Сайберия. Том 1

Глава 14

— Да тряпку-то выжимай! — проворчал Трофимов. — И что толку, что ты ею елозишь туда-сюда? Только грязь размазываешь!

Аксаков лишь ещё больше сморщился и продолжил вяло шевелить шваброй, неловко держа её на вытянутых руках, будто боясь запачкаться. Зацепив ведро с водой, едва не опрокинул его на брюки Трофимову.

— Ты издеваешься, что ли? — зашипел тот, покраснев с досады до кончиков своих оттопыренных ушей. — Ну-ка, дай сюда!

Вырвав швабру из рук второкурсника, ушастый стащил с неё тряпку, прополоскал в ведре и, выжав, ловко протёр проход между столами, сметая объедки и оставляя за собой полосу влажного блестящего пола.

— Ну не привык я полы мыть, — фыркнул Аксаков. — У нас этим прислуга занимается. И вообще, я жаловаться буду! Отец за меня платит восемь сотен в год, да сверх того жертвует институту. И за что? Чтобы потомственного дворянина шпыняли тут, как какого-то солдафона?

— Не стоит, Игорь. С Кабаном лучше не связываться. Он и есть старый солдафон, от того и перегибает порой. Не принимай близко к сердцу, — посоветовал Кудеяров, тоже лениво, чисто для проформы, елозящий тряпкой по столу. За него вовсю отдувались дружки — Кочанову вообще швабры не досталось и он, засучив рукава, протирал пол внаклонку, смешно пятясь между рядами столов.

— Понимаю, — скривился Аксаков. — Просто это всё… унизительно.

— Ну надо же, ваше благородие заставили ручки испачкать… — зло процедил Трофимов, продолжая натирать пол со скоростью, которой позавидовал бы игрок в кёрлинг.

— Ты повякай мне ещё! Тебе-то не понять, что такое честь дворянская. И элементарное самоуважение.

— Где уж мне! — огрызнулся ушастый. — Мой-то батя не из благородных, всю жизнь на приисках под Тобольском служит.

— Да уж слыхали, что там за прииски, — презрительно фыркнул Кудеяров. — Так и говори — надзиратель над каторжанами.

— Так и есть. И стыдиться тут нечего. Государева служба. Тоже важная по-своему. И вообще, благодаря ей, у бати есть возможность меня выучить и в люди вывести. И не только меня. Нас в семье пятеро, не считая девок.

Не найдясь, что ответить, Кудеяров лишь снова усмехнулся. А Трофимов, закончив ряд, снова сполоснул тряпку и продолжил:

— А по поводу дворян… Батя как-то историю рассказал. Очень она мне запомнилась. Рассказать?

Он обвел нас взглядом. Я кивнул, Полиньяк тоже поддержал идею. Мы стояли чуть в стороне — свой участок мы уже убрали, к тому же большая часть работы была взвалена не на нас, а на зачинщиков драки.

Аксаков безразлично пожал плечами.

— Так вот, — продолжил Трофимов, опираясь на швабру. — Каторжане на прииске разные бывают. И как-то раз прислали по этапу какого-то политического. Не то анархист, не то еще какой революционер. Из дворян. Не нефилим, конечно — тем-то законы обычные не писаны. Но какой-то граф, не меньше. Чистенький весь такой, спина ровная всегда, идёт — будто воду расплескать боится.

— Ну-ну. И чего дальше? — заинтересовано спросил Пушкарь. Да и остальные начали слушать внимательнее.

— И вот местные в первый же день начали гадать, а как же эта гордая птица будет осваиваться-то. Ну, ладно там нары, баланда тюремная и прочее — к этому он уже должен был привыкнуть немного. Не сразу же его из тёплой постельки туда вытащили. Но, к примеру, сортир там был общий, один на весь барак, в котором под сотню душ наберётся. И, уж можете представить, как он был засран, уж простите за подробности. Туда даже просто войти-то было страшно, и смрад такой стоял, что с ног сшибал.

Аксаков картинно поморщился, всем видом показывая, что ничего другого и не ожидал. Дружки же Кудеярова заржали, подбадривая рассказчика.

