Кесарь

— Лисовский!!! — неистовый рев разрывает мои легкие.

Разряжаю последний пистоль в казака, только что вскинувшего мушкет к плечу; последний перед успевает нажать на спуск, но моя пуля дернула его в момент выстрела. Горячий свинец, летящий в мою сторону, режет воздух выше головы.

— Где ты, Лисовский?!

Сегодня я свершу правосудие для тебя, батько «лисовчик»…

Тапани сшибает очередного противника ударом кулака, прикрытого эфесом; я же с широко распахнутыми от изумлениями глазами вижу, как Александр Юзеф Лисовский, облаченный в кольчужный пансырь и латные наплечники, спешно сближается с нашей группой — ведя за за собой два десятка черкасов с заряженными пищалями! Прямо пред моим изумленным взглядом те замирают в проходе, построившись двумя рядами (первый упал на одно колено). Еще секунда и…

— Падай! — я прыгаю на спину Тапани, сбивая его с ног; позади моему приказу следует часть рейтаров и стрельцов — но остальных сносит оглушительный залп черкасов, ударивший в упор!

— Искал меня, полковник? Что, готов помериться силами?!

Поспешно поднявшись на ноги, я подхватил чужую саблю — и сделал шаг вперед:

— Удивлен, что твои портки еще чистые, и что ты все еще здесь… Прежде, чем снесу тебе голову, успеешь прочесть покаянную молитву?

Лисовский зло усмехнулся.

— С сабелькой на меня вздумал, смертничек? Это даже забавно…

Тушинский полковник шагнул навстречу ко мне, вскинув шамшир — и наши клинки скрестились. Шаг вперед, еще удар! Я блокировал первую атаку — и тут же перевел верхний блок во встречный выпад, отбитый разбойником; мой кылыч оказался внизу. Развернув кисть к к себе, я полоснул саблей снизу-вверх, целя в выставленную вперед ногу — а вот мой противник рубанул по классике, сверху-вниз, по диагонали… Удар! Я аж присел, отступил назад, оглушенный тяжестью рухнувшего сверху клинка — Лисовский действительно умеет рубиться! Но бургиньот выдержал, хоть кожаные ремни пребольно впились в подбородок; еще один удар, полетевший мне в шею, едва успеваю блокировать плоскостью клинка, сделав второй шаг назад…

Пан Юзеф замер, тяжело дыша, смахнул с бровей набежавший пот. Воины с обеих сторон окружили нас, не спеша вступать в схватку; казаки спешно перезаряжают мушкеты, а по лестнице наверх поднимается все больше стрельцов…

— Ну что, рейтар, не по зубам оказался полковник Лисовский?!

Тянет время, устал. Ну еще бы…

— Вор и лживый тать «лисовчик» уже мертв; последним ударом я рассек тебе бедренную артерию — важную жилу. Ты истечешь кровью за несколько десятков секунд… Короче очень быстро. Смотри — у тебя вся штанина кровью пропиталась.

Я спокоен — потому что Лисовский действительно уже мертв, спасибо «Орлу» за науку! Хотя Юзеф и не поверит в это, пока не потеряет сознание. Ему бы жгут… Но вряд ли кто из казаков способен грамотно его наложить — а если и способен, время, как я думаю, уже упущено…

Вот! Вот этого момента я ждал всю ночь! Резко побелевшее лицо разбойника исказила гримаса животного ужаса; развернувшись, тот с криком ринулся назад:

— Задержать!!!

Но одновременно с тем позади раздался рев Жеребцова:

— Фон Ронин, пригнись!!!

Я инстинктивно упал, слыша, как падают позади Тапани и уцелевшие рейтары; мгновением спустя от лестницы грянул ответный залп! И тут же стрельцы ринулись в атаку с оглушительным ревом:

— Бе-е-е-ей!!!

…Не сразу я поднялся, чувствуя нарастающую боль в бицепсе правой руке. Лисовский дотянулся? Или ранее пропустил удар, а после просто не чувствовал глубокого пореза, увлеченный схваткой?! Кровь идет густым потоком, но не толчками — венозная… Нужна давящая повязка и антисептик, и по-хорошему проверить, есть ли в ране куски ткани, чтобы не воспалялась…

Обеспокоенный Тапани помог встать, подойти к окну, чтобы я дышал свежим ночным воздухом. Обеспокоенный финн тотчас принялся меня перевязывать — благо, что отрезы прокипяченной ткани в моем отряде носит каждый ратник… А сам я обратил взгляд в сторону южных врат, откуда уже летят, весело гикая, и наводя на воров ужас, русские рейтары! Целый полк, мое детище…