Вторая жизнь Арсения Коренева

В пятницу с утра в ожидании завотделением в ординаторской мы гоняли чаи, а Киселёв листал потрёпанный временем журнал «Крокодил».

— А вот ещё анекдот, — говорил Герман Гуляев, держа в руках полупустой стакан. — Пришел к врачу мужик с жалобой на ушиб от падения с лестницы. Врач прописал мазь и велел втирать в это место. Вскоре приходит другой мужик с жалобой на ушиб от падения с лестницы, которую кто-то намазал мазью.

Народ заржал, особенно зрелищно это получалось у Ларисы, чьи крупные груди подпрыгивали в такт её всхлипываниям.

— А у меня тоже есть анекдот про врачей. Вернее, анекдоты, я их много знаю, — сказал я, дав народу отдышаться.

— Ну-ка, расскажи, — донеслось со всех сторон.

— Диалог врача с пациентом: «Курите?» «Астма». «Пьете?» «Давление». «Секс?» «Увы, возраст…» «Жареное?» «Желудок». «Что ж вы за человек, даже запретить нечего!»

И, после небольшой паузы, не давай собравшимся отсмеяться, травлю следующий, такой же короткий:

— Пациент спрашивает: «А правда, что от наркоза отнимаются несколько лет жизни и передаются врачу?» Врач отвечает: «Надо же… 150 лет работаю, а первый раз об этом слышу!»

Снова ржач, ну а я выдаю финальный:

— Получив рецепт, больной обращается к врачу: «Доктор, ну почему у всех врачей такой непонятный почерк? Вот что вы мне тут понаписали?» «Облитерирующий эндартериит, пароксизмальная тахикардия, дисциркуляторная энцефалопатия». «Мля, да вы и говорите, как пишете!»

Тут под смех врачей и начальство подоспело, пришлось идти на летучку, после которой опять же всей толпой отправились на планёрку у главврача. Затем обход. Снова куча заданий, но всё же получается выкроить время на реализацию своего замысла.

Оказавшись в женском отделении, я кладу перед дежурной сестрой плитку шоколада «Цирк» с изображёнными на обёртке зайцем-дрессировщиком и львом на тумбе — вторую такую же плитку, как и обещал, чуть раньше занёс сестричке в реанимационное.

— Розочка, это вам, чтобы жизнь казалась слаще.

— Спасибо, Арсений Ильич! С чего это вдруг?

Тем не менее она тут же прячет шоколадку в ящик стола.

— Просто у меня сегодня хорошее настроение, — говорю я, и в подтверждение своих слов улыбаюсь во весь рот.

Из четырёх кроватей по-прежнему заняты две.

— Здравствуйте, Арсений Ильич, — оживляется та, что читает «Убийство в доме викария» Агаты Кристи.

Кукушкина просто чуть поворачивает голову в мою сторону, поздоровавшись одними сухими, потрескавшимися губами. Из вены под пластырем торчит игла, резиновая трубка тянется к закреплённому на штативе стеклянному пузырьку, перевёрнутому горлышком вниз, в пробку которого вставлена ещё одна игла. Инфузионная терапия, когда при хроническом холецистите человеку не дают ни есть, ни пить, а все необходимые вещества вводят внутривенно. Судя по количеству раствора, хватит его ещё минут на двадцать точно.

— Здравствуйте, товарищи женщины! — бодро приветствую я их. — Как настроение?

— Ничего, держимся, — откликается любительница детективов и косится на соседку. — Хотя вон Таня так себе… Страдает, бедная.

— Вот я к ней как раз и пришёл… Татьяна, как самочувствие?

— А где мой доктор Виктор Витальевич? — слабо спрашивает она.

— Попозже будет. Мне нужно пропальпировать ваш живот, если вы, конечно, не против.

— Про… чего?

— Прощупать.

— А-а-а… Ну щупайте, от меня не убудет. Только вот здесь сильно не давите, болит.

