За пределом. Том 2

Глава 71

Прошла всего одна ночь с того момента, как я вступил в наркокартель и занял своё место, но не в самой низшей касте в наркоделе, а едва ли не на верхушке — на службе у лейтенанта.

Чтоб понять, насколько мне повезло, надо было описать всю структуру разом.

Начиналось всё с первой ступени — кладмена, который разносит товар, менеджера по поиску, который находит новых работников, и вышибал, которые наказывают воров и предоставляют физическую поддержку. Кому?

Это уже вторая ступень — дилер. Все те, кто на него работают, лишь муравьи в этом бизнесе. Одни приходят, другие уходят, нередко на нары. Но дилер остаётся, отдавая товар посреднику между ним и клиентом — кладмену, ища новых и наказывая проворовавшихся. Можно сказать, что именно с дилера начинался наркокартель Нижнего города. Дилер владеет небольшим складом, на котором и хранит весь товар, который распространяется по его участку.

Ещё одни люди второй ступени — соколы. Это глаза и уши наркокартеля: стукачи, наблюдатели, осведомители.

Выше дилера и сокола стоит кладовщик — третья ступень. Один из подручных лейтенанта, который отвечает абсолютно за весь товар, что отдан на конкретную территорию. Он заведует основным складом или складами в зависимости от политики лейтенанта, раскидывает товар по дилерам, принимает новый завоз.

На этой же ступени находятся боевики — своя личная охрана. Вооружённые люди, которые защищают территорию от нападений, убивают, крышуют, занимаются рэкетом. В случае войны они солдаты наркокартеля — те, кто будет воевать в первый рядах.

Четвёртая ступень — лейтенант. Управляет боевиками, дилерами и кладовщиками на своей территории так, как считает нужным или как скажут. Он может принимать решение об устранении кого-либо, если только это не кто-то из важных людей типа детектива, главы банды, кого-то влиятельного и далее по списку.

Я нахожусь примерно между третьей и четвёртой ступенью. Мы вроде как солдаты, наравне с остальными, но ставит нас лейтенант выше их. И доверяет больше, чем им, из-за чего может доверить более важные дела, которые требуют конфиденциальности.

Ну и пятая — наркобарон.

Эта структура, насколько я знаю, отличается от структуры в Мексике или Кубе, так как наши реалии другие.

И смотря на неё, можно увидеть отличный карьерный рост, учитывая тот факт, что я перескочил множество ступеней в их иерархии и приблизился если не к вершине, то близко к ней, когда многие остальные не поднимались выше дилера. Можно сказать, что будь у меня такие запросы, как у местной детворы, то я бы добился от жизни больше, чем просто всё.

Был ли я рад? Будем честны, у меня теперь были деньги и не было проблем с местными хулиганами в школе, которые после пропажи червя сразу же перестали меня трогать. Просто никто не подходил весь месяц, в упор игнорируя меня, будто я был пустым местом. Это был плюс.

Минус — я снова был обычным криминальным элементом, словно мне на судьбе было написано оставаться таким всю жизнь. И как бы я ни обещал себе, что потом выйду, было непонятно, как лягут карты. На этот раз я встрял куда глубже. Тогда я был наёмным свободным рабочим, но теперь был частью структуры, откуда выйти довольно тяжело.

Особенно когда идёт война.

Что такое война наркокартеля с другими? Что вообще должны представлять люди, когда слышат это?

Тут каждый может ответить по-разному, в зависимости от того, что он представляет под этим. Это зависит от места, где он живёт, смотрит ли фильмы, читает новости и вообще связан ли с этим всем делом.

Для одних это небольшие разборки банд, и то мелкие: кто-то в кого-то выстрелил, кто-то убежал, машину взорвали, кого-то у дверей расстреляли, сожгли дом, изнасиловали любимую собаку. Мелкие перестрелки, которые здесь обыденности, наравне с проезжающими машинами, собирающими по утрам мусор. Так, события мелкого города, которые просто есть.

