Крымская война. Попутчики

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

I

Гидрокрейсер «Алмаз»

8-е сентября 1854 г.

Сергей Велесов, попаданец

Корабли идут в строю пеленга. «Заветный» держится на правом крамболе «Алмаза»; высоченный ходовой бурун, разведенный миноносцем, временами скрывает полубак.

«Дениз бога», наша «полетная палуба», как говорят американцы, остался милях в семи за кормой. Сейчас с него спускают на воду гидропланы, укладывают в кабину мелкие - до двух пудов весом - бомбы.

Половину ночи новоиспеченный авиатендер шел на двенадцати узлах, едва поспевая за «Алмазом». Инженерный прапорщик, отряженный в машинное отделение «Морского быка» божился, что и это многовато для изношенных механизмов. К рассвету корабли заняли позицию впереди и южнее по курсу каравана, и гидропланы нанесли союзникам несколько визитов. Сегодня ожидалось продолжение концерта.

Я, в который уже раз за утро порадовался, как нам повезло; волнения почти нет, над морем легкий ветерок. Идеальные условия для полетов. Связь тоже не подкачала: рации били с палубы на добрых полтора десятка километров, а с гидропланов - почти вдвое дальше.

Когда делили УКВ-передатчики, случился небольшой скандал. Зарин хотел непременно наладить голосовую связь с «Заветным», но мы с фон Эссеном встали стеной: одна из раций отправится на «Дениз бога» и точка! В итоге, командир крейсера уступил, и связь с «Заветным теперь поддерживают по старинке, морзянкой. С авиатендера радиообмен вел мичман Энгельмейер, в воздухе царил бравый прапорщик, а должность диспетчера этой «радиосети» досталась, ясное дело, мне. Зато теперь я был в курсе всех дел отряда.

А их - дел, то есть, - хватало. Например, вечером неутомимый Кобылин намешал на полуюте «Морского быка» два ведра кустарного «молотов-коктейля» - из олифы, скипидара и машинного масла. Летнаб вместе с мотористом аппарата Цивинского, неугомонным Рубахиным, до ночи провозились с терочными запалами. На них все спичечные коробки, которые удалось только раздобыть, зато теперь ящик, набитый бутылками из-под рома, дожидался своего часа, чтобы занять место в кабине. Фон Эссен узнав об инициативе Кобылина, скептически хмыкнул, но препятствовать не стал: бомб все равно не хватало, а бутылки, глядишь, и разожгут на палубах британцев пожар-другой. Если, конечно, Кобылин попадет.

Рация ожила:

- «Алмаз», «Алмаз», тридцать второй в канале, проверка связи.

- Тридцать второй, слышу вас хорошо. Отбой.

Это Лобанов-Ростовский. Прапорщик невыносимо горд своей новой ролью, тем более, что сегодня от него и правда, многое зависит. «Алмаз» и «Заветный» торопятся напересечку каравана; капитан первого ранга Зарин намерен обстрелять с большой дистанции ордер охранения, заставить повернуть навстречу русским. Повернут, никуда не денутся - не в характере гордых бриттов ждать, пока их расстреливают с дальней дистанции. А затем, форсируя машины, (в кочегарках припасено несколько бочек мазута, им будут поливать уголь, прежде чем забрасывать в топки) по дуге обойти охранение и атаковать транспорта.

Правда, в голове одной из колонн идет «Наполеон». А еще там французские пароходофрегаты с пексановскими пушками. Но они забиты солдатами и лошадьми экспедиционных сил; хорошо, если смогут стрелять орудия верхней палубы. В батарейных же палубах настоящий Ноев Ковчег, о нормальной работе расчетов можно забыть.

«Алмаз» с миноносцем ворвутся в походные колонны транспортов, как волки в овчарню. Пушки Канэ уверенно кладут снаряды в цель прямой наводкой с полутора-двух километров. Это будет не бой, а бойня.