Она откидывает одеяло и показывает пальцем на то место, куда сильно давить не рекомендовалось. Как раз там, где и находится желчный. Собственно, мне этот участок её живота и нужен, поэтому для отвлечения внимания я пальпирую зону вокруг, а затем прикладываю ладонь в том месте, где находится желчный. Диагностика не нужна, но я всё равно, словно на экране телевизора, принимающего сигнал с помехами, вижу тёмное пятно овальной формы. Такой же, какой был и на рентгеновских снимках, сделанных в разных проекциях.

Светящиеся «паутинки» пронизывают плоть больной и вот уже опутывают камень, который теперь и сам чуть светится под воздействием моей жизненной энергии.

— Какое-то тепло чувствую, — вдруг тихо и даже немного испуганно сообщает Кукушкина.

— Вот и замечательно, — так же тихо отвечаю я, стараясь не терять концентрации. — А пока больше ни слова, не отвлекайте меня.

Сначала камень раскалывается пополам (мне даже показалось, будто я слышу характерный треск), а затем меньшая из половинок превращается в песок буквально на глазах. Сколько на неё уходит — две, три минуты? Следом то же самое происходит и со второй половинкой камня. «Паутинки» гаснут, бесследно исчезая.

Фу-ух, кажется, всё… Я открываю глаза, чувствуя лёгкое головокружение, непроизвольно кидая взгляд на мешочек с капельницей. Раствора в нём оставалось совсем немного. Да-а, хорошо, что успел до прихода Розы.

В этот момент открывается дверь и в палату входит дежурная сестра с бутыльком раствора в руке.

— Что-то вы долго, Арсений Ильич.

— В нашем деле спешка не нужна, одна ошибка может стоить человеку жизни. Ну, не буду вам мешать, Розочка.

Я поднялся, чуть покачнулся, и направился к выходу, стараясь сохранять равновесие, а не походить на поддатого. Впору обзаводиться тайным отдельным кабинетом, чтобы никто не мешал проведению процедур, куда даже лежачих можно будет доставлять на той же каталке. Только вот кто мне его выделит, на каких основаниях? Видимо, так и придётся действовать партизанскими методами.

Час с небольшим спустя после моего визита к больной меня подловил Киселёв.

— Коренев, а чего это ты с Кукушкиной делал?

— Пальпировал, Виктор Витальевич. Я же интерн, должен опыта набираться, вот и проявляю активность. Виноват, конечно, что разрешения у вас не спросил, но, с другой стороны, ничего криминального я вроде бы не сделал.

— А вот Кукушкина уверяет, что пока ты её пальпировал, она чувствовала тепло в районе желчного. А потом ей сразу полегчало. Хочу на рентген её свозить, может, моё лечение дало эффект. Тем более у нас теперь новый рентгеновский аппарат… А чего ты такой бледный? Снова траванулся?

— Наверное, только на этот раз не так сильно.

— Ты давай с этим делом поосторожнее. Ешь только то, что стопроцентно не сможет нанести вред твоему организму.

— Обязательно последую вашему совету, Виктор Витальевич!

А на следующий день Киселёв во всеуслышание объявляет, что утром Кукушкину возили на рентген, а вот теперь ему отдали готовые снимки, на которых в желчном пациентки не осталось и намёка на камень. Конечно же, объяснение было озвучено банальное, как ив случае с Паршиным: верная метода лечения, сработали вводимые через капельницу препараты.

Я за минувшие сутки успел восстановиться, но браться за следующего больного не спешил, хотя и подмывало, честно говоря. В книге не было сказано о том, как часто можно использовать ДАР, однако я для себя решил, что слишком часто к его помощи прибегать не резон. Мало ли… Если официальная медицина справляется, и жизнь человека находится вне опасности, то и не стоит лишний раз дёргаться. Кто ж знает, а вдруг мой организм, каждый раз отдавая свою энергию больному, понемногу изнашивается, как шестерёнки в механизме? Не хочется к тридцати годам напоминать поеденное молью пальто.

Между тем Штейнберг, похоже, понял, что я вполне уже могу работать самостоятельно, причём на весьма достойном уровне, и не стеснялся мне доверять самые ответственные задания.

