Главред: назад в СССР

Глава 14.

Остаток дня пролетел как пуля, так как после обеда у меня не было возможности даже выдохнуть. Для начала я составил список профессий, которые требовалось освоить нашим журналистам. Водитель автобуса, машинист-тракторист, помощник аптекаря, продавец в магазине, санитар скорой помощи… Потом пришла Клара Викентьевна, сунула мне под нос список предприятий, которые набирали сотрудников, в том числе выпускников ПТУ и техникумов с минимальным опытом. Некоторые и вовсе искали учеников на места без особой квалификации, гарантируя специальность с последующим трудоустройством.

Я посмотрел на парторгшу и, одобрительно кивнув, поблагодарил ее. Она действительно облегчила задачу — мы хоть и собирались прославлять человека труда, нельзя было полностью исключить недоверие со стороны опытных работников и руководителей. А то сунет молодой журналист руку не туда, отвечай потом за него. И тут можно было как раз начать с простых вариантов вроде ученика прессовщика. Потом, имея на руках готовый материал, гораздо легче убедить ответственных лиц на других местах. И не только руководителей предприятий, к слову, но и ту же Громыхину, разбившую мою идею, как ей самой показалось, в пух и прах. Так что перед собой я поставил важную цель: не ударить в грязь лицом и доказать, что рубрику ждет успех.

Вариант со звонком из райкома я решил приберечь на самый крайний случай. Не сомневаюсь, что личная просьба товарища Краюхина откроет передо мной и моими сотрудниками все проходные, но я хотел сам. Я должен продемонстрировать прежде всего собственный профессионализм без протекции партийных начальников. Об этом я, кстати, и сообщил Громыхиной, которая сразу мне предложила набрать Анатолию Петровичу — по-прежнему сомневалась в успехе моей затеи. Выслушав со скептической улыбкой мои доводы, она навешала мне дежурных комплиментов и удалилась. Зато буквально сразу же в кабинет, предварительно вежливо постучав, ввалились Соня и Леонид.

— Евгений Семенович, это просто песня! — воскликнула внучка прославленного военкора, которую прямо-таки распирало от нетерпения. — Мы поговорили с соседкой и с «ведьмой»! Ну, той самой Наташкой-стервозиной!

— И как? — я оценил пыл молодежи. — Не придется мне вызывать из Москвы экстрасенсов, чтобы снять с вас заклятие порчи?

— Нет, этого не понадобится, — засмеялась Соня. — Как вы думаете, зачем невеста этого Геночки поила его отваром любки?

— Явно приворожила? — я улыбался, и ребята быстро уловили мою иронию.

— Нет, конечно, — засмеялась девушка. — Наталья эта — очень приятная молодая женщина, работает медсестрой в городской поликлинике. И хорошо разбирается в фармации, даже хочет поступать в Калинин или Иваново.

— Та-ак, — заинтересованно протянул я, еще не понимая, к чему ведет Соня.

— У Геночки желудочные боли частые, это и соседка по коммуналке нам подтвердила, — продолжила, между тем, девушка. — А любку двулистную как раз используют как лекарственное растение, она помогает при желудочных расстройствах. Наталья, кстати, сразу нам это рассказала — что лично собирала любку, готовила отвар и поила своего жениха. При его родителях в том числе. Помочь хотела, а они ее в ведьмы по необразованности записали. Вот ведь темные люди!

— Тьма — это всего лишь отсутствие света, — наставительно произнес я. — И наша задача, будучи советскими журналистами, нести этот свет знаний гражданам СССР, жителям будущего коммунистического государства.

«ССКР, — вспомнил я уже про себя ранние произведения братьев Стругацких, где и вычитал эту аббревиатуру. — Союз Советских Коммунистических Республик. Как жаль, что он так и не появился на карте мира…»

— Точно подмечено, Евгений Семенович, — Соня даже порозовела от удовольствия.

