Чужак из ниоткуда

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. Антиграв. Время испытаний

«Комсомольскую правду» дед не выписывал. Читал «Известия», «Правду» и «Труд». Однако «Комсомолку» получали Кофманы. Так что, когда я вернулся домой, меня уже ждала торжественная встреча с накрытым столом (бабушка и тётя Фира постарались) и любимым лимонадом «Крем-сода». Взрослые, как водится, пили водку и вино.

Я уже заметил, что мой дед не дурак выпить. Алкоголиком он не был (каюсь, я проверил его биополе на этот счёт и обнаружил только никотиновую зависимость), но праздник без бутылки не представлял. Да и не только он. Люди в СССР, по моим наблюдениям, вообще пили многовато, если не сказать много. В Кушке это было не особо заметно, поскольку город всё-таки военный, а советские офицеры хоть и не были трезвенниками, но и шататься в непотребном виде по улицам не имели привычки — воспитание и погоны обязывали.

А вот здесь, в промышленном рабочем Алмалыке, мне уже неоднократно попадались на улице пьяные. Особенно вечером в пятницу, а также по субботам и воскресеньям. Неподалёку от нашего дома как раз имелась пивная под открытым небом, мимо которой я ходил на нужную троллейбусную остановку, что на улице Ленина, и обратно. Так вот народ — большей частью мужчины — толпился там постоянно. Как я понял, эта пивная заменяла местному мужскому населению клуб по интересам, где обсуждалось всё на свете. Начиная от политики и футбола и заканчивая рыбалкой и женщинами.

Подобное стремление советских людей к выпивке (в основном, повторю, мужчин) наводило на определённые размышления. Не пьют так много счастливые люди. Ох, не пьют. Им своего счастья достаточно, а вино — так, для лёгкого куража. Неладно что-то было в датском королевстве (эту фразу я услышал недавно от мамы, и она даже сообщила мне откуда она — из знаменитой пьесы «Гамлет» английского драматурга Вильяма Шекспира, но прочитать саму пьесу я пока не успел). Но в чём именно были нелады? Я подозревал, что советское общество постепенно утрачивало веру в те идеалы, которые были заявлены при его возникновении. Даже поверхностный анализ, проведённый мной после изучения истории страны, а также сравнения окружающей действительности с тем, что лили в мозги и уши советским людям газеты, радио и телевидение, давал неутешительные результаты. Горячий живой энтузиазм первых пятилеток и вдохновение от победы, одержанной над немецким фашизмом в тысяча девятьсот сорок пятом году, постепенно сходили на нет. Даже фантастический рывок в космос, совершённый десять лет назад, не мог сам по себе вытащить страну в светлое будущее. Нужны были новые подходы, смелые инициативы, весомые результаты труда. Весомые не только на страницах газет, уличных плакатах и в победных реляциях многочисленного начальства, а на столе у рабочего человека, в его шкафу и гараже. На его дачном участке, в конце концов! Недавно я узнал про несчастные шесть соток и ни метром больше, положенные советскому человеку на устройство дачи и был потрясён. Площадь Советского Союза — двадцать два миллиона квадратных километров и ещё четыреста тысяч. Шестая часть суши! Население не дотягивает до трёхсот миллионов. При таком воистину несметном количестве земли (даже с учётом вечной мерзлоты и прочих неудобий) выделять по шесть соток? Чистое издевательство, по-другому не назовёшь. Соловья баснями не кормят, гласила одна из русских пословиц, в мудрости которых я успел убедиться. Советских людей чем дальше, тем больше кормили баснями вместо хлеба, и ни к чему хорошему в перспективе это привести не могло. Но и лично я сделать с этим ничего не мог. По крайней мере, пока.

— Так где медаль, внук? — спросил дед после первой рюмки. — Не поверю, что не взял её с собой!

— Конечно, взял, — признался я. — Мало ли что.

— Тащи сюда! — потребовал дедушка.

Я принёс.

