Чужак из ниоткуда

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Сборы. Аэродром. Полет. Где твои родители, мальчик?

— Меньше двух с половиной месяцев, — сказал папа. — До середины августа. Не заметишь, как время пролетит.

— Здесь летом, говорят, очень жарко, — сказала мама. — До пятидесяти в тени. Кошмар. Не представляю, как можно жить и работать в таких условиях.

— В танке все шестьдесят, — сообщил папа небрежно. — Приходится надевать зимние комбинезоны, чтобы не обжечься о броню и уберечь организм от перегрева.

— По примеру туркмен и узбеков, которые в жару носят тёплые халаты? — догадалась мама.

— Тут с кого хочешь пример возьмёшь, — сказал папа. — Кондиционеров в танках нет.

— Я бы тебя с собой и Ленкой к своим взяла, на Дальний Восток, — сказала мама, — но я всего на три недели лечу и…

— Мама, папа, — сказал я. — Не нужно меня уговаривать. Я ведь уже согласился. С радостью съезжу к дедушке Лёше с бабушкой Зиной. Соскучился по ним. Надеюсь, и они по мне.

— Ещё как! — обрадовался папа. — В каждом письме спрашивают, когда ты приедешь. Но учти, поедешь сам. То есть, полетишь. Нам с мамой некогда, а ты уже большой. Вон, пограничника спас, медаль получил, государственную награду! Пора привыкать.

— Справишься? — с тревогой спросила мама. — Мы тебе всё подробнейшим образом расскажем и запишем. А бабушка с дедушкой тебя уже ждать будут. Они недалеко от автовокзала живут.

— На улице Металлургов, — добавил папа.

— Разберусь, — сказал я. — Так что, самолётом, не поездом?

— Поездом долго и жарко, — сказала мама. — Мы с отцом подумали, что самолётом лучше.

— Точно — лучше, — подтвердил папа. — Из Кушки до Мары на Ан-2, «кукурузнике». Там пересядешь на АН-24, билет уже забронирован, в кассе оплатишь и заберёшь. Долетишь до Ташкента, часа два лететь, не больше. Там из аэропорта на автобусе доедешь до автовокзала и сядешь на автобус до Алмалыка. Сорок минут, и ты на месте. Всё понял?

— Легкотня, — сказал я. — Главное, бутербродов с собой дайте и воды. Не хочу ничего в аэропортах и на автовокзалах покупать — только деньги зря тратить.

— Не волнуйся, — сказала мама. — Уж чем-чем, а питанием я тебя обеспечу.

Голому собраться — только подпоясаться, как любят говорить в России (я уже понял, что Ермоловы, хоть и советские, но в то же время русские люди, и вообще весь СССР держится на России, которая сейчас называется РСФСР — Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика).

Вся одежда и кое-какие книги поместились в небольшой красный чемодан из кожзама. Туда же отправился и пакет с едой: два сваренных вкрутую яйца, соль в спичечном коробке, бутерброды с маслом и кружочками полукопчёной колбасы.

— Ни котлет, ни курицы не даю, — сказала мама. — Жарко, не дай бог испортятся. А этого тебе хватит, чтобы с голода не помереть.

— В крайнем случае, в аэропортах есть рестораны, — сказал папа.- В Марах и в Ташкенте.

— С ума сошёл? — осведомилась мама. — Он ребёнок, какой ресторан?

— Я же не пиво пить ему предлагаю. Самостоятельно летать может, значит, и в ресторане может пообедать в случае нужды. Тем более, деньги есть.

— Вам, мужикам, лишь бы деньги по ресторанам тратить, — проворчала мама.

— А вам — по магазинам, — парировал папа.

Ссориться, однако, не стали. Сошлись на том, что я могу пользоваться своими деньгами так, как сочту нужным.

— Но — разумно и ответственно, — не удержалась от последнего слова мама, а папа, улучив момент, подмигнул.

Деньги у меня, действительно, были. К моим собственным тридцати двум рублям с копейками родители добавили ещё сто семьдесят рублей.