— О’кей, — резюмировал я и снова осекся. — То есть отлично! Ждем Бульбаша и готовим расследование на разворот. Обсудите с Виталием Николаевичем, как будет строиться материал. А пока подготовьте подверстку — всякие справочные данные по мистике, гаданиям, приворотам и так далее. И…

Едва не ляпнул «Гугл вам в помощь». Или «Яндекс». Но вовремя поймал себя на этой мысли и после небольшой паузы закончил:

— Большая советская энциклопедия вам в помощь. Леонид, а с вас, как всегда, яркие снимки.

— Сделаем, Евгений Семенович! — Фельдман улыбался во всю свою бороду а-ля Троцкий.

Едва эти двое покинули мой кабинет, как в приемной послышались возмущенные возгласы, а потом в динамике коммутатора заговорила взволнованная Валентина:

— Товарищ главный редактор! Тут комсомолец Василий Котиков, он просит… требует встречи с вами! Что мне ему сказать?

Котиков… Точно, это же тот пролетарский пиит, воспеватель советского строя и подвигов сталеваров. Интересно, что ему нужно? Я же отправил Шабанову с ним беседовать.

— Пусть зайдет, — сообщил я Валечке, и дверь тут же открылась.

Решительным шагом в мою резиденцию вошел — нет, влетел! — подтянутый парень с волосами цвета соломы и яркими веснушками, заставляющими забыть, что на улице промозглый октябрь.

— Товарищ Кашеваров? — звонким уверенным голосом уточнил он. — Я комсомолец Василий Котиков! Могу я с вами поговорить?

— Разумеется, юноша, — ответил я. — Как говорится, молодым у нас везде дорога… Что привело вас ко мне? Присядьте. Может быть, чаю?

— Благодарю, Евгений Семенович, откажусь, — решительно заявил он, плюхнувшись на стул. — Я сразу к делу, если позволите. Ваша корреспондентка… Шабанова Зоя…

— Что-то не так? — я приподнял одну бровь. — Вы с ней повздорили? Вышло недопонимание?

— Вот именно! — воскликнул Василий. — Недопонимание! Мы встретили ее в нашей комсомольской ячейке, чтобы рассказать о слете комсомольских поэтов! А она!.. Она зачем-то принялась нам рассказывать о гаражных рокерах! Тех, что лабают эту тлетворную музыку, низкопоклонничают перед Западом!..

— Что за выражения, Василий? — я укоризненно покачал головой. — «Лабают». Так говорят завсегдатаи воровских малин, но никак не комсомольцы с пламенным взором очей.

— Извините, — Котиков густо покраснел. — Но мне трудно назвать их музыкантами!

— И напрасно, — возразил я. — Вам просто не нравится их стиль, а тут, как говорится, на вкус и цвет фломастеры разные… Мы давеча, кстати, обсуждали это с Анатолием Петровичем… Краюхиным — знакомая фамилия? Так вот, товарищ первый секретарь райкома партии по достоинству оценил идею объединить советских рок-музыкантов и комсомольских поэтов вроде вас.

— Товарищ Краюхин одобрил? — недоверчиво пробормотал парень.

— Еще как, — подтвердил я. — Вы же не будете спорить, что рок-музыка привлекает советскую молодежь? Так вот. Почему же, скажите мне, мы с вами должны игнорировать способ продвижения идей коммунизма? Не знаете?

Котиков покачал головой.

— И правильно, — строго сказал я. — Потому что мы не должны так делать, не должны упускать возможность привлечь в партию еще больше сторонников!

— Но я не понимаю… — растерянно проговорил Василий.

— А чего же тут непонятного? — деланно удивился я. — Как называется группа этих гаражных рокеров?

— «Сифак», — смущенно ответил Котиков и еще сильнее залился краской.

— Смело[11], — кивнул я. — Но топорно. С этим мы еще поработаем. В общем, я предлагаю вам познакомиться с этими музыкантами поближе. Делается просто. Зоя, по-вашему, красивая девушка?

— Очень, — если бы мне поручили выделить новый оттенок красного, я бы без колебаний назвал его в честь Котикова.

