Долины и взгорья

Глава 18

17 ноября 1977 года, четверг

Трудности перевода

— Пистолет у вас, надеюсь, не боевой? — Автандил Вахтангович страдальчески сделал брови домиком.

— Наградной, — сказал я. — В бою не был.

Действительно, присутствие вооруженного человека на встрече двух лидеров протоколом не предусмотрено. Забота о безопасности советской делегации возлагается на принимающую сторону.

— А патроны?

— Что патроны?

— Патроны настоящие?

Я только укоризненно посмотрел на церемониймейстера.

Он понял мой взгляд по-своему, вздохнул и побежал дальше. Решать важные вопросы с переводчиками.

Переводчиков в делегации два, Виктор Суходрев и Гашим Иваннинков. Суходрев— переводчик заслуженный, маститый, зубр. Беда только, что арабского языка он не знает, его конек — английский, меньше немецкий и французский. А Гашим Иваннинков арабский знает, но не орёл. Это мне по секрету сказал Медведев, охранник Брежнева. Чтобы проверить мою реакцию. А потом спросил, как с арабским у меня. Учил, ответил я. Во время турнира год назад. В свободное время. Понемножку. На базаре не растеряюсь. Ну, надеюсь. А пистолет, он какой? Не простой, а золотой, отвечаю. А посмотреть? А нет. Свои курите, товарищ.

Не знаю, до чего бы мы договорились, очень уж хотелось охраннику убедиться, смогу я из пистолета застрелить его патрона, или нет, но тут нас обоих позвали к Брежневу.

— Такие вот дела, ребята, хочу я прокатиться на местной машине.

— В чем же дело, Леонид Ильич? — сказал Медведев.

— А они ни в какую, мол, не положено. Своего водителя предлагают, и своего охранника. Что за радости ехать пассажиром? Я на хитрость, мол, ты, Володя, отличный водитель, прошел особую подготовку, и всё такое. Ладно, говорят, но наш охранник обязательно должен присутствовать. По протоколу.

— Ну, пусть присутствует.

— Так он не пустит меня за руль, местный охранник. Или расскажет начальству, а нам это ни к чему. Но я придумал вот что, — Брежнев неожиданно мне подмигнул, — пусть, говорю, меня охраняет Чижик, он же ваш капитан.

— А они?

— А они согласились. Чижика можно.

— Вот как? — Медведев с сомнением осмотрел меня.

— Да перестань, Володя. Ты нас обоих охранишь, если что. Ну как, Миша, поехали?

— Отчего бы и не прокатиться. Знаете анекдот, Леонид Ильич: едет машина по пустыне, на нее смотрят со спутника американцы, и один говорит другому: «Не знаю что это за тип, но шофёром у него сам Брежнев».

Брежнев посмеялся.

А потом мы поехали.

Охрану нам всё-таки выделили, джип с тремя сопровождающими, но они, сопровождающие, скромно держались метрах в трехстах за нами, а когда Леонид Ильич и Медведев поменялись местами, Брежнев сел за руль, а охранник на пассажирское сидение, и вовсе деликатно отвернулись, выглядывая что-то в пустыне. Дорога прямая, движения никакого, верно, перекрыли движение от города к резиденции. Значит, всё в порядке.

Управлял автомобилем Брежнев аккуратно. Присматривался. Новая машина — как новая лошадь, к тому же вряд ли он ездил на подобных экземплярах. Не разгонялся, дошёл до семидесяти, и хватит. Она, скорость, всё равно чувствовалась, в открытых машинах всегда так. На двадцатом километре, когда Триполи показался в виду, развернулся и поехал назад.

— Интересная, — сказал он. — Как думаешь, Миша, можно такую купить где-нибудь?

— Если поискать, то в Союзе всякие найти можно. С войны, к примеру, трофейные.

— Я искал, — вздохнул Брежнев. — Не умеют у нас беречь технику. И климат. И дороги… А так да, с войны много всякого интересного привезли. У тебя, Чижик, какая машина?

— «ЗИМ». От дедушки.

