41 - 58 Хроника иной войны

* * *

Вот и прошло ровно три месяца с того чёрного дня, когда Никита Сергеевич волей Сталина был отстранён от руководства партийной организации УССР и изгнан из Политбюро. Испытывал он в связи с этим тяжесть, обиду, крайнюю неудовлетворённость, пусть и довольно высокой, но преимущественно «чиновничьей» должностью. Из-за огромной загруженности обида и боль ненадолго притуплялись, но временами бывало просто невмоготу. «Нет, — пытался удержать себя в узде Хрущёв. — Нужно выждать хотя бы год, а там видно будет».

Самым гнусным являло то, что его стали вымарывать из истории: даже в киножурналах прошлых лет, иногда попадающих на экраны кинотеатров, его «убирают». И в качестве Первого секретаря МК и МГК партии, и в качестве руководителя ЦК Компартии Украины. Это же возмутительно и гадостно! Что же с ним поступают, как с врагом народа? Если бы не поддержка жены Нины Петровны, то такая организованная травля вполне могла бы довести нынешнего заместителя наркома сельского хозяйства Казахской ССР до отчаяния, до трагедии.

Но Сталин не сам «накопал» весь этот компромат, что вылился на Хрущёва на том самом заседании Политбюро. Ох, не зря сталинский цепной пёс Берия столько времени сидел в Киеве. Официально — готовил столицу УССР к сдаче, как потом говорили члены Политбюро. Но даже это делалась втайне от руководителя республиканской партийной организации. А уж чем занимался Берия помимо этого, ясно стало после вызова Никиты Сергеевича в Москву.

Нет, начал собирать информацию ещё Ежов. Поскольку ещё до снятия с должности Николая Ивановича Сталин подошёл к Хрущёву и неприязненно ткнул того пальцем плечо:

— Как ваша настоящая фамилия, товарищ?

— Что вы такое говорите, товарищ Сталин, я же Хрущёв. Вы шутите?

— А товарищ Ежов докладывает, что фамилия у вас совсем другая, польская фамилия.

Тогда Коба на этом разговор и закончил, перепугав Никиту до полусмерти. Да хотя бы и польская, что в этом такого? Вон, у Дзержинского она тоже была польской. К тому же, Феликс Эдмундович даже не скрывал своего дворянского происхождения.

Всё припомнили! И непыльную работу слесарем при шахте, на которую его устроил якобы настоящий отец, польский помещик Гасвицкий, и высказывавшиеся тогда вслух мысли об эмиграции в Америку, и то, что на фронт не пошёл, якобы будучи «откупленным» от призыва всё тем же Гасвицким. И председательство в Рудченковском Совете и «Совете профсоюзов горняков и металлургов» от партии эсэров, и членство в троцкистском кружке. И друзей припомнили…

Да уж, дружить кое-с-кем Никите Сергеевичу точно не повезло. Например, с Семёном Борисовичем Задионченко, оказавшимся при проверке органами НКВД сыном видного участника еврейской партии «Паолей Сион». Но Задионченко-Зайончик на посту Первого секретаря Днепропетровского обкома партии удержался, а вот пятно в биографии осталось. А теперь ещё и с помощью него навели тень на биографию Хрущёва. Или с наркомом внутренних дел УССР Успенским, оказавшимся сыном не лесника, а ярого черносотенца. К тому же, тот сам участвовал в еврейских погромах. Сбежал, подлец, имитировав самоубийство (выбросил чекистскую форму в Днепр и оставил «предсмертную» записку). А когда его арестовали с поддельными документами аж на Урале, признался во всех смертных грехах: в контрреволюционном заговоре в органах НКВД, в шпионаже в пользу Германии. А поскольку с подачи Успенского Хрущёв требовал увеличить квоты на расстрелы врагов народа, то теперь на него самого пало подозрение в «целенаправленном обескровливании партийной организации Украины».

Да уж! По результатам чистки рядов партии, только из числа республиканского партийного и советского актива, списки которой визировал он, Хрущёв, было репрессировано без малого 2150 человек. Поставили в вину даже письмо Сталину с жалобой «Украина ежемесячно посылает 17–18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 2–3 тысяч. Прошу вас принять срочные меры. Любящий вас Никита Хрущёв». Как и твёрдую убеждённость в том, что Киев нельзя сдавать врагу ни в коем случае. Берия, сволочь, так и объявил: если бы Ставка одобрила то, на чём настаивал Первый секретарь ЦК КП(б) Украины, то в окружение попал бы весь Юго-Западный фронт, и Красная Армия единомоментно потеряла бы 650–700 тысяч красноармейцев убитыми и пленными. И немцам открылась бы никем не защищённая дорога на Белгород, Курск, Харьков и Донбасс.

