Кесарь

Кесарь спрашивает вроде бы и не слишком грозно, а на последних словах в его голосе послышалась неприкрытая усмешка… И все же в шатре повеяло холодом. Последовала неловкая пауза, которую попытался было прервать высокий, крепкий рейтар с рыжеватыми волосами:

— Князь, послушайте…

Однако встрепенувшийся ротмистр жестом руки оборвал своего подчиненного — и тотчас поправился:

— Великий князь! Михаил Васильевич, нисколько не желаю лгать, а потому отвечу, как на духу: мало ратных людей на южной украине Московского царства, мятеж Болотникова унес жизни много детей боярских да стрельцов, да служивых казаков. Между тем татары наоборот, участили набеги, прознав о слабости нашего степного рубежа. А потому и людей нам давали неохотно, и набрать рейтарские роты оказалось столь трудно — просто не из кого набирать. Ну не городовых же казаков, вчерашних крестьян, учить рейтарскому искусству боя?

Кесарь согласно кивнул — и, воодушевившись, Себастьян продолжил:

— Чтобы сформировать даже три полнокровные сотни нам пришлось отдать карабины гарнизону, дабы ельчане могли увеличить число своих стрельцов. Но! Зато рейтар мы успели не только обучить, но и обкатать в бою с погаными нехристями; сунулся под Елец крупный отряд ногаев, так мы его и в хвост, и в гриву расколошматили! Татары только и бежали, поджав хвосты… Так что три сотни рейтар — это все, что мы сумели собрать, и это на самом деле лучший расклад!

Чуть помолчал, фон Ронин нехотя добавил:

— У Ляпуновых же мы и просить никого не стали — во-первых, у Прокопия итак мало всадников, а приходится драться и с ворами, и с татарами. Во-вторых, не успели бы мы их подготовить… Ну и в-третьих, воевода вряд ли дал бы нам хороших воинов, даже если бы кого-то и выделил от бедности своей.

Великий князь немного помолчал, меряя рейтар недобрым взглядом, а после неожиданно для немцев (судя по их вытянувшимся лицам!) спросил:

— Ну а пушки вертлюжные, что у ногаев взяли, куда дели?

Немного помявшись, ротмистр честно ответил:

— Ельчанам оставили. Подумалось, что им все же нужнее будет… Да и лафеты у этих фальконетов были дрянные… Но откуда?!

Впервые открыто улыбнувшись за время разговора, Михаил Васильевич хлопнул ротмистра по плечу:

— Считай, проверку на честность ты прошел, фон Ронин! Теперь докладывай о лисовчиках.

Чуть потемневший лицом Себастьян — словно вспомнивший нечто для себя неприятное — с легким вздохом ответил:

— Рассказывать особо не о чем, Михаил Васильевич. Прошли до самого Калязина тремя обозами, да разными дорогами. Воры напали на меня и на эскадрон Джока Лермонта, в то время как конвой Тапани Йоло и вовсе обошли стороной. В моем случае удалось отбиться от нападающих огненным боем, потеряв лишь одного казака, голову Харитонова… Джоку повезло меньше: на его обоз воры напали ночью. Дозорные успели поднять тревогу, но черкасы Лисовского подобрались слишком близко к лагерю шотландца. В сумятице ночной схватки Лермонт потерял шестерых рейтар — но и его солдаты отбились от врага за счет преимущества пистолей в ближнем бою! Кроме того, сопровождающий отряд всадников разбил лагерь всего в версте от лжеобоза, и вовремя подоспев, смял тотчас бросившихся наутек воров, осознавших, что попали в ловушку… Иначе потери наших ратников были бы еще выше.

Михаил Васильевич согласно покивал — после чего, отступив к столу, протянул Себастьяну какую-то бумагу:

— Офицерский патент на звание полковника, фон Ронин. Правда, я не знаю, будет ли он действовать за пределами Руси…

Глаза Себастьяна счастливо засверкали; с радостью приняв его, тот с признательностью ответил:

— Благодарю вас, кесарь! Но можно ли это понимать…

— Да, ты получаешь под свое начало все пять рейтарских сотен, сведенных отныне в один полк. Однако!