— У меня в Кишиневе был «ЗИМ», — сказал Брежнев и опять вздохнул. Вспомнил, что и он дедушка. Или просто устал.

Сегодняшняя программа завершена. Утомился Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Немалый перелет, смена климата, другой часовой пояс, и еще прогулка на «Испано-Сюизе» — я не удержался, и тоже километра два проехал за рулем. Требует сил побольше, чем «ЗИМ». Так что Леонид Ильич в хорошей форме, раз справляется.

А вот Медведев, телохранитель, весь взмок. Костюм у него шерстяной, не по климату? Или груз ответственности?

Я бы тоже не прочь переменить рубаху, только моего чемодана нет как нет.

И тут навстречу опять Автандил Вахтангович.

— Могу я узнать, когда увижусь со своим чемоданом, батоно Автандил? — спросил я вежливо.

— Чемодан? Вы меня с кем-то путаете. Я не занимаюсь чемоданами.

— А кто, не подскажете? Будь наш рейс обычным, я бы знал, что делать, но вот так, правительственным бортом лечу первый раз. И вы, батоно Автандил, сказали, чтобы мы не тревожились, что багаж будет доставлен вовремя и без потерь.

— Доставят, доставят, — он отмахнулся от меня, как управдом от пенсионера-просителя.

Ой, что-то невзлюбил меня Автандил Вахтангович! Что я ему плохого сделал? За что он на меня взъелся? Сословная спесь?

Извечная ситуация — жалует царь, да не жалует псарь. Ничего, на место псаря желающих много. Может быть, вы знали меня с хорошей стороны, но теперь узнаете меня и с плохой стороны. Я не такой добрый, как вам кажется. Вот только пойму, в чем причина.

Я жил отдельно от остальных. Во флигеле. В котором в сентябре останавливался с девочками. Вот меня и поселили там же, по старой памяти.

После душа я вызвал стюарда. Отдал в стирку белье и рубаху, а сам облачился в шикарный халат. Стюард заверил, что утром всё будет в полном порядке.

Не сомневаюсь.

Мой «Грюндиг» остался в чемодане, но в апартаментах был радиоприемник, советская радиола «Урал». Её и включил, настроив на местную волну.

Говорили, понятно, о визите. Лидер великой страны приехал в Ливию — значит, и Ливия великая страна, таков был тон передачи. Я послушал-послушал, да и лёг спать.

И да, в холодильнике был «боржом». Мелочь, а приятно. Помнят.

Наутро ко мне первым пришел Автандил Вахтангович.

Неужели чемодан отыскался? И он поспешил исправить то впечатление, что у меня сложилось о нем?

Как бы не так.

— Вы включены в переговорную группу — начал он с порога. Ни поздороваться, ни пожелать доброго утречка.

Я промолчал. Встал (на мне пижама, тоже местная, как полагается при приеме дорогих гостей). Сделал вид, что не слышу.

Автандил Вахтангович тем временем оценивал помещение. Хоромами его не удивишь, кого он только не сопровождал, где он только не побывал. Но вот то, что мне отвели покои куда лучше, чем ему, церемониймейстеру, батоно Автандила явно задело.

— Почему не с делегацией? — спросил он сурово.

— Это в комнате с чужим багажом-то? В чулане? Вы ведь чулан предлагали, не так ли? Кстати, как там с моим чемоданом?

— Где вас размещают, там и должны быть.

— Меня разместили здесь.

— Кто?

— Наш хозяин, Муаммар Каддафи. Мы у него в гостях, вы в курсе? А отказаться от того, что хозяин предложил от чистого сердца — это нанести оскорбление. Восток — дело тонкое.

Автандил Вахтангович решил не начинать дискуссию, Восток Ливия, или Юг, а продолжил:

— В девять состоится дипломатический завтрак, ваше присутствие обязательно. А после завтрака состоится беседа один на один, но вас тоже включили.

Из кратенькой инструкции я понял, что должен изображать из себя статую. Молчать, если не спросят, а спрашивать точно не будут. Сидеть смирно. Не чесаться, не сморкаться, не ерзать, не кашлять. Лучше бы и вовсе не дышать.