— Их них восемнадцать рублей пятьдесят шесть копеек за билет до Ташкента, — наставляла мама. — На автобус до Алмалыка не помню, сколько, но немного, считать не будем. Девяносто рублей отдашь бабушке Зине. Это на продукты, фрукты и прочее. Только так отдай, чтобы дедушка Лёша не видел.

— Почему? — спросил я.

— Потому что он тут же встанет на дыбы. «Я что, внука своего прокормить могу, что вы деньги мне суете⁈» — сыграла она низким голосом возмущение дедушки. Явно по памяти. Значит, был прецедент.

— А бабушка?

— А бабушка Зина возьмёт. Ей же продукты покупать и готовить, не деду, она копейку считать умеет. К тому же пенсия у неё маленькая, сорок рублей всего, деньги в семье дед зарабатывает. Потому и сам на пенсию не уходит, что на заводе ему платят хорошо, да и не отпускают, таких специалистов, как он, попробуй найди. У него во время войны бронь[22] была, добровольцем на фронт пошёл, еле добился, чтобы взяли.

— Понятно. Сделаю.

— Молодец. А остальное — тебе. До середины августа жить и жить. Там, говорят, бассейн есть. Купишь абонемент, будешь ходить в бассейн. Не знаю, сколько он в Алмалыке стоит. Когда в Москве жили, ходили с папой в бассейн «Москва», это стоило пятьдесят копеек на одного в час. Но то Москва, и было это шесть лет назад. Да! Ещё у бабушки с дедушкой есть телевизор, а в Алмалыке телевидение. Цивилизация, можно сказать. Будешь смотреть. Футбол свой любимый, кино, передачи разные. В библиотеку районную запишешься.

— Мам, я разберусь, — в очередной раз заверил я. — Бассейн, кино, мороженое. Больше мне деньги тратить некуда. Библиотека и телевизор бесплатно. Ну, разве что с девушкой познакомлюсь и захочу её куда-нибудь сводить… В то же кино или в кафе на мороженое.

— Хм, — сказала мама. — Об этом я как-то не подумала. А не рановато тебе девушек по кафешкам водить?

— В самый раз, — ответил я.

Мама покачала головой и больше на эту тему ничего не сказала.

К поясу, с внутренней стороны штанов, она пришила мне карман со «молнией», куда и спрятала основную часть денег.

— Здесь не украдут, — пояснила она. — Главное, от цыган держись подальше. Ну и вообще, поглядывай по сторонам и с незнакомыми людьми в досужие разговоры не вступай. Только по делу — дорогу там спросить или ещё что.

— Хорошо, мам, — покорно ответил я. Не рассказывать же ей, что намерения человека легко считываются по его ауре. Достаточно войти в орно.

Туда же, в чемодан, оправилась и алюминиевая солдатская фляга в брезентовом чехле, куда мама налила холодный сладкий чай. Однако за каждой мелочью в чемодан не полезешь, к тому же, как мне уже было известно, в самолёте его нужно будет сдать в багаж. Поэтому я взял с собой старый папин офицерский планшет. Его можно было удобно повесить через плечо и туда прекрасно влезало всё, что нужно: документы, тетрадка с ручкой и карандашами, книга или газета с журналом. Из документов у меня было только свидетельство о рождении и справка из милиции для погранконтроля о том, что я, Ермолов Сергей Петрович, 1958 года рождения, действительно проживаю в городе Кушка Туркменской ССР по ул. Карла Маркса, дом 8, кв.2.

На аэродром рано утром нас доставил папин водитель, младший сержант Роман, на папином служебном «газике», к которому я уже успел привыкнуть и даже научился водить под руководством того же Романа.

Прямоугольное взлётное поле, поросшее короткой, пока ещё, в самом начале лета, зелёной травой.

Деревянный одноэтажный барак, служащий одновременно диспетчерской, кассой, местом отдыха для пилотов и вообще всем, чем нужно.

Высокий шест с красно-белым чулком-ветроуказателем наверху.

Один, словно сошедший со страниц истории авиации, самолёт-биплан со снятым мотором и один вертолёт с поникшими винтами на дальнем краю поля. Ещё один такой же биплан, но уже с мотором, стоит носом против ветра неподалёку от барака.

Вот и весь кушкинский аэродром.

