Столичный доктор

* * *

Домохозяйка со слугой мигом испарились — побежали на улицу узнавать новости, а я с трудом освоившись с поручнями колес, подъехал к окну. Дождь уже закончился, даже выглянуло из-за туч солнышко. Но ненадолго — почти сразу умотало обратно. Ненавижу такую погоду — ни рыба, ни мясо…

Находился я на третьем этаже каменного дома, внизу кипела городская жизнь — ехали по мостовой пролетки, шли пешеходы. Все сплошь в старомодной одежде — сюртуках, шинелях, крестьяне носили что-то вроде армяков. Ни одного москвича без головного убора! Женщины в шляпках, многие еще и в вуалетках. На мужчинах — кепки, котелки… Кино натуральное.

На перекрестке я увидел настоящего городового — усатого, с шашкой-селедкой на боку. Делал он примерно ничего — прохаживался туда-сюда, покрикивая на бегающих пацанов. Удивленно глядел на церковную колокольню, подкручивая ус.

На всякий случай я себя ущипнул. Конечно, бывает и сложный бред, с болевыми синдромами, галлюцинациями… Но явно не в этом случае. Приоткрыл окошко, принюхался. Пахло дождем и… говном. Точнее навозом, что производили десятки лошадок, едущих по улице. Судя по оживленному движению, я очевидно нахожусь где-то в центре Москвы, но где? Надо бы очень аккуратно разузнать.

Пока я размышлял над своей печалью, набат усилился, движение на улице остановилось. Люди начали кучковаться, женщины вытащили платочки. Городовой, придерживая шашку куда-то убежал, на перекрестке случился натуральный затор — конке преградила путь большая телега. Раньше такие называли «ломовыми».

Я закрыл окно, задумался. Это стопроцентное прошлое. Царская Россия, конец девятнадцатого века. Лучше не придумаешь! Дальше русско-японская война, революция пятого года, первая мировая, революции семнадцатого, гражданская война, тиф, голод — один беспросветный ужас для простого человека. Да и непростых за все это время выпилят столько, что волосы шевелятся. Впрочем, до всего этого надо еще дожить.

Внизу хлопали двери, я потрогал свои ноги, резко ударил по коленям. Чувствительность явно снижена, но она есть! Значит, у нас тут, скорее всего, компрессионный перелом позвонков и сдавление. Или какое-то смещение. Хотя последнее вряд ли. Но это восстанавливается. Это я знаю точно — все-таки закончил медицинский факультет с красным дипломом. Аксоны могут вырастать заново, Дикуль не даст соврать.

Ладно, это все позже, это все ждет. Я навалился на колеса, хоть и через боль, но смог проехать в соседнее помещение. Это был классический кабинет ученого — с большим столом, креслом, шкафами забитыми книгами. На стене висел портрет бородатого мужчины. Вестимо дело, картина любому медику знакома. Кто ж не знает Сергея Петровича Боткина? Самый распоследний троечник уверенно расскажет, что это тот самый основоположник, который гепатит А изобрел. Круче него только Пирогов, да и то — местами.

Я подкатил к столу, открыл ящики. Паспорт, диплом, аттестат, рекомендательные письма… Евгению Александровичу Баталову было тридцать одни год. Уроженец Тамбовской губернии, из имения Знаменское. Дворянин, православный. Образование — домашнее, затем московская губернская гимназия. Полный курс. В двадцать лет поступил в Московский императорский университет на медицинский факультет. Окончил блестяще, высшие отметки по всем дисциплинам. Остался на преподавательской работе, вел научную деятельность. Судя по статьям, Баталов занимался патолого-анатомическим направлением, а также топографической анатомией в куче с оперативной хирургией. После того как Пирогов придумал резать замороженные трупы, чтобы органы не смещались, это стало весьма популярным делом. Причем делал это доцент публично, в московских клиниках — об этом свидетельствовали многочисленные черно-белые фотокарточки, размещенные в специальной папке. Все участники в обычной одежде, никаких белых халатов, шапочек и повязок на лицах.

Библиотека была представлена медицинскими изданиями, анатомическими атласами и справочниками. Впрочем, была и классика — Толстой, Пушкин… Впрочем, какой Толстой классик? Хотя основное вроде уже написал.

Я убрал документы в стол, задумался. В ящиках была пачка писем — явно корреспонденция с родственниками. Надо бы все изучить, чтобы понять насчет новой семьи. Я попробовал слово семья «на вкус». В моей прошлой жизни, жена, как только узнала о БАСе — почти сразу ушла. Родители к этому времени успели умереть, детей у меня не было. Просто не успел. Болезнь сделал меня одиночкой-затворником. Только студенты и коллеги иногда навещали. Какая ирония, да? И там и здесь МГУ, медицинский факультет. И специализация — почти одинаковая. «Там» я занимался полостной хирургией, слыл универсалом… Я горько засмеялся. Как же, король операционной, под Стиви Рэй Воэна первый разрез всегда делал… Эстет, блин. Подамся в фармакологию — не напрасно же почти три года медпредставителем впахивал, презентации готовил, статьи в «Ланцете» читал, пытался кухню эту понять. Вот сейчас вспомню технологический цикл производства пенициллина вместе с силденафилом — и можно ехать на верфи, стометровую яхту заказывать.

Наконец, звон колоколов на улице прекратился, воцарилась странная тишина.

Я опять подъехал к окну. По проезжей части шел крестный ход — православные несли хоругви, кресты… Людей в черном прилично так прибавилось.

Интересно, почему все-таки на стене у Баталова висит не Павлов, не почивший царь-батюшка, а Боткин-старший? Может он был учителем у доцента?

— А вот, вы где! — в кабинет зашел Кузьма. — А раньше со спаленки то уезжать отказывались!

— Прогресс, — покивал я. — Ну что там с царем?

— Помер, — вздохнул слуга. — В Ливадии. Это же где такое место то?

— В Крыму, — буркнул я, задумавшись. И вовсе не об Александре III, а о том, «где деньги, Зин?». В ящиках стола наличность отсутствовала. Кошелька я тоже не обнаружил — Кузьма, а куда ты дел деньги?

— Не трогал я вашего Ломоносова! — слуга испугался и даже отступил обратно к двери.

— Какого Ломоносова? — удивился я.

— Ентого, — Кузьма ткнул пальцем в бюст Михайла Васильевича на столе. Массивный такой, сантиметров сорок высотой. Это значит там у Баталова заначка? Похоже на секретный сейф.

— Не пугайся, Кузьма, сам же говорил, что долги у нас. Надо разобраться.

Да и студенты пишут про финансовую пропасть. Или это Баталов им жаловался? Мне очень захотелось взглянуть на себя «нового».

— Вот что, принеси-ка мне зеркало.

Слуга облегченно вздохнул, мигом испарился. А я подъехал к бюсту, потрогал его. Стоит словно влитой. Я, морщась от боли в пояснице, заглянул под стол. А точно вмурованный! Вон и массивные шляпки болтов видны. А гайки, стало быть, там, внутри. Я еще раз потрогал бюст, погладил Михайла Васильевича по голове. Умнейший человек, уникум. Только вот как открыть этот сейф?