочется ничего выбирать!