Для других это может выглядеть как война наркокартелей в Латинской Америке. Там целые города находятся под властью наркобарона, и их личная армия может составлять до нескольких тысяч человек. Если там воюют, то воюют по-крупному, с применением иногда даже тяжёлой военной техники. Восемьсот боевиков в городе только с одной стороны, которые иногда схватываются с домами или даже правительством — это норма. Там война превращается в реальную войну с огромными жертвами.

Для третьих это просто перестрелка стенка на стенку. Как в гангстерских фильмах, где с одной стороны крутые парни с автоматами, а с другой — крутые парни с автоматами. И между ними два человека, которые сначала переговариваются между собой, после чего шквальный огонь с двух сторон и только один победитель.

Как же на самом деле выглядит война наркокартеля с другими криминальными группами?

В действительности почти все эти варианты отчасти правдивы, но с одним условием — главное то, где это происходит. То, что будет нормально в Латинской Америке, здесь не подойдёт под любым соусом, как сказал бы Француз. И наоборот, то, что здесь подходит идеально, там может лишь рассмешить до колик даже самых обычных бандитов.

Естественно, что здесь не бегают толпы с автоматами, перестреливаясь между собой и полицейскими. Не ездят бронированные грузовики с автоматами и пулемётами, не летают вертолёты и не используют тяжёлое оружие. Перестрелка перестрелкой, но если полиции покажется, что мы перегибаем палку, то это она может приехать сюда с автоматами, пулемётами, бронированными грузовиками и вертолётами, чтоб напомнить, кому принадлежит город.

Никому.

Может просто начаться банальная бойня всех против всех. Море крови и трупов. Такое уже случалось однажды и никому не понравилось. Поэтому никто не доводит до ручки других, чтоб выжить. Незачем выбивать скамейку из-под соседа, на которой сидишь и сам. Потому война чаще всего заключалась в убийствах конкурентов и налётах на точки. Сами перестрелки в открытую происходили нечасто, пусть и не были исключением.

Это мне объяснили практически в самом начале, когда я вышел из конференц-зала и ждал вместе с остальными приехавшими людьми Бурого окончания их собрания. А позже стал свидетелем того, как оттуда вынесли в пакетах по частям Чеку, чтоб предать его морскому дну. Ни сын, ни отец никем больше не будут найдены. Как говорят, сын весь в отца, но только здесь наоборот. Я был жив, а они умерли. Можно было бы порадоваться, однако эту хорошую новость перебивал тот факт, что и я сам увяз по уши. Удавка на шею уже была накинута, и вопрос состоял в том, устою ли я на трёхногой табуретке.

Ввели меня в курс дела и познакомили со всей командой уже на следующий день.

Как оказалось, в число парней Бурого входило семь человек: Фиеста, Гребня, Француз — это те, кого я знаю. Дальше шли Панк — мужчина тридцати пяти лет с длинными волосами и довольно грубым нравом, Ряба — невысокий пухленький с залысиной на макушке и густыми усами итальянец, на вид под пятьдесят, Пуля — парень лет двадцати примерно, и Гильза — его сестра-близнец — девушка с зелёными волосами, связанными в две косички.

И теперь с ними был я. Самый молодой из всей команды.

— Те, кто знаком с ним, и те, кто не знаком с ним, — представил меня Бурый. — Это Томми-Шрам, или Мясник.

— Так Шрам или Мясник, — спросила Гильза, — как обращаться к нему?

— Мы пока не решили, — вздохнул Бурый. — Этот дружок-пирожок завалил семнадцать человек, засунул их в мясорубку, после чего спустил в канализацию. Поэтому я не знаю… Мясник больше подходит, чем Шрам, мне кажется.

— Он болен, — фыркнул Пуля. — Блять… фу!

— Больной упырок, — пробормотал Панк, чем заслужил взгляд Бурого.

