Интеллект в подарок. Тетралогия

***

Итак, я поднял Марию на руки и вынес из вагона. Руки у неё уже отрасли до локтей, а ноги – до колен. Мне хотелось скрыть ото всех её инвалидность. Скоро от этой инвалидности не останется и следа и как тогда объяснять окружающим её исцеление. Расчёт был на то, что нам удастся добраться до дома незаметно. Под покрывалом не видно ни рук, ни ног, а что на руках её несу, так это легко объяснимо и понятно.

Объяснил носильщику, что мне нужно такси и пообещал ему червонец. Вскоре мы уже ехали в автомобиле. Квартира моя располагалась в доме на Пушечной улице, за Неглинкой. Я не был дома полтора года. Последний раз я был здесь в конце мая прошлого года перед отправкой в Монголию, где за месяц до этого у нас случился очередной военный конфликт, на сей раз с японцами на реке Халхин-Гол.

Между тем, мы приехали. Из подъезда выбежали Шура с Верой и с визгом кинулись мне на шею, стоило мне только покинуть салон автомобиля. Связь с ними я установил сразу же, как только приехал в Москву. Когда я уезжал в Минск два года тому назад, то мы договорились, что связь будем поддерживать регулярно.

Я расплатился с таксистом и вытащил из автомобиля Марию. Девчонки тут же с любопытством уставились на неё.

- Какая хорошенькая, - хором пропели они, лукаво поглядывая на меня.

Маша в моих руках опять запунцовела. Русский язык я ей поставил ещё в Испании, и она прекрасно всё понимала.

- Потом, девчонки, всё потом. Давайте домой зайдём.

Девчонки похватали вещи и потащили чемоданы и баулы в подъезд, забыв о конспирации, запрещающей им демонстрировать окружающим свою возросшую физическую силу. Пришлось напомнить им об этом, чтобы умерили пыл, по мысленной связи, конечно. Я своих квартиранток старался никогда не обижать. А если хотел сделать замечание, то всегда делал это только по мысленной связи. Так получалось не обидно, и они на меня не сердились и не обижались, а послушно "брали под козырёк".

Наконец, добрались до квартиры, она была на третьем этаже. Квартира только называлась трёхкомнатной, а на самом деле, каждая комната представляла собой пару комнат. Просто вторая комната отделялась от первой не капитальной стенкой, а символической занавеской, которую при нужде легко было превратить в хорошую перегородку с отдельным выходом в коридор. То есть, при небольшой перестройке она превращалась в 6-комнатную квартиру. Пока этого не требовалось. У Веры и Шуры были здесь свои комнаты, и я не возражал против их присутствия. Сделали небольшое переселение. Я переехал в комнату Веры, а её вместе с Машей поселили в моей, самой большой комнате. Шура вместе с мужем осталась там же, где и была.

Да, Шура успела выйти замуж, и я одобрил её выбор. Сначала они жили у родителей Шуры, но когда я узнал об этом, то разрешил ей поселиться вместе с мужем, Дмитрием Перепёлкиным, в одной из комнат моей квартиры. Но не официально, прописаны они остались по месту жительства родителей Шуры. Официально в квартире был прописан я один. А о том, чтобы никто на неё рот не разевал позаботился старший майор государственной безопасности, товарищ Харитонов.

Общий сбор устроили на кухне, потому что, Маша утомилась, переволновалась и по прибытию быстро заснула. Состояние Марии постоянно было на моем контроле. Вот и сейчас, обследовав её, диагност разрешил при условии соблюдения хорошей полноценной пищи и постельного режима ускорить процесс восстановления конечностей. Все сдерживающие их рост факторы исчезли и можно было врубить этот процесс на полную катушку.

С этого и началось наше совещание. Я выделил девушкам деньги и они побежали в магазин закупать продукты. Всё, что только найдут. В квартире был даже холодильник. С холодильником вообще была та ещё история.

Где-то ближе к новому 1936 году, когда мы с девчонками только-только успели отпраздновать наше новоселье, в гостиницу Метрополь прибыл из Швеции груз, здоровенный холодильник на моё имя. Отправителями значились Арвид и Хильде Фрайберги. В сопроводительном письме сообщалось, что здоровье их девочки Улве окончательно восстановилось. Далее, они писали, что даже если её выздоровление есть божье проявление, и я к этому событию не имею никакого отношения, то всё равно оно произошло с моим участием и потому они слёзно просят принять от них этот скромный дар. Кроме того, они просят моего разрешения о продолжении нашего знакомства, и позволить Улве приезжать иногда в Москву для встречи со мной.

Пришлось дар принять, чтобы не обидеть хороших людей и послать ответный дар для Улве. Я подарил ей малахитовый браслет и в письме посоветовал носить его на руке и не снимать. Разрешил только передвигать его вниз по руке, по мере роста Улве. Написал, что браслет волшебный, и он будет хранить девочку от всяческих напастей.

Из браслета я сделал многофункциональный артефакт. С одной стороны, это был защитный артефакт. Две тысячи единиц маны, хранящиеся в нем позволили бы девочке остаться в живых, даже в случае, если бы она попала под танк, не говоря о случайной пуле или какой катастрофе. С другой стороны, это был целительский артефакт, типа гомеостата. Он отслеживал состояние здоровья и быстро приводил организм в порядок при различных заболеваниях или травмах. Девочке не была страшна никакая чума, не говоря о переломах и прочих неприятностях взрослеющей девочки. Установил ей по метке на браслете ПНМ-плюс, пусть растёт умницей. Получается, что она для меня навроде крестницы, а я для неё типа крестного папаши. Породнился нежданно-негаданно.

С тех пор посылаем друг другу поздравительные открытки. Я поздравляю эту семью с Рождеством и с днём рождения их короля, они шлют мне поздравления с Рождеством, днём Интернационала и годовщиной Октябрьской революции. А ещё я завёл за правило посылать Улве пустяковые подарки на 24 июля, день нашего знакомства. В прошлом году подарил ей матрёшку, а в этом году послал из Испании кляссер с набором испанских марок, не знаю, дошёл подарок или нет. Ну, не придумал я, что ещё можно подарить 15-летней девчонке, находясь в воюющей стране.