Сделав небольшую паузу, великий князь продолжил:

— Однако это ведь первый рейтарский полк из русских же воинов в составе нашей армии. Подумай очень хорошо, Себастьян, желаешь ли ты покинуть Московское царство по завершению войны с ляхами — если нет, то ожидай вслед за патентом и боярское достоинство, и земельный надел, и имение в придачу! Ну, а ежели хочешь вернуться домой — получишь справедливое жалование, сохранишь патент, но на этом все. Более того, знай, что я никуда не отпущу тебя, покуда ты не подготовишь командира полка себе на замену. Так что подумай…

Вместо ответа замявшийся фон Ронин лишь глубоко поклонился — а кесарь обратился уже к оставшимся офицерам:

— Господа! Я знаю, что вы многое свершили на поле брани, а также доблестно сражались во главе собственных эскадронов. Я могу закрыть глаза на то, что под вашим началом еще нет рейтарских рот и выдать вам патенты на звание ротмистров — но все с тем же условием: вы остаетесь на Руси. Если да, с меня и патенты, и чуть меньшие, нежели у полковника, земельные наделы, и дворянские звания. Если нет — я попрошу вас сложить с себя полномочия командиров эскадронов на кого-то из русских по происхождению рейтар… Тем не менее, жалование ротмистров я сохраню за вами до самого окончания кампании.

Оба офицера поклонились, после чего рыжий честно ответил:

— Великий князь! Не знаю за Тапани, но я друг Себастьяна и последую за ним, куда бы он не отправился — и где бы ни остался.

Крупный, широкоплечий финн тотчас добавил:

— Я также!

Михаил Васильевич, немного помолчав, вновь согласно кивнул:

— Что же господа, выбор за вами, все условия я уже озвучил. Добавлю лишь, что я лично буду рад, если бы вы останитесь… Но насильно держать не буду. Господин полковник! Прошу принять полк под свое начало — уже вскоре вы получите боевую задачу; как вы уже знаете, король Сигизмунд выступил из-под Смоленска на Москву, и битый нами Сапега тотчас взбодрился. Если допустить их объединение… Лучше даже о том не думать; мыслю я, что все же сумею разбить наших врагов по отдельности.

Воспользовавшись краткой заминкой в речи кесаря, ротмистр — да нет, уже полковник! — осторожно осведомился:

— А что же Смоленск?

— Смоленск по последним сведениям все же держится — но блокирован сильным литовским корпусом.

На последних словах Рада не смогла сдержать радостного возгласа — и Скопин-Шуйский наконец, обратил на нее внимание, строго взглянув на молодую женщину:

— Как, вы еще здесь?! А чего греем уши, голубушка?!

Однако прежде, чем великий князь продолжил бы разнос оцепеневшей Рады, за нее поспешил вступиться фон Ронин:

— Михаил Васильевич, прошу простить, что влезаю — и просто напомню, что это супруга Тимофея Егорьевича Орлова. Видно она желала со мной поговорить… Ее муж мой близкий друг — и насколько мне известно, воюет он как раз под Смоленском? Наконец, она принесла вам на стол те самые пироги её авторства… Знаменитые, я бы сказал, пироги! Если позволите взять нам хотя бы по одному…

Великий князь, чуть успокоившийся при упоминании о Тимофее, и даже улыбнувшийся последней просьбе новоиспеченного полковника, с некоторым удивлением отметил:

— Н-да? Так это вы их печете? Ну что же… Я все-таки попрошу вас выйти, Рада, пока я обсуждаю с моими офицерами военные вопросы. Но я обязан отметить, что кушать ваши пироги — для меня честь и особое удовольствие! С Себастьяном же вы сможете пообщаться чуть позже — просто дождитесь его на выходе.

Окрыленная похвалой Рада поспешно кивнула — и тотчас шмыгнула из шатра. И, несмотря на то, что никаких определенных новостей о судьбе супруга она не получила, у молодой женщины возникло стойкое ощущение, что с ним точно все хорошо…