Если... если только корабли охранения маневренные, хоть и тихоходные, не прижмут нас к линейному ордеру. Чугунные ядра способны натворить бед, если угодят с трех-четырех кабельтовых в небронированный корпус бывшей яхты или миноносца. Дымный порох в круглой бомбе много слабее начинки осколочно-фугасного снаряда, но ведь и такой взрыв разбрасывает во все стороны острые, как бритва, чугунные осколки. Они калечат механизмы, дробят в стеклянную пыль линзы прицелов и дальномеров, выкашивают расчеты, прикрытые лишь парусиновыми обвесами.

С расстояния в несколько миль даже самый внимательный наблюдатель, вооруженный отменной цейсовской оптикой, не сразу разглядит выросший у форштевня бурун – точное указание на то, что корабль резко увеличил скорость. «Воздушному» зрителю корабли кажутся неподвижными, и далеко не всякий сможет верно определить курс цели. И если прозевать момент поворота, не уловить прироста скорости - дистанция между загонщиком и добычей начнет быстро сокращаться. А «длинная» тридцатидвухфунтовка, каких немало на английских кораблях, на предельном возвышении бросает ядро на милю с лишним. Да, попасть на таком расстоянии - задачка из области ненаучной фантастики, но английские артиллеристы умеют пользоваться квадрантами, кому-то из них может повезти.

Чтобы этого не допустить и нужен Лобанов-Ростовский с его «Кенвудом». Прапорщик полтора года летает с Марченко; он умеет определять и скорость, и курс с любого ракурса, на запредельной для других летнабов дистанции. Но... море сплошь покрыто британскими кораблями; матросы на них бесстрашны и умелы, и приказы им отдают лучшие военные моряки на свете - офицеры Королевского Флота. И пусть против них играют пятьдесят лет технического прогресса - горько пожалеет тот, кто недооценит такого врага. Корветы и пароходофрегаты Роял Нэви сделают все, чтобы поймать наглецов в перекрестия своих курсов, и только от прапорщика, что сидит сейчас на левом сиденье, зависит, получится это у них, или нет.

***

- Лево десять!

- Есть лево десять! - отозвался рулевой и закрутил штурвальное колесо. Латунный обруч, начищенный до зеркального блеска, обдал людей на мостике солнечными зайчиками. - Руль лево десять!

- Как катимся?

- Медленно влево!

Я вгляделся в горизонт, отыскивая хотя бы самую мелкую зацепку. К примеру, вон то облачко...

Бушприт и правда сместился влево - еле-еле заметно.

- Отводить!

- Есть отводить! - лакированные спицы замелькали в обратную сторону. - Руль прямо!

- Как на румбе?

Рулевой сощурился на картушку компаса:

- На румбе тридцать шесть!

- Так держать!

- Есть так держать!

Зарин выдернул из амбушюра кожаную пробку:

- Машинное! Держать три четверти!

В переговорной трубе заклокотало, захрипело. Командир крейсера удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне:

- Голубчик Сергей Борисыч, что у летунов?

Я зашарил на поясе, нащупывая рацию. Неудобно-то как: засмотрелся на военно-морские экзерциции, а о своих обязанностях забыл.

- Тридцать второй, я «Алмаз», доложите, прием!

- Я тридцать второй, взлетели, идем к вам. Встречайте!

Голос Лобанова-Ростовского звучал громко, отчетливо. Я собрался повторить доклад, но Зарин отмахнулся: не надо мол, сам слышал.

Разведчик появился минут через семь. Прошел над самыми мачтами, дважды качнул плоскостями - желтый перкаль насквозь пронизывали лучи утреннего солнца. Летнаб засемафорил шлемом, Зарин помахал в ответ. Гидроплан задрал нос и полез вверх, уменьшаясь до размеров шмеля... мухи... звенящей точки...

Я проводил его взглядом. Сегодня князь летит с Марченко, на их аппарате. Фон Эссен возглавит ударное звено - три М-5 с бомбами и пулеметами: номер девять мичмана Цивинского; Корнилович, который летит на аппарате покалеченного Качинского, и собственный Эссена, «тридцать седьмой». Никто, ясное дело, не ждет, что авиаторы перетопят пол-эскадры: при Зонгулдаке из трехсот разнокалиберных гостинцев в корабли попало только три. А вот устроить сумятицу в походных колоннах - это сколько угодно, это запросто. Десятки пароходов, за каждым по два-три парусника на буксире; при некотором везении каша получится знатная.