Серебристый кругляш на пятиугольной зелёной колодке с красными полосами по бокам пошёл по рукам. Я хорошо знал, что на нём изображено. Пограничник в шинели, фуражке и с автоматом ППШ в руках у пограничного столба СССР на фоне гор. На обороте надпись: «За отличие в охране государственной границы СССР». Сверху пятиконечная звезда. Снизу — серп и молот с дубовыми листьями.

— Можно сказать, боевая награда! — воскликнул дед. — Это серебро, Юзик?

— Нейзильбер, — сказал дядя Юзик. — Новое серебро, если с немецкого перевести. Сплав меди, никеля и цинка. Прошли те времена, когда медали из настоящего серебра лили.

— Всё равно красиво. Ну, внук, поздравляю! Обмывал?

— Как это? — спросил я.

— Награду надо обмыть. Так положено было у нас на фронте.

— Я же не пью.

— Ещё чего не хватало. Но обмыть надо. Мы её в стакан с водкой положим, а выпьешь ты лимонад. Согласен?

— Ну ладно, если так надо…

— Надо. Это как освящение иконы. Без освящения настоящей иконой не считается.

Лето шло.

Пока всё складывалось очень удачно.

Рубиновый лазер в удобном компактом корпусе.

Золотая проволока двух видов и обмотка из неё.

Иттрий-ниодимовые провода.

Лантано-бариевые стержни.

Кристаллы горного хрусталя.

Лёгкий и мощный электромотор.

Ёмкий аккумулятор.

Крыло из парашютного шёлка, сшитое по моей выкройке.

Толкающий винт в алюминиевой защитной сетке…

И множество других «мелочей», рассказывать о которых скучно и неинтересно. Нет, наверное, кто-то умеет. Я — нет. Мне интересен конкретный результат и всё, что с ним связано.

А конкретный результат — он же антиграв — с каждым днём становился всё реальнее и реальнее.

Конечно, если бы не дедушка Лёша, дядя Юзик, Толик Краснов, Наташа, отец Наташи Илья Захарович со своей уникальной лабораторией (не своей, разумеется, государственной, но он там был полным хозяином), Алмалыкский горно-металлургический комбинат в целом вместе с окружающими его месторождениями, бабушка, прабабушка, тётя Фира, умерший товарищ-геолог дяди Юзика, — ничего бы не вышло. Во всяком случае, не так быстро. Но все эти люди были и приняли в моём деле горячее участие.

Я не просто так упомянул бабушку, прабабушку и тётю Фиру. В конце концов, их пришлось тоже посвятить в нашу затею. Просто потому, что долго скрывать подобное от родных и близких не получится.

Женщины приняли известие о том, что их мужья, сын и внук пытаются сделать устройство, которое чуть ли не в прямом смысле перевернёт мир, по-разному.

— Как дети малые, ей-богу, — сказала тётя Фира, которая, к слову, выполнила обещание и, после избавления от рака, вопреки мнению окружающих и официальной, насквозь атеистической политики государства, покрестилась в православную веру.

— Главное, шею себе не сверните, — вздохнула бабушка. — Ну, то есть, себе-то ладно, но, если, не приведи господь, с Серёженькой что-то случится… Даже думать об этом не хочу.

— И не думай, баб, — сказал я. — Всё будет хорошо, обещаю.

Бабушка опять вздохнула, на этот раз молча.

И только прабабушка Дуня отнеслась к нашей затее философски.

— Делайте, коли охота есть. Всё лучше, чем по кабакам последние портки пропивать.

— Мама! — возмутился дед. — Когда это я по кабакам штаны пропивал? Да ещё и последние?

— Так я и говорю — лучше это, чем то, — сказала прабабушка и прикрыла глаза, показывая, что дальнейший разговор ей мало интересен.

Остался позади июнь. Пролетал, оставляя за собой плавящийся днём от солнца асфальт и душные ночи, июль. Близился август, а вместе с ним и моё возвращение домой — в Кушку.