В пятницу меня отправили присутствовать при операции по удалению паховой грыжи у 46-летнего мужчины. Причём оперировал Петя Прокофьев. Оперировал он по давно апробированному методу итальянского хирурга Эдуардо Бассини. Я же исполнял работу операционной сестры. Мне доверили даже наложить швы, с чем я справился без особых проблем, заслужив сдержанную похвалу Пети и обещание доложить моему непосредственному руководству о моей неоценимой помощи.

А Штейнберг, в свою очередь, пообещал на следующей неделе поставить меня на ночное дежурство. И обещание своё сдержал. Дежурить мне выпало с той самой палатной сестрой Лидой Ивановой, что встретила меня в первое моё утро в качестве интерна. Я уже успел выяснить, что эта симпатичная пышечка в разводе, воспитывает сына 5 лет, тут, правда, ей помогают родители. Так что на ночное дежурство выходит без проблем, мальчишка остаётся на попечении бабушки с дедушкой.

Мой многолетний опыт говорил мне, что ночное дежурство может пройти без происшествий, а иной раз присесть не успеваешь. То приступ у кого-то, то больные один за другим поступают… Сколько их, таких дежурств, было в моей биографии, и не сосчитать. Поэтому я особо не напрягался, как, впрочем, и Лена, для которой ночное дежурство тоже было далеко не первым.

Чай, сахар и сушки в ординаторской имелись, но я прихватил на дежурство ещё пакет шоколадных пряников и кулёк карамелек. Так-то и я, и Лена успели поужинать, но почаёвничать после общего отбоя — своего рода негласная традиция. А потом уже можно и на боковую — врач в ординаторской, а дежурная сестра покемарит прямо за столом или на диванчике рядом со своим рабочим местом[11].

Ещё я прихватил свежий номер «Комсомолки», который не успел прочитать дома. Ну как свежий… В Сердобск газета доставлялась на сутки позже выхода из печати. Но тем не менее это оставалась самая интересная газета из всех ныне выходящих в СССР. Ну может «Литературка» ещё, мне она всегда нравилась. Журналы ещё издавались неплохие, типа «Вокруг света». У нас в ординаторской, кстати, старые, потрёпанные номера разных журналов лежали, в том числе и «ВС».

Начал я всё же с «Комсомолки». Экипаж станции «Салют-5» на Земле. Спускаемый модуль с советскими космонавтами Борисом Волыновым и Виталием Жолобовым благополучно приземлился в целиноградской степи. В Берлине прошло заседание ЦК СЕПГ. Шведские коммунисты призывают остановить гонку вооружений. В Лондоне на Чаринг-Кросс открылся магазин советской книги. На крупном шахматном турнире в Испании чемпион мира Анатолий Карпов на полтора очка опережает ближайшего преследователя.

Я не смог сдержать зевка. Вроде поспал часа три днём, а всё равно в сон к вечеру клонит.

Минут через тридцать после отбоя я вскипятил в ординаторской электрический чайник, который в СССР не был редкостью, залил кипятком заварку в заварочном чайничке, снова наполнил водой электрочайник и включил в розетку. Десять минут спустя мы с Леной уже пили чай; я с сушками вприкуску, а она с пряниками.

Пока чаёвничали — болтали о всякой ерунде. Лена вспоминала случаи из своей практики, я тоже вспомнил. Но приходилось эти воспоминания фильтровать, разыгрывая из себя неопытного интерна, который, правда, успел поработать в медучреждениях Саратова, и там поднабраться кое-каких историй.

— Сень, а девушка у тебя есть? — как бы между делом спросила Лена, наливая себе из заварочного чайника по второму заходу.

— В данный момент я свободен, как сирокко над Сахарой.

— Как чего? — не поняла девушка.

— Сирокко — это название жаркого ветра, зарождающегося в пустынях Северной Африки.

— А-а-а… Буду знать. В общем, никого у тебя сейчас нет, — как бы с удовлетворением констатировала она. — А была?