Светлейший князь 3

* * *

Еще в древности македонский царь Филипп Аминтович, отец Александра Великого, говаривал про чудесные способности осла, груженного золотом. Ослов у нас не было, да и золотом разбрасываться налево-направо, можно пробросаться. Но у нас было серебро и лошади. За первые партии железного сырья и руду серебро уже было получено, а тут речь зашла о получении серебра в виде дани.

Железо как известно притягивается магнитом, мухи летят на мед, а некоторые люди готовы на все ради золота, серебра или каких-нибудь драгоценных камней. Посланец Бээзи-нойона был именно из такой породы людей. За десть лянов серебра он согласился поехать в гости к нашему зайсану на правый берег Енисея.

В специально поставленной юрте гостю был организован соответствующий прием. Посланца с юга встретили как самого дорогого гостя и он получил дорогой подарок, еще десять лянов серебра. К завязавшейся беседе присоединились Лонгин и Ванча. Их появление посланца Бээзи-нойона не удивило и не смутило. Хозяин, зайсан нашего Западного сумона, через пару минут вышел из юрты и переговорщики остались тет-а-тет. Тридцать лянов серебра и алкоголь развязали гостю язык и он рассказал всё-всё-всё.

Императорский наместник великий цзяньцзюнь, по-нашему генерал-губернатор, с резиденцией в Улясутае, не совсем в курсе происходящего у нас, но он знает главное: поступление очередного полного пушного налога из Урянхая под угрозой. И всё происходящее у нас уже не события местного значения. Поэтому амбын-нойон и пытается решить проблему своими силами.

Но Сайон-нойон хан Норбожав, сын Дэчинжава в курсе происходящего. Если пушного налога не будет, то в Урянхай придет большая армия, а новая война совершенно не нужна и он хочет вмещаться.

Сайон-нойон готов помочь Уюк-нойону зайсану Ольчей-оолу и принять его под свою руку для передачи его налога в Улясутай.

Всё это говорилось долго и замысловато, Ванча почти пятиминутную речь собеседника изложил Лонгину в пяти предложениях. Лонгин и сам все понял, что говорил тувинец, но виду не подал. Мы договорились, что он не будет афишировать свои знания языков.

Посланец Бээзи-нойона был не тувинец, а монгол и Лонгин решил, что он приехал от самого хана Норбожава или из канцелярии императорского наместника.

Повернувшись к Ванче, чтобы монгол не видел, Лонгин подмигнул алтайцу и сказал:

— Скажи ему, что Ольчей-оол согласен, но амбын-нойон должен прекратить нападать на нас и никто не должен вмешиваться в наши дела, только уплата налога. А что бы нас лучше поняли, мы даем в этот раз тысячу лянов серебра и каждый год будем давать по пятьсот лянов. И никто не будет мешать нам торговать с левым берегом Енисея. А китайский поселок в устье реки Элегест будут принадлежать нам.

То, что Лонгин сказал по-русски за полминуты, Ванча говорил минут пять. Монгол всё хорошо и правильно понял и только спросил, когда будет налог и серебро.

Лонгин усмехнулся и глядя в глаза собеседнику сказал:

— Ванча, медленно переведи каждое мое слово. На этом месте зайсан Ольчей-оол должен получить от чиновника из канцелярии великого цзяньцзюня грамоту, в которой будет написано всё, о чем мы договорились. И тут же он передаст вашему чиновнику налог и серебро. Но наши люди будут сопровождать вашего чиновника до ставки великого цзянцзюня и получат соответствующую охранную грамоту.

Монгол выслушал Ванчу совершенно безразлично, ни один мускул не дрогнул на его лице, в безжизненных рыбьих глазах ничего не промелькнуло.

Глядя вслед уезжающему гостю, Ванча задумчиво проговорил:

— Лонгин Андреевич, а ты заметил, про нас ни слова. А ведь главные преступления Ольчея и Мергена то, что они общаются с нами. Император, тот, что в Пекине сидит, запрещает своим подданным общаться с иностранцами.

Лонгин изумленно посмотрел на Ванчу, по имени отчеству его еще не называли.

— Ванча, а тебя как крестили? — ни с того, ни с сего спросил Лонгин.

— Иоанном, поэтому и зовут Ванчей, — алтаец вопроса не ожидал и ответил не сразу.

— А отца твоего как звали? — следующий вопрос был для Ванчи не менее неожиданным.

— Не знаю. Меня вырастила бабушка, она почему-то про родителей ничего не говорила.

— А крестным кто у тебя был? — продолжил допрос Лонгин

— Маркшейдер с завода, он меня и спас.

— А как звали? — хитро прищурился Лонгин.

— Иван Иванович, — уважительно и с любовью ответил Ванча.

— Вот и ты теперь будешь Иван Иванович. Не солидно получается, ведешь переговоры с иностранной державой и Ванча. Вам всё понятно уважаемый, Иван Иванович? — последнюю фразу Лонгин произнес как артист на сцене произносит знаменитую фразу Гамлета.

— Понятно, — ошеломленно ответил Ванча, но тут же перехватил инициативу и сразил собеседника наповал.

— А фамилия моя пусть будет Байгаров, — и сразу же объяснил почему. — Мы с бабушкой жили около Байгары.

— А что это такое? — спросил ошеломлённый Лонгин после долгой паузы.

— Гора такая, мой род там жил, а в тот год, когда умерла бабушка, я ушел оттуда, — в голосе Ванчи появились нотки горечи и Лонгин решил сменить тему.

— Так вот, Иван Иванович, объясняю. Тысяча лянов серебра, обещанные нами, это в здешних краях большие деньги. Ты обратил внимание, как он назвал Ольчея? Уюк-нойоном, то есть признание его владетельных прав вопрос решенный. Но у нашего зайсана просто не может быть такого количества серебра, значит оно наше. И монгол это отлично понимает, — Лонгин внимательно посмотрел на собеседника, понимает ли он. — А раз мы сами предлагаем серебро, значит мы согласны быть данниками этим узкоглазых. А для ихнего богдыхана это главное и для всех этих амбаней и цзяцзюней тоже. А понять, что реальное положение дел иное, у них даже мозгов не хватает. Хотя этот монгол очень непрост. Мне вот показалось, что он хорошо разыграл перед нами алчность и опьянение.

Лонгин помолчал и продолжил своё объяснение ситуации.

— Ты русскую историю знаешь?

— Очень мало.

— Так вот Россия много лет платила дань крымскому хану. И перестала платить дань только при царе Петре, — кто такой царь Петр Ванча знал и очень был удивлен.