— Вот и пригласите ее на концерт. У Зои с ними уже был разговор, она их знает, этих музыкантов. Так что будет проще. Предложите им свои тексты, попробуйте наложить их на мелодию… Вы мне можете процитировать что-нибудь?

— Да-да, сейчас, — Котиков прочистил горло, зачем-то встал и принял позу Ленина, выступающего перед рабочими. — Ревет мотор! Ревут машины! И светит солнце в высоте! Мы новые возьмем вершины! И бой объявим пустоте!

— Ну вот! — сказал я. — Текст, на мой взгляд, отлично ложится на энергичную музыку.

— Вы так считаете? Правда? — Василий выглядел смущенным, но искренне радовался.

— Абсолютная правда, — кивнул я. — Честное коммунистическое.

— Хорошо, — Котиков все еще стоял. — Это смелый вызов нам, комсомольцам. В конце концов, кто еще может перевоспитать этих рокеров, вернуть их, так скажем, в лоно приличного общества?

— Вот и займитесь, — я выразительно развел в стороны руки. — Флаг вам, как говорится, в руки, барабан на шею.

— Так, — Василий нахмурился. — А если эти… музыканты будут против?

— В Любгороде… то есть в Андроповске еще есть рок-ансамбли?

— Есть, — подтвердил парень. — «Бродяги» есть, «Город А»… Еще пара самодеятельных коллективов.

— Прекрасно, — я улыбнулся неожиданно пришедшей в голову идее. — Давайте сделаем так. Я попробую организовать под эгидой газеты сборный концерт самодеятельных коллективов. Но у меня есть условие, которое вы всем этим музыкантам и озвучите: участвовать в мероприятии будут только те, кто напишет песни на ваши стихи.

— На мои? — Котиков даже глаза выпучил.

— Не только, — уточнил я. — Вы же не единственный поэт-комсомолец? Вот и организуйте ребят, распределите между собой ансамбли. Уверяю, они еще драться будут за одну только возможность легального концерта в районном доме культуры. И еще…

— Что? — с готовностью воскликнул Василий.

— Как куратор концерта я получаю право посещать совместные репетиции. Так им и передайте: работа предстоит серьезная, и придется попотеть. А тот, кто откажется или будет манкировать, так и останутся в гаражах играть.

— Точно, товарищ главный редактор! — Котиков пришел в настоящий восторг и бросился пожимать мне руку. — Спасибо! Спасибо, я так и сделаю!

— К Зое не забудьте зайти, — улыбнулся я. — Извинитесь за резкость и пригласите ее на свидание, как мы с вами обсуждали. И удачи, комсомолец Котиков!

Парень наконец-то удалился, что-то восторженно бормоча, и я было откинулся в кресло, чтобы спокойно подумать. Не тут-то было! В кабинет просунулся длинный тонкий нос Бульбаша, а затем появился и он сам, интригующе улыбающийся.

— Заходи, Виталий Николаевич, — я приветливо махнул рукой. — Чувствую, ты прямо пышешь желанием меня обрадовать.

— Так и есть, — ухмыльнулся тот, просачиваясь в дверь. — Такой фактуры набрал, что тебе и не снилось!

— Удивил, — я снова махнул рукой, только теперь пренебрежительно. — Мне такие сюжеты снятся, что хоть записывай… Но не суть, ты мне давай выкладывай, что принес.

— У Евдокии этой все на широкую ногу поставлено, — Бульбаш сел на стул, который от волнения забыл задвинуть Василий Котиков. — Она меня от пьянства вылечить обещала, еще и погадать предложила… Я, естественно, согласился для виду. Потом поинтересовался, как бы мне удачи в жизни побольше, она и тут услугу предлагать стала. Заговор на деньги или как-то так… В общем, пришлось потратиться.

— В бухгалтерию приказ направлю, — успокоил его я. — Напиши только, сколько, за что… Рабочие расходы, возместим.

— Да брось ты, Жень! — смутился Бульбаш. — Я же за идею работаю.