Марченко с Лобановым-Ростовским предстояло как минимум, три вылета, и все без бомб. Впрочем, я не сомневался, что своенравный князь прихватит свой драгоценный «Льюис». Эссен, по моему совету, оставил одну из машин на авиатендере, чтобы экипаж «тридцать второй» мог, истратив горючку, немедленно вылетать, а не ждать, пока мотористы заправят и обнюхают их собственный аппарат. Ну не верю я, что капризные «Гномы» осилят два вылета подряд, без минимальной профилактики!

Да, этой парочке придется несладко; а что делать, не менять же в разгар боя экипаж разведчика? Пока пилот сориентируется, пока поймет, где транспорта, а где ордер прикрытия, где французы, а где британские корабли...

***

- Вот и они, судари мои... - произнес командир «Алмаза». - Что ж, еще полчаса, много три четверти, и сможем поприветствовать господ союзников.

Узкая полоса над самым горизонтом наливалась неопрятной чернотой. Это дымили сотни труб - британских, французских, турецких. Черноморское небо пятнала сажа кардифа, сгорающего в топках пароходофрегатов, винтовых линкоров и транспортов, груженых так, что они сидят по самую ватерлинию.

Снова ожила рация:

- Алмаз, я тридцать второй. К осту двадцать восемь по вашему курсу, миль семь - трехмачтовое судно. Идет под парами, пушки на палубе.

Я выкрутил регулятор громкости до упора, и теперь доклады Лобанова-Ростовского слышали все на мостике.

- Отлично! - Зарин заулыбался, потирая мясистые ладони. - Это фрегат или корвет охранения; примем к осту, обойдем. Незачем нам с ним сейчас бодаться. Сергей Борисыч, пусть глянут, что у нас слева по курсу?

Я отжал тангенту:

- Тридцать второй, это «Алмаз». Сместитесь к запа… к весту, мили на три, осмотритесь. Как поняли, прием?

- «Алмаз», тридцать второй вас по...

Ответ прапорщика заглушила трель горна; ее подхватили боцманские дудки и колокола громкого боя. Сразу сделалось шумно и тесно, но лишь на несколько мгновений. Заскрежетали запорные ручки, залязгали броняги и крышки иллюминаторов. Расчеты разлетелись по плутонгам, по всему кораблю вновь воцарился торжественный, строгий предбоевой порядок.

А горн заливался:

Наступил нынче час,

Когда каждый из нас

Должен честно свой выполнить долг...

Долг!

До-олг!

До-о-олг!

Прав Пикуль, прав. Тот самый мотив.

II

ПСКР «Адамант»

8-е сентября 1854 г.

майор ФСБ Андрей Митин

Ну вы, Андрей Генадьич, и подсуропили! Надо было додуматься: снять группу с «Адаманта» и отправить в Одессу с этим греческим жуликом!

- Жулик, значит? - хмыкнул Андрей. - А кто его на борт притащил, Пушкин?

Они с Белых стояли у среза палубы на вертолетной площадке, и наблюдали, как боевые пловцы споро перекидывают на «Клитемнэстру» оружейные кейсы, баулы, рюкзаки, ящики с оборудованием и патронные цинки.

«Клитемнэстрой" называлась шхуна греческих контрабандистов. Когда Андрей узнал, что это мудреное имя кораблик получил ни много ни мало, в честь героини «Илиады», он лишь изумленно покачал головой. Не всякий рискнет назвать свой корабль в честь дамы, раскроившей топором череп неверному мужу и его пассии.

На греческую скорлупку грузились боевые пловцы капитан-лейтенанта Белых - половина отделения со всем штатным снаряжением. И даже сверх того: за кормой на низкой волне покачивался «Саб Скиммер». Дядя Спиро, несомненно, рад пассажирам - теперь он кум королю, никакие пираты не страшны. Если, конечно, здесь водятся пираты...