Мы съехали с бетонки на просёлочную дорогу, Роман лихо подкатил к бараку, изо всех сил изображающему собой аэропорт, и остановился.

Теперь я увидел, что биплан не нов. Облупившаяся кое-где зелёная краска (Создатель, как же здесь всё-таки любят зелёную краску!). Вмятина на пассажирской двери. Длинная, кривая, небрежно закрашенная царапина на корпусе.

Я вспомнил родной космопорт в столице Гарада — Новой Ксаме. Идеально ровные и гладкие керамлитовые площадки грузовых и пассажирских стартов до горизонта, со сложной системой коммуникаций, причалов, энерговышек, обеспечивающих потоки энергии для наземных колец гравигенераторов и прочих нужд. Белые параллелепипеды и полусферы складов. Гигантские, переливающиеся на солнце всеми цветами радуги кристаллы космопорта, словно вырастающих друг из друга. Разноцветный рой гравикоптеров над ними. Замершая на ближайшем старте изящная громада грузопассажирского космолёта, совершающего регулярные рейсы Гарад-Цейсан[23].

— Ну и… рундук, — невольно вырвалось у меня. — Мам, ты уверена, что эта штука способна подняться в воздух?

— Отличный самолёт, — уверил меня Роман. — Откуда хочешь взлетит и где хочешь сядет. Маленький да удаленький. Можешь мне поверить.

— Рома прав, — подтвердила мама. — Я на таких много раз летала. Потряхивает, конечно, и вообще, но всё равно гораздо быстрее, чем на поезде. Полтора часа, и ты в Марах. Там сразу пересядешь на Ан-24…

— Ма, я помню…

— Слушай и не перебивай мать. Знаю, что помнишь, но повторить никогда не мешает. Значит, на АН-24 ещё два с лишним часа до Ташкента. Ну а там на автобус и в Алмалык. Час с небольшим автобус идёт, насколько я помню. Погода хорошая никаких задержек быть не должно.

Мама оказалась права. Вскоре объявили посадку. Я попрощался с ней и младшим сержантом (сестра Ленка осталась дома, а папе нужно было на службу, поэтому с ними я попрощался раньше) и полез в алюминиевое нутро Ан-2. Чемодан поставил в хвосте, среди других чемоданов и сумок (был даже один холщовый мешок), сел в кресло у иллюминатора, пристегнулся.

Самолётик вмещал двенадцать человек пассажиров плюс два человека экипажа. Все заняли свои места, дверь закрыли, взревел мотор, Ан-2 вырулил к началу взлётного поля и начал разбег. Потом оторвался от земли и пополз в небо.

Я смотрел в иллюминатор на проплывающие под крылом зелёные сопки, которые вскоре сменили охристые пески пустыни и думал о том, как быстро человек (или силгурд, разницы нет) ко всему привыкает. Совсем недавно я очнулся в слабом умирающем теле тринадцатилетнего подростка на другой планете. И что же? Прошло каких-то три с половиной земных месяца, и вот я — он. Его тело — моё тело, я слился с ним, научил его почти всему, что умел взрослый силгурд Кемрар Гели с планеты Гарад. Мне уже трудно представить, что когда-то было иначе, я привык к своему растущему, подростковому состоянию. Даже испытываю некоторое радостное любопытство по этому поводу. Более того. Я привык, что меня зовут Сергей Ермолов, что я советский пионер и живу в самой большой, сильной и лучшей стране мира — Союзе Советских Социалистических Республик.

Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек[24]

Эту песню я впервые услышал в старом, ещё довоенном чёрно-белом фильме «Цирк», который показывали недавно в Доме офицеров. Хороший фильм, и песня хорошая.

Да, человечество планеты Земля в научном, техническом и социальном развитии отставало от Гарада, и поначалу я чувствовал себя здесь не в своей тарелке без привычной свободы передвижения, мгновенного доступа к любой информации и такой же мгновенной связи, многих других, казалось бы, незаменимых вещей. Но и это прошло. Оказалось, наша зависимость от даров цивилизации и технического прогресса не так велика, как кажется. Я привык к этой новой жизни со всеми её неудобствами.