— Ну, в общем, всем отрядом караулили, когда же граф по нужде-то пойдёт. Вот, мол, умора-то будет. И после ужина, смотрят — навострил он лыжи. Подходит он, значит, к сортиру этому, открывает двери…

Трофимов сделал театральную паузу, чтобы немного помариновать слушателей. Тут уже и сам Аксаков не выдержал и поторопил его:

— Дальше-то что?

— Что, что… Открыл двери, постоял, посмотрел на всё это безобразие. Развернулся и ушёл. Каторжане, да и надзиратели, со смеху покатываются. Думают, чего это он — терпеть собрался? Или жаловаться коменданту? А граф тем временем сходил в барак и вернулся оттуда с вёдрами, щёткой, тряпками, бруском мыла. Засучил рукава и в одиночку отдраил этот сортир так, что там чище стало, чем в арестантской столовой. До самого отбоя трудился.

— Фу! — скривился Кудеяров. — Ну ты мастак брехать! Чтобы граф за каторжанами отхожее место убирал?

— Ага. Размечтался! — добавил Аксаков.

— Так у всех тогда челюсти отпали. Батя потом самолично к графу этому подошёл. Спрашивает, стало быть. А чего это вы, ваше благородие? Не боитесь честь дворянскую замарать-то? Ну, как раз про что Игорёк наш тут распинается.

— А тот чего?

— Ответил, что никакая работа чести его не замарает. А вот жить по-скотски он себе позволить не может, хоть и на каторге. Иначе уважать себя перестанет.

В столовой вдруг стало тихо так, будто снова Кабанов нагрянул. Студенты притихли, задумчиво переглядываясь между собой.

— Кстати, сортир там с тех пор оставался чистым. Сами каторжане убирать стали по очереди. Да и в целом как-то следить за собой стали, — подытожил Трофимов и, увидев подходящую начальницу столовой, помахал ей рукой. — Марьвасильна! Мы закончили.

— Идите уже, — махнула она на нас рукой.

Аксаков и Кудеяров с дружками первыми рванули прочь. Полиньяк же подошёл к Трофимову и протянул ему руку.

— Мы не знакомы. Жак. Жак Полиньяк.

— Правда француз, что ли? — недоверчиво усмехнулся ушастый, оглядывая незадачливого драчуна. Но руку пожал. — Ну а я Глеб.

— Хотел бы принести свои извинения. Мне жаль, что ты из-за меня оказался в числе штрафников. Это несправедливо.

— Да ладно, скажешь тоже, — удивился Трофимов. — Ты-то чего извиняешься? Это те гаврики кашу заварили. Правда, от них извинений не дождёшься. Ладно, проехали.

— Так вы знакомы все? — уточнил я.

— С Кудеяром-то? Ну да. Мы вместе на подготовительном курсе учились. Здесь, при институте, что-то вроде гимназии есть, только учат не с самых малышей, а берут только старшие классы. Ну, и сразу натаскивают по предметам, которые в институте пригодятся. И если экзамены сдашь хорошо — зачисляют бесплатно. Я бы иначе и не пробился бы — отец такую сумму не потянет.

— Кудеяров с дружками тоже на бесплатном, что ли?

— Не, — усмехнулся Глеб. — У всей этой троицы, даже вместе взятой, мозгов бы не хватило столько баллов набрать. Да и мест мало бесплатных. Штук пять по государевой стипендии, и еще штук десять губернатор оплачивает. Правда, отрабатывать потом придётся несколько лет там, где укажут. Ну, так это даже к лучшему. Зато работой точно будешь обеспечен. Кудеярову-то об этом беспокоиться не надо — у папаши денег куры не клюют.

— Да, я слышал, что он сынок какого-то богатея.

— Ага. Правда, одна беда — происхождением благородным похвастаться не может. Но очень уж хочется ему к дворянам примазаться. Говорят, и папаша такой же. Но одними деньгами дворянство не купишь.

— А ты на исследовательском факультете?

— Не. На горно-заводском. На инженера буду учиться, шахты всякие и заводы обслуживать. А вы, стало быть, в охотники за эмберитом подались?

— Вроде того.

Трофимов вздохнул, мечтательно мотнув головой.

— Эх, я бы тоже хотел. Да и поступить было бы проще — на исследовательском больше всего мест. Но батя бы мне за такое башку бы открутил.