— Может, вы забыли, батоно Автандил, но у меня нет ни перемены белья, ни свежей рубахи, ни утреннего костюма.

— Обойдётесь тем, что есть. Вас никто нюхать не будет, — отрезал церемониймейстер, и вышел.

Но тут принесли из прачечной мою одёжку. Ура-ура. Вот такие небольшие радости и делают человека если не счастливым, то довольным.

Дипломатический завтрак — так, разминочка. Не насыщения ради, а осмотреть друг друга, обнюхать, и тут Автандил Вахтангович неправ, нюхают и буквально. Я один из советской делегации в форме. Остальные в штатском. Чем хорош мундир — он годится на все случаи жизни. И на приём, и в театр, и на бал. А у меня еще и ордена! Хоть на обложку журнала «Советский воин». «Замечательные качества советских людей проявляются и в рядах наших славных вооруженных сил. Здесь наша молодежь проходит настоящую закалку, здесь она не только усваивает организованность, дисциплину, но и проявляет высокую сознательность, самоотверженность, а подчас и настоящий героизм».

Я выпил маленькую, на две унции, чашечку арабского кофе и съел граммов пять рахат-лукума. Просто для сведения: кофе обладает мочегонным эффектом, помните об этом.

И потому непосредственно перед встречей тет на тет настоятельно рекомендуется а) много кофе не пить и б) по пути в зал переговоров освежиться.

Я-то ничего, а вот Леониду Ильичу за семьдесят. Гиперплазия простаты и все такое… С другой стороны, он сам знает, что ему делать.

Да и пил он не кофе, а зеленый чай. Советский. Протокол это допускает.

Хорошо. Пришли в зал переговоров. Брежнев, переводчик и я с советской стороны, Каддафи, переводчик и я с ливийской стороны. Да, да, и Брежнев и Каддафи заявили меня от своей делегации. Такое бывает редко, и только у стран, находящихся в самых тесных отношениях. То есть заявка на Большую Дружбу. А я — как символический железнодорожный костыль, что забивают в начале строительства большого пути.

Переговоры один на один — фикция. Присутствуют переводчики, как без них. Иногда присутствует обслуга — воды подать, к примеру. И такие костыли, как я. Но мы не в счет. Прежде, читал я, русские, французские и прочие барыни не стеснялись принимать ванну при лакеях, не от свободы нравов, а просто не считали их, лакеев, за людей. Не стесняются же котиков.

Вот и переводчики — лучшие из них работают так, что остается полное ощущение, что их и нет вовсе. Люди-невидимки.

Сижу тише травы, ниже воды. Слушаю. И то, что слышу, мне не очень нравится. Нет, Брежнев говорит хорошо, Брежнев говорит правильные вещи, но вот переводчик…

И Каддафи тоже не нравится. Поначалу приветливый и открытый, он на глазах стал ощетиниваться.

Брежнев тоже это заметил, и попросил перерыв. Тайм-аут. Пятнадцать минут. Дело житейское. Рядом с переговорной комнатой помещение для делегации. Ничего особенного — вода, фрукты, прочие пустяки. Туалетная комнатка тоже есть.

— Что это Каддафи хмурится? — спросил меня Брежнев, когда мы сели за столик.

— Вы переводчика вашего хорошо знаете? — задал встречный вопрос я.

Иваннинков встрепенулся, но Брежнев не обратил на него внимания.

— Переводчика? Нет, мой переводчик, Лунев, заболел. Сердце прихватило. А этот на подмене. А что, плохо переводит?

— Леонид Ильич, передайте, пожалуйста, салфетку, — попросил я Брежнева.

Брежнев передал.

— Вот видите? А ваш переводчик перевел бы «Подай салфетку!» Чувствуете разницу?

— Это неправда, что ты понимаешь! — начал волноваться горячий кавказский парень, но Брежнев оборвал его жестко:

— Молчать!

Иваннинков тут же замолчал.

— То есть…

— То есть в его переводе вы — это сержант, а Каддафи — новобранец. Диалог начальника и подчиненного. А восток дело тонкое, тут важны нюансы. Вот и обижается Муаммар. Любой бы обиделся.