Долины и взгорья

— Как это всё-таки интересно — ездить за границу, по разным странам!

— Интересно, — согласился я.

— Жаль, что я не умею играть в шахматы, — продолжила Зина.

— Из выезжающих ежегодно за границу советских граждан шахматисты не составляют и одной сотой процента.

— А остальные?

— Да кто угодно. Включая врачей. По всему миру работают.

— Наверное, трудно попасть?

— Не просто, но и не сказать, чтобы невозможно. Как у тебя с языками? Если знаешь английский, считай, полдела сделано.

— А вторая половина?

— Анкета. И опыт работы. Ты ведь в ординатуру пойдёшь? — Зина, как и большинство в нашей группе, не от сохи, папа у нее главный врач крупной по нашим Черноземским меркам, больницы.

— Если направят, — скромно сказала Зина.

— Допустим, направят. Проходишь ординатуру, подтягиваешь язык, лучше два, и — вуаля! Едешь работать за рубеж. Только не путай работу с туризмом: работы у врача много, красотами любоваться некогда.

— А за рубеж — это куда?

— По потребности. В Ливии к тому времени откроется советская больница, если хочешь — замолвлю словечко. Большая практика, хорошее оснащение, и зарплата в валюте, в чеках. За три года спокойно на «Волгу» заработаешь. Или на кооперативную квартиру. А, может, и уезжать не захочешь, место чудесное, с одной стороны великая пустыня, с другой — великое море. И люди в целом замечательные, к хорошим врачам со всем уважением. У мусульман женщины к врачам-мужчинам ходят неохотно, будешь пользоваться необыкновенным успехом. А какие там базары, какие лавки! Костюмы — я показал на свой — легко! И недорого.

— Это как — легко? Там, что ли, шьют?

— От Ливии до Италии морем рукой подать. И до Франции, Испании, прочих стран — море-то Средиземное. А контрабанда — древнее уважаемое ремесло. Чего только не найдешь в арабских лавках! Хорошему доктору скидка обеспечена. А то и так отдадут, за медный грош, мусульмане добро помнят. Одежду будешь вывозить не чемоданами — контейнерами!

— С языками у меня, как у Чапаева, — вздохнула Зина.

— Подучишь. Если есть цель, язык учится легко.

— А где лучше всего учить язык?

Если Зина ждала, что я предложу свои услуги, то это вряд ли. То есть точно нет. А совет почему не дать?

— Для подготовки врачей, нацеленных на зарубеж, есть спецординатура. А можно просто записаться на курсы языка, ходить в Интернациональный клуб при нашем университете, слушать радио, читать книги…

Так мы и болтали о том, о сём.

В Триполи прислали другой самолет, тоже спецборт, «Ту-154», на нём мы и вернулись. А главный, «Ил-62», стали осматривать специалисты. Нашли что-то, нет — не знаю. Никто мне, понятно, не докладывал, и докладывать не будет. Мне посоветовали, порекомендовали, приказали — жить обыкновенной студенческой жизнью. Не высовываться. О случившимся — ни-ни. Вот я и живу. Хожу, навещаю сограждан в их естественной среде обитания.

Среди врачей, пожалуй, писателей побольше, чем среди кочегаров, плотников или даже инженеров — в процентном отношении, конечно. Потому что врачи видят многое. И то, чего видеть вовсе не хочется. А хочется забыть. Потому и пишут, следуя формуле «записать — значит, забыть». Всё лучше, чем водку пить. Надёжнее.

В Москве, в Шереметьево, чемодан не нашёлся. Вроде бы его стараниями Автандила Вахтанговича отправили в Анголу, и обещали вернуть, но вон сколько времени прошло, а о чемодане ни слуху, ни духу. Оттого я и заглянул в «Березку», накупил всякого-разного на изрядную сумму, но всё равно жалко и костюма, и верного «грюндига», и фотоаппарата «ФЭД», полученного за победу в турнире. Другой фотоаппарат купить мне нетрудно, но ведь будет не то, совсем не то.

Сентиментален я не по годам.

Потом мы всё-таки поехали в поликлинику номер семнадцать, что неподалеку от главного здания университета. Тоже из прежних времен поликлиника, дореволюционных, когда-то это был доходный дом купца первой гильдии, потом в нём размещались разные советские учреждения, а после войны здание отдали медицине. Пользуйтесь. Тогда, после войны, и этому были радешеньки, но теперь населения прибавилось, и стало тесновато. А где теснота, там и обиды, вопрос лишь времени, когда они проявятся, эти обиды.

Наш доктор уже вернулась с вызовов и сидела перед грудой карточек. Медсестра грипповала, да и доктор выглядела подозрительно.

— У вас, Наталия Мироновна, грипп, — сказал я безапелляционно.

— Сама знаю.

— Почему же не идёте домой?

— А кто с этим будет возиться? — и она показала на стопку амбулаторных карт, которые следовало оформить так, чтобы люди получили свои больничные листки вовремя и без проблем.

И мы сели возиться с карточками втроём. В тесноте, да.

Авторское отступление

Эпидемия 1977 года вошла в историю как «русский грипп», поскольку первые сообщения о новом штамме пришли из СССР. Болезнь поражала преимущественно молодых людей, до 30 лет и младше. Собственно, штамм H1N1 был известен и ранее, и будет вызывать эпидемию и впредь, но структура вируса претерпевает изменения.

Советская противогриппозная вакцина была весьма эффективной, и возможно, что именно это обстоятельство и породило теории, что вирус либо случайно, либо намеренно был выпущен в мир из советских секретных биолабораторий (сегодня мировым лидером стал Китай, и потому теперь уже он — подозреваемый номер один).

Эпидемия переросла в пандемию, и считается, что «русский грипп» стал причиной смерти не менее семисот тысяч человек. В Советском Союзе, конечно, прилагательное «русский» было под запретом. Просто грипп, и всё.

Ремантадин считался эффективным противогриппозным средством, но в провинциальных городах был для населения малодоступен. Впервые его синтезировали американцы в 1963 году и назвали «римантадин», однако в Советском Союзе провели широкое клиническое исследование препарата, и в 1975 году его зарегистрировали в Фармкомитете СССР и разрешили к широкому применению. Чтобы подчеркнуть вклад советских ученых, первую гласную «и» в названии препарата изменили на «е».

Сейчас, в двадцатые годы двадцать первого века, новые штаммы гриппа к ремантадину нечувствительны.