Вывалили всё-всё-всё из похождений непутёвого сыночка Леонида. Это сын за отца не отвечает, как говорил товарищ Сталин, а вот отвечать отцу за грехи сына пришлось. Плохо воспитал! Пусть сын и получил рану на фронте, и теперь лечится в госпитале в Куйбышеве. Но, как докладывали Берии, постоянно нарушал режим, пьянствовал, да и вообще вёл разгульный образ жизни.

Впрочем, в этом убедился и сам Никита Сергеевич, заехав повидаться с Леонидом по дороге в «ссылку»: застал его выпившего не в госпитале, а на частной квартире в окружении каких-то дружков и подружек. Ну, поорал на чадушку, пригрозил всеми смертными карами, предупредил, что теперь не сможет «прикрывать» сыночка от претензий сотрудников органов внутренних дел. Да разве ж тот со своим характером послушается отца? Тем более, лишившегося прежнего высокого положения.

Не «кто был никем, тот станет всем», а наоборот: был всем там, на Украине, а стал, можно сказать, никем. Какой-то там заместитель наркома союзной республики по вопросу освоения целинных и залежных земель. Заместитель наркома по пустому месту: в этих диких степях можно несколько дней идти и не встретить ни единого человека. Ни дорог, ни жилья, а надо сделать так, чтобы на следующий год Кустанайская область дала первый хлеб с земель, которые либо были когда-то заброшены пахарями, либо вообще никогда не вспахивались.

Посмеялся над ним Сталин! Тебе, говорит, Никита всё будет привычно: и степь, и люди. Ведь именно здесь, на севере Казахстана, селились многие переселенцы, покинувшие Украину по Столыпинской реформе. Как будто не было после этого выселения из Казахской АССР представителей «некоренных национальностей» в 1920-е годы.

Нет, часть людей, помнящих украинские корни, тут всё же осталась. И эвакуировали жителей сельских районов УССР, начиная с конца июля, почему-то преимущественно в Северный Казахстан. Как и некоторые предприятия, как, например, эвакуированная в сам Кустанай херсонская швейная фабрика «Большевичка».

С этими эвакуированными украинскими предприятиями, кстати, тоже должен возиться Никита Сергеевич: размещать оборудование и персонал, помогать запускать производство продукции, необходимой фронту. Где размещать? Ну, ладно, если бы это были только те почти 330 сотрудников «Большевички» с семьями. А десятки тысяч крестьян, которых замнаркома должен соорганизовать в колхозы и совхозы буквально посреди степи?

Хрущёв уже решил: это будут совхозы, поскольку никакого личного имущества, которое они могли бы внести в качестве пая при организации колхозов, у эвакуированных нет. Вся техника, весь скот, включая тягловый, посевное зерно, строительные материалы выделяются государством. Значит, и собственность в новых хозяйствах будет государственной.

Казахи настроены в отношении эвакуированных не очень доброжелательно. Понимают, что людей выгнала из хат война, но также понимают ещё и то, что программа создания здесь хлеборобческих совхозов лишит их ещё большего количества пастбищ. Помогают, но без энтузиазма. Особенно — глядя на то, что вскоре после вступления Хрущёва в должность для эвакуированных стала поступать техника, а по скотоводческим хозяйствам разошлась разнарядка: сколько и какой «худобы», как называют скот на Украине, отдать чужакам.

Ясное дело, кто-то, попав на новое место, сразу же начал строить какие-то землянки. Нет, рыть норы, потому что даже для землянки нужен лес, которого в этих краях практически нет. Хорошо, хоть осень в этих краях не дождливая. Зато температура воздуха скачет в течение суток: днём плюс, а ночью минус. В ноябре уже ударили первые морозы. С сильным ветром, от которого становится ещё холоднее. А где ветер и снег, там целые земляночные деревни, живущие без электричества, практически без дров, без тёплой одежды, на несколько дней остались ещё и без подвоза хлеба.

И только после этого Никита Сергеевич забил тревогу и в авральном порядке начал формировать бригады на лесозаготовки в соседние Челябинскую область и Башкирскую АССР. Да только время было упущено, смертность в «хрущёвских» совхозах, куда дрова доходили с огромным опозданием (в том числе — и из-за отсутствия дорог) перевалила за 20%. Но самое обидное, что эти самые землянки с проваливающимися от выпавшего снега крышами, армейские палатки, которые нечем было топить, и продуваемые всеми ветрами шалаши из кустов и сухой травы стали называть «хрущёвскими деревнями». Или, ради простоты, «хрущёвками».

Сколько усилий приложил, чтобы эшелоны с эвакуированными с Украины заворачивали в этот чёртов Кустанай! А люди бегут прочь, да ещё и проклинают его. Даже те, кто на лесосеках могут жечь столько дров, сколько влезет, бегут. Хотел ведь он и стране сделать, как лучше, и показать, что украинские крестьяне способны буквально за год преобразить этот дикий край! И жить они стали бы, если не через год, то через два, лучше прежнего, поскольку продавил он в Совнаркоме республики решение об освобождении работников совхозов от налога на домашнее хозяйство на три года. А тут — такая незадача.

Фрагмент 23