41 - 58 Хроника иной войны

* * *

— Товарищ министр обороны, к вам просится на приём товарищ Жуков.

— Кто? — удивлённо оторвал голову от бумаг Рокоссовский.

Жуков — не самая редкая русская фамилия, но первой была мысль о ТОМ САМОМ Жукове, с которым они знакомы ещё с 1924 года, с учёбы в Высшей кавалерийской школе.

— Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, — вытянувшись в струнку, отрапортовал помощник.

Удивляться действительно было чему. После снятия с должности Хрущёва, удавшегося именно потому, что Георгий Константинович, яростно поддерживавший этого политического проходимца, не успел исполнить его просьбу и подвезти в Москву лично преданных Никите партийных работников, отношения между двумя маршалами испортились. При посадке самолёт, в котором летел министр обороны, потерпел аварию, и Жуков оказался в госпитале с переломом позвоночника. А его заместитель Константин Константинович Рокоссовский этого указания Первого секретаря ЦК партии не исполнил. Причём не только из-за того, что был настроен против Хрущёва. Даже если бы хотел, то не успел бы этого сделать: слишком много забот навалилось после известия о том, что непосредственный начальник не в состоянии исполнять свои обязанности.

Расследование выявило, что имел место отказ техники: из-за скрытого дефекта подломилась стойка шасси, самолёт, зацепившийся крылом за взлётную полосу, принялось крутить на «взлётке». Несколько сопровождавших маршала в поездке получили серьёзные ушибы и переломы конечностей. А вот Георгию Константиновичу не повезло: перелом позвоночника и необходимость до конца жизни передвигаться в кресле-каталке.

Как только медики позволили, Константин Константинович приехал к Жукову в госпиталь, но тот, уже поставленный в известность о том, что Хрущёв отправлен на пенсию, а страной руководят «сталинские кадры», в хорошо всем знакомой манере наорал на визитёра, обвинив нового министра и вообще «заговорщиков» во всех смертных грехах. Конечно, Рокоссовский понимал, что его давний товарищ мог это наговорить в запале — сдержанностью он не мог похвастаться никогда — и решил, пока гнев «Маршала Победы» не потухнет, воздержаться от общения с ним.

После выписки из госпиталя Жукову выделили дачу в Подмосковье, где он жил с женой Александрой Диевной и младшей дочерью от неё Эллой. Жил тихо, гостей принимал редко. Как докладывали чекисты, «присматривающие» за ним, очень тяготился неожиданно наступившей беспомощностью и не хотел её демонстрировать посторонним. А поскольку деятельная натура не позволяла сидеть без дела, занялся написанием мемуаров. Насколько далеко продвинулась эта работа, сказать было сложно, но адъютант, которого в виде исключения сохранили за маршалом, постоянно ездил в столицу и привозил оттуда книги и копии архивных документов.

За прошедший после авиакатастрофы год Георгий Константинович ни разу никого из находящихся у власти ни о чём не попросил. Даже инвалидную коляску, в которой теперь передвигался, «выписал» из Америки через знакомых, служащих в министерстве иностранных дел. И вот — такой неожиданный визит!

Министра, вылетевшего в приёмную, встретил колючий взгляд человека, который в разное время был и его начальником, и его подчинённым. Взгляд… А вид? Парадный маршальский мундир со всеми наградами, советскими и иностранными, над которыми ровным рядком тянется «строчка» из четырёх звёзд Героя Советского Союза. Единственный в СССР четырежды Герой! Пусть последнюю «Звёздочку» получил меньше двух лет назад в связи с шестидесятилетием.

— Не ждал? — даже не здороваясь, бросил Жуков.

— Не ждал, — улыбаясь протянул руку Константин Константинович и, после рукопожатия, попытался пристроиться за коляской, чтобы втолкать её в кабинет.

— Не на-адо! — недовольно скривился визитёр, берясь за обода колёс своего «средства передвижения», и сделал жест адъютанту: жди, мол. — Сам уже давно научился.

Сели друг напротив друга к столу для посетителей, и пока помощник не обеспечил их чаем и каким-то печеньем, говорили «ни о чём». И лишь после того, как эти внешние проявления гостеприимства закончились, Георгий Константинович задал совершенно неожиданный вопрос. В лоб, как привык это делать.

— Как ТАМ дела на фронте?

— Ты о чём, Георгий Константинович? Разве мы ведём с кем-то войну? — изобразил удивление министр.

— Ну, да. Секретность, чёрт бы её подрал. Да только хрен вам, а не секреты от меня! Не буду рассказывать, от кого, но ЗНАЮ про то, что вы посылаете ТУДА, в сорок первый, и технику, и оборудование, и войска. ЗНАЮ, что ТАМ сейчас тоже октябрь месяц, самое трудное время, когда, как мы оба помним, немец нам давал прикурить на подступах к Москве и Ленинграду. Ты ТАМ успел уже сбежать из-под Вязьмы?

— Не стал я там командующим 16-й армией, — нахмурился Рокоссовский, уже понявший, что до Жукова, несмотря на все предпринимаемые меры секретности, дошла информация об открытом учёными проходе в 1941-й год. — Не успел, погиб за несколько недель до этого: «мессер» сбил связной самолёт, в котором я летел.

