Комсомолец 2

* * *

Зареченские милиционеры не поленились — об этом я догадался утром пятнадцатого декабря, в понедельник. Когда к началу лекции по физике в аудиторию вошла делегация представительных мужчин (все с наборами орденских планок на левой стороне одежды). Двое пришли в солидных костюмах и при галстуках. Третий мужчина щеголял фуражкой на голове и полковничьими звёздами на милицейских погонах. Следом за мужчинами, будто тени, переступили порог вечно нахмуренная секретарь комсомольской организации Зареченского горного института и радостно сверкавшая глазами Света Пимочкина (а я-то гадал, куда подевалась комсорг, и почему она не явилась на физику).

Секретарь уловила от своих спутников сигнал — метнулась к преподавателю, что-то зашептала тому, кивая в сторону заполненных студентами рядов. Профессор поначалу нахмурился. Но потом удивлённо повёл бровью, бросил взгляд в аудиторию — точно мне промеж глаз (не иначе как имел в коллекции своих наград и достижений значок ворошиловского стрелка). Кивнул — то ли мне, то ли гостям. Шагнул в сторону, будто уступил место около трибуны. Солидные гости никак не отреагировали на действия физика — дождались пояснений его действиям от секретаря комсомольской организации института. Между собой они не переговаривались, словно роли и дальнейшие действия обсудили заранее.

Я встретился взглядами с Пимочкиной. Света смотрела на меня с нескрываемым восторгом и искренним обожанием. Будто бы я только что осыпал её деньгами и лепестками роз, а ещё сделал ей предложение сочетаться со мной узами брака («брак» — слово-то какое неприятное!). Комсорг ни на мгновение не убирала со своего лица счастливую улыбку. Замерла чуть в стороне от мужчин, будто слегка тех побаивалась. Не обращала внимания ни на своих молчаливых спутников, ни на общение секретаря комсомольской организации с профессором. Не смотрела ни на кого, кроме меня. Заставила заподозрить, что компания «важных людей» явилась в аудиторию если не только по мою душу, то и по мою в том числе.

Вперёд шагнул мужчина в гражданском костюме, на груди которого помимо орденских планок красовалась звезда Героя Советского Союза. Рядом с кафедрой он смотрелся органично, будто зачитывал с неё лекции едва ли не ежедневно. Поздоровался со студентами — коротко, но приветливо. Он сдержано улыбался, источал уверенность в своих силах и словах. Глядя на него хотелось затаить дыхание, замереть и втянуть живот. Я почувствовал в душе укол зависти: сколько ни тренировался, никогда не производил на аудиторию такое сильное и положительное впечатление за столь короткий промежуток времени. Удивился, что такой талантливый кадр всё ещё обитал в Зареченске, а не отправился покорять столицу.

Герой Советского Союза обратился к студентам с речью — не очень длинной, но бодрой и увлекательной. И явно не написанной заранее. Я давно и безошибочно отличал «прочитанные по бумажке» тексты от даже самых «гладких» и удачных экспромтов. Говорил ветеран войны негромко. С воодушевлением, с неподдельным «блеском в глазах». Но в тишине аудитории (мне почудилось, что студенты старались даже тише дышать) я отчётливо слышал каждое произнесённое им слово. Смотрел Герою в лицо, не отвлекался на восторженные взгляды Пимочкиной. Заслушался — наслаждался работой Мастера, сплетавшего эпичное полотно из ставших уже за осень привычными для меня актуальных советских тем.

Рассказывал ветеран о «смельчаках, стоявших у истоков советского государства»; о «простых рабочих и крестьянах, отстоявших свою свободу»; о героизме советских граждан во время Великой Отечественной войны. Вскользь, будто что-то малозначительное, упомянул о своих прошлых подвигах. Удачно приплёл к теме выступления грядущий юбилей Ленина и достижения героев-космонавтов. Воздал обязательную хвалу коммунистической партии и советским вождям. Не обошёл стороной «успешное преодоление трудностей на пути строительства коммунизма» ведомыми партией советскими людьми. И лишь после выполнения «обязательной программы» свернул к «архиважной» роли комсомола в воспитании современной молодёжи.

Герой Советского Союза сказал, что «счастлив сознавать: комсомольцы с достоинством несут поднятое их прадедами красное знамя». Заявил, что не сомневается: «зараза капитализма», сколько бы ни пыталась, не сможет прижиться среди советских студентов, которые продолжают верить в идеалы коммунизма и всегда готовы протянуть нуждающимся «руку помощи», а не показать «капиталистический оскал». Поделился радостью от того, что у поколений, «добывших Победу над фашизмом» и «самоотверженным трудом восстановивших после войны Советский Союз из руин», выросла достойная смена. «Я горд, — сказал он, — что в нынешние времена могу встретить не только героев прошлого, но и нынешних — таких, как настоящий комсомолец Александр Усик».

После его слов по аудитории прокатился хруст шейных позвонков: лица студентов повернулись в мою сторону. И даже мне захотелось обернуться, чтобы отыскать взглядом того самого «настоящего комсомольца». По залу, точно шум ветра, пронеслись шепотки. Которые тут же смолкли, когда отмеченный Звездой Героя ветеран отошёл в сторону, и ему на смену к кафедре шагнул милиционер. Полковник милиции строгим взглядом хлестнул по головам студентов — добился тишины. Велел мне встать, спуститься к кафедре. Я молча исполнил его распоряжение. Короткими рублеными фразами полковник сообщил, что за помощь в задержании преступника «гражданин Усик Александр Иванович награждается благодарственным письмом».

«А письмо для Нежиной зажали, — подумал я. — Небось, решили: ей хватит и того, что осталась жива».