Долины и взгорья

Чем не жизнь?

Я так и задремал под музыку. Камчатка, гора с курящимся дымком над вершиной, на снежном склоне сажей выведено «Везувий», я с девочками на моторном карбасе плыву по спокойному морю, охочусь за китами с пикой наперевес, а Ми и Фа поют «Папа, папа, поймай краба!»

Это не Ми и Фа, это телефон звонит. Аппарат на кухне, а это двадцать восемь шагов — я шёл и считал спросонок. Вообще-то телефонных розеток в квартире много, но аппарат я поставил один. И одного довольно.

На часах половина второго ночи. Час двадцать четыре, если совсем уже точно. Кому вздумалось звонить в это время?

Поднял трубку и молчу. Пусть представляется первым.

— Михаил?

Ага, это Стельбов. По голосу узнал. Голос спокойный, значит, плохих новостей не будет. Уже хорошо.

— У аппарата, Андрей Николаевич.

— К тебе сейчас старый знакомый приедет. Поговорить о том, о сём. Ты уж выслушай его.

— Не понял, но выслушаю.

— Вот и ладненько, — и он повесил трубку.

С Андреем Николаевичем у нас отношения непростые. В переделке побывали. Он отец Ольги и дедушка Ми. Или Фа. Сам он не уверен. И большой человек, кандидат в члены Политбюро. Это что-то вроде херувима. Члены Политбюро — серафимы. А на самом-самом верху, понятно, Генеральный Секретарь. Хотя теперь двоевластие. Председатель Президиума Верховного Совета, по мнению западных аналитиков, сегодня должность не менее весомая, чем Генеральный Секретарь. Но это сегодня. А завтра?

Кто приедет? Когда?

Я оделся. Рубашка, галстук, костюм. А что мебели маловато, так переживут.

По телефону Стельбов ничего не сказал. Опасается прослушивания? Или просто не хочет тратить на меня своё драгоценное время? Других забот полно?

Звонок у меня так себе. Никаких мелодий, просто приглушенный «дрррррррррр». И я пошёл отпирать дверь.

— Проходите, проходите, Евгений Михайлович.

Генерал Тритьяков прошёл, но недалеко.

— Вижу, не обставились ещё, Михаил?

— Дело непростое, спешки не любит.

— Ну да, ну да. Михаил, не хотите прокатиться по ночной Москве?

— Всю жизнь мечтал, Евгений Михайлович, всю жизнь. С вещами?

— Помилуйте, иногда прогулка — всего лишь прогулка.

В лифте мы молчали. Вахтер на нас не смотрел, раскрыл какой-то журнал, и погрузился в нарочитое чтение.

У подъезда стояла серая «Волга», без водителя. Тритьяков сел за руль.

Мы поехали. Немного, километра полтора, по набережной. Потом генерал остановил машину.

— Моя квартира прослушивается?

— А ты как думаешь, Михаил?

— Я думаю, что устройства для прослушивания устанавливали ещё при строительстве, в каждую телефонную розетку, недаром они в каждой комнате. Ну, а потом, при ремонте, их заменили на что-то поновее.

— Не заменили. И прежние работают отлично. Но нет, вас, Михаил, не слушают. Тут дело не в технике, а в людях, где столько слухачей взять — всех прослушивать?

— Однако мы здесь, а не в доме.

— Просто люблю смотреть на ночную Москва-реку, — он чуть опустил стекло, и прохладный воздух заструился в кабину.

Я решил помолчать. Лучшая тактика.

Через минуту, надышавшись, Тритьяков поднял стекло.

— Сегодня Леонид Ильич посетит с дружеским визитом Ливию и встретится с Муаммаром Каддафи, — сказал он.

Я опять промолчал.

— Вас, Михаил, включили в делегацию.

Я продолжал молчать.

— Вылет из Шереметьева намечен на одиннадцать ноль-ноль. За вами заедут в десять. Надеюсь, у вас тревожный чемоданчик наготове? Визит на два дня, сегодня туда, завтра оттуда. Костюм-другой, рубахи, ну, вы сами знаете, что вам подойдет.

— Мне нужно поменять замки на двери, Евгений Михайлович?

— Нет, это пустая трата денег. Вы включены как представитель молодежи. Комсомола.

Он тронул «Волгу» с места. «ЗИМ» трогается плавнее. Или Тритьяков нервничает.

— Вы не думаете завести машину для Москвы? — спросил вдруг генерал.

— Есть такая мысль, — признался я.

— «Вольво»? Слышал, вы приценивались. Можем помочь с доставкой. Без проблем.

Да, о порядках на таможне мне рассказывали. Всё решаемо, но хлопотно.

— Я в сомнениях. «Вольво» — машина хорошая, но сколько их в Москве?

— У шведов в посольстве есть.

— Я вовсе не хочу, чтобы меня принимали за шведа.

— Но машина-то хороша, все будут любоваться.

— Вот именно. Я, конечно, не без тщеславия, но хочу, чтобы смотрели на меня, а не на мой автомобиль.

— Разумно, — согласился Тритьяков. — Тогда «Волга»? Есть специальная серия, с импортными двигателями, с импортной коробкой передач. Сто двадцать лошадок. Дороговато, но вас ведь это не смутит?

— А ремонт?

— Двигателя? Нет, эти двигатели надёжные. А если что — обращайтесь.

— То есть в вашей «Волге» вместо сердца фордовский мотор?

— Точно. Как узнали, что фордовский?

— На слух. Я же был в Америке, там этих моторов видимо-невидимо.

Мы ещё поговорили и о моторах, и об Америке, и о всяком-разном, да.

Без пяти три я вернулся к себе.

Успел.