Во дворе деда созрел виноград. Сладчайший чёрный «кишмиш» и белый «дамские пальчики». С удовольствием уплетал оба. Не забывал и Наташу угощать. Виделись мы не так часто, как могло бы быть и хотелось, но всё-таки виделись.

Нас тянуло друг к другу. Эта была не та безудержная страсть молодых людей, которая заставляет их забыть обо всём и утонуть в объятиях друг друга, нет. Скромнее. Даже гораздо скромнее.

В первую очередь, сказывалась разница в возрасте. Как бы мне ни хотелось, чтобы наши отношения перешли на другой, более интересный уровень приходилось сдерживаться. Тринадцать лет — это тринадцать лет. Даже тринадцать с половиной. Пацан ещё совсем с физиологической точки зрения, только-только волосы начали пробиваться под носом и в других значимых местах. Да, сознание сорокалетнего. И что? Жди, дорогой. Хотя бы год ещё, а там посмотрим.

Понимала всё это и Наташа. Она вообще оказалась гораздо мудрее, чем показалось мне в начале.

— Год нам точно нужно потерпеть, Серёженька, — сказала она мне как-то в минуту близости, когда наши жаркие поцелуи едва не сорвали крышу обоим. — Год. Это не очень много, правда? А там поглядим.

Озвучила мои мысли практически один в один.

Первым был готов лазер. Он же — оптический квантовый генератор.

Испытания провели во дворе у Толика.

Положили на открытую бочку с водой дощечку. На дощечку поставили вертикально спичечный коробок, полный спичек. В двух метрах напротив на штативе для фотоаппарата на той же высоте укрепили лазер.

— Готов? — спросил Толик.

— Готов, — ответил я. — Жги, Кулибин.

Толик врубил лазер.

Тончайший алый луч — чистая усиленная и сконцентрированная энергия прорезал два метра воздушного пространства, упёрся в коробок…

Ш-шшш… Вспышка!

Дым, пламя, запах сгоревшей серы, и пылающий коробок падает с дощечки в воду.

Техника безопасности — прежде всего.

— Класс! — кричит радостно Толик. — Класс!! Ты видел? Получилось!

— Отлично, — говорю я. — Давай ещё разок.

Теперь на пути лазерного луча встал солдатик, вылепленный из пластилина.

Секундомера у меня нет, но я и так вижу. Четыре секунды требуется лазерному лучу, чтобы выплавить в груди пластилинового храбреца почти сквозную дыру, после чего солдатик падает в воду.

— Достаточно, — говорю я. — Отличная работа, Толик, спасибо. Держи.

Достал два червонца, протянул Толику. Мой новый товарищ взял деньги с таким видом, словно увидел их впервые.

Я протянул ещё три рубля:

— Премия.

— Зачем? На двадцатку же договаривались.

— Дают — бери, бьют — беги. Тебе что, деньги не нужны?

— А у тебя лишние, что ли?

— Как знаешь, — я убрал трёшку в карман. — Значит, ещё раз спасибо тебе громадное. То, что надо получилось.

— Было интересно, — сказал Толик. — Больше ничего не надо?

— Может быть, и понадобится, — обнадёжил я его. — Но не сейчас.

— Если что — свисти.

— Обязательно.

Затем, почти одновременно с готовностью лазера, отец Наташи сообщил, что у него, кажется, получилось изготовить по моим размерам иттрий-ниодимовые провода и лантано-бариевые стержни, а дядя Юзик довёл до моего сведения, что золотая проволока двух видов ждёт своего применения.

— Металлы я провёл по документам, как необходимые материалы для экспериментов с высокотемпературной сверхпроводимостью, — сказал он. — У нас не чисто научная лаборатория, больше производственная, а то значит план и всё прочее. Но определённая свобода в направлении исследований имеется. Спасибо начальству, конечно.

— Вам спасибо, Илья Захарович. Громадное спасибо. Что я вам должен?

— Ты про деньги, что ли? Забудь. Государство, считай, заплатило.