— Вот, значит, как? — дрогнул голос инвалида. — Жаль. Без тебя сложнее будет удержать Москву. Да и фашистов победить тоже. А я-то ТАМ хоть жив?

— Жив. Остановил немцев на подступах к Ленинграду, не позволив взять город в полную блокаду. Не без нашей помощи знаниями, войсками и техникой, конечно. А теперь снова назначен командующим Западным фронтом. Но тебе ТАМ легче, чем когда-то было.

Жуков опершись на руки, поменял положение в кресле-каталке, обозначив заинтересованностью.

— Ну-ка, ну-ка.

— Знания, Георгий Константинович, великая вещь. Избежала Красная Армия в том мире целого ряда катастроф. Юго-Западный фронт успел отойти из-под Киева до того, как его отрезали Гудериан и Клейст, под Уманью котла не было: это уже Будённый, отправленный туда, постарался. К Крыму Манштейн ещё не прорвался, топчется около Днепра, правая сторона которого от Днепропетровска и ниже почти вся наша. Новгород удержали, железную дорогу к Ленинграду вдоль Ладожского озера — тоже. А ещё — наподдали Танковым группам так, что у них сейчас в наличии всего около трети от штата. Переброску дивизий с Дальнего Востока начали раньше, чем у нас было.

Колючие глаза Жукова потеплели. Сказанное старым товарищем ему явно нравилось.

— Значит, говоришь, Семён Михайлович уже там? А тамошний-то он как его появление воспринял?

— Не знаю. Уж об этом нам точно не докладывают оттуда. Скорее всего, придумали какую-нибудь байку про двойников, и на каждом из фронтов, Южном и Юго-Западном, рассказывают, что именно в их штабе «настоящий», а в другом — «поддельный». Я бы так на месте тамошних чекистов поступил.

— И Василевский там? Что-то зятёк мой давно ничего не рассказывал про него.

Ну, да. Старшая дочь Жукова Эра замужем за сыном Александра Михайловича. А с ближайших родственников тех, кого отправили в 1941-й год, тоже взяли обязательство не распространяться, куда те подевались. В инструкции прописано отвечать на вопросы: «в командировке». А где и надолго ли, им знать не положено.

— Там. Советником у Шапошникова. На пару «натаскивают» тамошнего Александра Михайловича: Борису Михайловичу-то, как ты знаешь, не так уж и много осталось из-за его застарелого туберкулёза. Мы, конечно, его лекарствами поддерживаем, но, как говорят врачи, требуется комплексное стационарное лечение. Но Василевскому всё равно скоро становиться начальником Генерального Штаба.

— Слушай, Константин Константинович, раз Василевский и Будённый уже там, то может, и меня туда можно отправить? Я даже безвозвратно согласен: напишете некролог, упакуете пустую урну в Кремлёвскую стену, и всё. Был маршал Жуков, и не стало его.

— Зачем тебе это, Георгий Константинович? Не накомандовался ещё? Ты же уже сорок два года в строю, здоровье уже не то, — кивнул Рокоссовский на инвалидное кресло.

— То, что у меня ноги не шевелятся, вовсе не значит, что мозги засохли! — вспылил четырежды Герой. — К командованию фронтами меня, конечно, Сталин не допустит, а вот свои собственные ошибки постараюсь исправить. Знаешь, сколько я передумал, пока в госпитале лежал и потом, на даче «вёл растительный образ жизни»? Не для себя прошу… Не только для себя прошу, но и для дела. Хочу исправить те ошибки, которые допустил во время войны.

— Да какие у тебя ошибки, ради которых стоит с близкими людьми навсегда расставаться?

— Близкими людьми, — вздохнул Георгий Константинович. — Ты же знаешь, что с Александрой я живу только потому, что она настояла официально расписаться под угрозой исключения из партии. А Галина… Зачем ей, прости за прямоту, нужен калека, у которого после той аварии не только ноги не шевелятся? Какие ошибки, говоришь? Да хотя бы ту мясорубку под Ржевом.

— Это ты зря, Георгий Константинович, за Ржев себя винишь. Секретное это дело, но раз уж ты узнал об ещё большем секрете, то расскажу: как выражаются чекисты, тебя тогда использовали «втёмную». Чтобы замаскировать наше наступление под Сталинградом, немцам «слили» информацию о том, что ты будешь прорывать их оборону под Ржевом. Вот они и встретили тебя во всеоружии. И резервов Паулюсу не перебрасывали из-за того, что сам Жуков в это время разбивал лоб об их укрепления. Жестоко получилось, но, как ты знаешь, оно того стоило.

Георгий Константинович, ошарашенный таким откровением, несколько секунд молча грыз губы.

— САМ так распорядился? — глянул он на собеседника и, дождавшись подтверждающего кивка, упрямо вскинул подбородок. — Всё равно хочу туда. Даже несмотря на это, несмотря на то, что придётся видеть некоторые рожи, на которые смотреть не хочется. Понимаю, что без согласия САМОГО ты меня не отправишь, но запроси его. Сделаешь?

Фрагмент 19