— Я предупреждал насчёт этого, Панк, так что даже не вздумай заводить эту шарманку.

— Погоди, а это те семнадцать, что дружки сына Чеки? — оживился Ряба, усатый лысоватый итальянец, который выглядел из них самым нормальным.

— Не совсем. Среди них был и сам сын Чеки, как выяснилось позже.

— Ну… тогда Мясник, наверное? Верно? — оглянулся Ряба, словно выбирал имя для питомца.

— Шрам больше подходит, — возразил Пуля. — Без обид, но ты реально как после комбайна.

— А откуда шрамы? — спросила Гильза.

— Упал с мотоцикла, — ответил я.

— А почему голос такой хриплый?

— Так вышло.

— А почему у тебя…

— Так, Пуля, угомони этот конвейер вопросов, — поморщился Бурый. — Короче, будешь у нас пока Мяшрой.

— Мяшрой? — не понял я.

— А такое слово есть? — тут же спросила Гильза.

Так, девушка из разряда: «задаю много тупых вопросов». Такой тип не отличается умом, но зато достанет тебя до белого каления.

— Мяшра? Ты чего, Бурый? — подал голос Панк. Он напоминал мне какого-то отшельника, который живёт в лесу и не любит ни с кем общаться, а на людей смотрит исключительно как на паразитов, которые созданы для уничтожения. Его голос, недовольный и грубый, сам по себе вызывал тебя на конфликт, будто ты уже что-то сделал.

— Блять, ну нам надо же его как-то звать, верно?

— Ну не Мяшра же.

— Похоже на Шмару, — сухо заметил Гребня. — Тогда сразу Шлюха.

— Он же парень! — возмутилась Гильза.

— А парни не бывают шлюхами? — спросил Ряба.

— Это только женская прерогатива!

Её брат странно посмотрел на неё.

— Ты сейчас такую хуйню сказала, что даже представить не можешь, — вздохнул он.

— Но если только женщины шлюхи! — возмутилась она.

Она… просто тупа. Есть глупые люди, есть очень глупые люди — они обычно просто недогадливые, не умеющие анализировать и сопоставлять опыт и жизненную ситуацию. Эта же была тупой. В одно ухо крикнешь, из другого услышишь эхо. Может её обилие вопросов было попыткой хоть чем-то загрузить пустой мозг?

— Ты это только Миранде не скажи, — усмехнулся Бурый. — Ей будет обидно ведь.

В этом диком обсуждении не участвовали только Француз и Фиеста.

Так как это небольшое собрание происходило в небольшой штаб-квартире недалеко от складов, которые курировал Бурый, здесь было практически всё необходимое для жилья. Потому, пока все спорили, Француз готовил кушать, а Фиеста рассматривала… свои ногти. Она действительно немного странная.

Что касается Француза, то он действительно был похож на гражданина Франции со своими маленькими усиками и тонкими чертами лица. Кстати говоря, он повар, как я выяснил, и у него есть свой ресторанчик. Он даже предложил мне наведываться к нему, если будет свободное время.

— Пусть будет Шрам, — вздохнул Пуля, брат Гильзы. Неудивительно, что у них прозвища подходят друг другу, но надеюсь, не по принципу папа-мама. А то в этом городе я уже не удивлюсь ничему. — Он же весь в шрамах.

— И пустил на фарш семнадцать человек, усмехнулся в усы Ряба. — Мясник лучше отражает суть. Пусть врагов пугает.

Они спорили долго. Очень долго. Но чувствовалась какая-то дружеская атмосфера, даже несмотря на таких, как Панк, которые будто пересиливали себя, находясь в этом обществе. Сошлись на том, что пусть у меня будет всё же прозвище Шрам.

Спасибо, что не шлюха, что ли…

Но немного странно, что прозвище мне выбирали всем миром. Я даже не знаю, хорошо это или плохо.