— Почему?

— Ну а сам-то как думаешь? Потому и мест на факультете много, что разведчики постоянно требуются. А почему они требуются, сам, небось, смекнёшь? Точнее, куда старые деваются?

Он заговорщически подмигнул и хлопнул Полиньяка по плечу.

— Ладно, француз, приятно было познакомиться. Ты, кстати, молодец. На вид-то — соплёй перешибить можно, а храбрый. Не побоялся отпор дать. А тебя-то как звать, здоровяк?

— Богдан, — я подошёл ближе и тоже пожал ему руку.

— И ты будь здоров. Ладно, бывайте, я в общагу погнал.

— О, постой! — оживился Полиньяк. — Мне тоже туда надо. Покажешь дорогу?

— Ну пойдём. Тебе какой корпус-то нужен?

— Э-э-э…

— Ясно, — рассмеялся Трофимов. — Ладно, там разберёмся. Богдан, ты с нами?

Я на секунду задумался. Все дела в институте вроде бы закончены, можно возвращаться домой. Но слово «домой» по отношению к заброшенной усадьбе, в которой хозяйничает не особо приветливый вампир, не очень-то подходило. Да и времени до вечера ещё полно. Так что можно для начала взглянуть и на общагу.

— Пойдём, прогуляемся.

Как объяснил Трофимов, большая часть общежитий располагается ещё глубже в парке, в отдельном секторе. В этом смысле Горный институт располагается удобно — до общаг всего минут десять ходьбы.

У выхода из корпуса мы снова столкнулись с компанией Кудеярова. Тот с гордостью восседал за рулём шикарного автомобиля, сверкающего хромированными деталями, и что-то рассказывал собравшимся. Я даже сам невольно заинтересовался.

Авто было непривычных для меня пропорций — массивное, со слишком длинной носовой частью, в которой располагался двигатель. Салон больше походил формой на карету, колёса словно мотоциклетные — с толстыми металлическими спицами, и заметно выдаются в стороны из корпуса. Внутри салон отделан кожей и полированным деревом, на приборной панели поблескивает куча каких-то странных рычагов. Мотор явно не бензиновый — работает тише, выхлопной трубы не видно, зато из-под капота торчит несколько блестящих трубок, направленных вниз. Через них то и дело с шипением сбрасывался пар, эффектно стелющийся по земле, как на выступлениях какого-нибудь поп-певца.

— Тут шесть независимых котлов на жар-камне, прогрев всего пару минут. Зато потом с места рвёт так, что и на рысаке не угонишься! — хвастался блондин, гладя руль.

— Бензиновые быстрее, — скептически отозвался один из слушателей, в котором я узнал Аксакова.

— Зато тут с топливом не надо заморачиваться, — возразил другой — рыжий Одарённый, которого я тоже уже видел в столовой. — И вони такой нет.

— Всё равное, мне кажется, за бензиновыми будущее. Там и скорость, и крутящий момент можно гибче настраивать. А эта таратайка что? Считай, паровоз на резиновых колёсах. Прошлый век.

— Не прошлый век, а классика! — обиделся Кудеяров.

Трофимов, да и Полиньяк явно тоже заинтересовались машиной, но останавливаться мы не стали, лишь чуть замедлили шаг, а потом прошли мимо. Тем более что компания автолюбителей внезапно засуетилась, расходясь прочь. Даже сам Кудеяров быстро смылся с водительского кресла.

— Ладно, всё, отец идёт!

Я задержался, оглядываясь. Любопытно было взглянуть, что же там за «влиятельный человек».

Он как раз спустился с крыльца в сопровождении Кабанова, на ходу заканчивая разговор. Они с ректором пожали друг другу руки, и Кудеяров-старший быстрым шагом направился к машине.

Узнал я его сразу. Да, собственно, и сложно было забыть этот бритый череп, остроносое, жёсткое лицо с резко очерченными чертами и круглым стёклышком монокля в правом глазу. Также, как и в «Старом ушкуйнике», он был одет в шикарный костюм-тройку и кожаный плащ с меховым воротником. Два амбала-охранника следовали за ним в нескольких шагах позади. Такие все из себя незаметные, как два борова в курятнике.