За пределом. Том 2

Глава 79

Я работал.

Я стрелял в тире.

Я охранял лейтенанта картеля.

Я разбирался с бумажками.

Я окончательно стал своим в этом деле.

Это лишь значило то, что я уже точно не уйду отсюда так просто. Но как и в любом деле, чем больше ты с этим связан, тем больше тебя это затягивает. Ты повторяешь себе: «я уйду, но пока ещё не время», а сам уже и не чувствуешь потребности уходить. А потом она настолько пропадает, что и говорить о том, что уйдёшь, перестаёшь.

За это время на Бурого покусились всего один раз, и даже не в мою смену. Неизвестные из четырёх стволов расстреляли машину… не ту, в которой он сидел. К тому же, машины были бронированными, и обычные автоматы были не в силах их пробить. Для этого или крупнокалиберные винтовки нужны, или гранатомёты, или бронебойные патроны. А так они отделались испугом и испорченной машиной.

Что касается нападавших, они так и не выехали с территории, так как картель не зря платил деньги своим солдатам. Их расстреляли на одной из улиц и бросили прямо там в машине.

Забавно, что благодаря этому в Нижний город зачастили полицейские. Причём приезжали они не на стрельбу или по вызову, а когда всё заканчивалось, чтоб осмотреть место и увезти трупы. Ездили они и просто так по улицам, патрулируя их, но делали это неохотно, держась подальше от района, где стреляли. Да и здесь скорее картель защищал их, а не они город. Убийство полицейских не было редкостью, пусть и привлекало общественное внимание. Однако это был отличный способ подставить кого-нибудь и привлечь к нему внимание. И ничем хорошим, кроме арестов и убийств, это не закончится.

— Шрам, — толкнул мне папку Бурый, когда мы были в нашей штаб-квартире. — Это всякая хрень по коммуналке. Плюс там по контейнерам надо заполнить как в прошлый раз. Сделаешь?

— Мне забрать домой? — раскрыл я папку.

Ничего интересного или важного. Списки, списки, списки… Попадаются, конечно, занимательные моменты, но по большому счёту бюрократия.

— Нет, ты чего! Какой, блять, домой, документы не покидают картель, заруби на носу. Завтра припрёшься и заполнишь, окей?

— Да, Бурый, как скажешь, — положил я папку на стол.

— Ещё, Фиеста должна навестить одного парня, который немного мутный. Поговорить с ним. Поедешь, поддержишь её.

— Опять я? — но, увидев взгляд Бурого, тут же перефразировал свой вопрос. — В смысле, обязательно мне с ней ехать? Если надо, то без разговоров, но может меня можно поставить на что-то другое?

— Ты всё с ней на ножах? Не пытался помириться?

— Чтоб знать, за что просить прощения, надо знать хотя бы причину ссоры. Она же начала ни с того, ни с сего.

— Понятно… Но тебе всё равно придётся с ней сжиться. Пойми правильно, Томми-Шрам, я знаю её больше, чем тебя, и если мне придётся выбирать, я не буду думать дважды по этому вопросу.

— Я понимаю, — спокойно ответил я. — Я завтра поеду с ней. Всё будет в лучшем виде.

— Я знаю, — кивнул Бурый. И, когда я уже вставал, окликнул меня. — Не парься. Она знает, что если что-то случится с тобой, она ляжет рядом. Я не потерплю убийств внутри группы. Но это работает в обе стороны.

— Я понял, — кивнул я.

Намёк был таким толстым, что не понять его было сложно. С другой стороны, если что-то с ней случится вне нашего рабочего времени, то с меня спрос чист.

Я был на нашей штаб-квартире. Мы только что вернулись с сопровождения Бурого по делам, но на этот раз закончили значительно раньше. Потому сейчас здесь было оживлённо. Француз опять что-то готовил, Пуля и Гильза о чём-то спорили, Ряба, Панк и Гребня что-то обсуждали, — обсуждение чего-то с Гребнёй — это когда он всегда молчит, — Фиеста… Она рассматривала свои ногти. А когда заметила мой взгляд на себе, тут же спросила:

— У тебя проблемы?

И ведь если бы не её жёсткий голос с лёгким вызовом и этот взгляд отмороженной стервы, то я бы мог воспринять это как любезность, когда просто интересуются, как у тебя дела. Правда, она своим видом мне такой роскоши не давала.

Кстати, она так никому и не рассказала, что же произошло в школе. Молчала, как партизанка, которая боится выдать тайну и последующее за это наказание. Почему? Чёрт знает, но чем больше я с ней провожу времени, тем больше у меня появляется вопросов по поводу неё.

Да не только неё, у меня вообще очень много вопросов появляется, и я даже не знаю, за какой браться. Такое ощущение, что оказался в центре непогоды, которая сносит всё на своём пути, и вопрос, смогу ли я противостоять этому, лишь вопрос удачи и моих навыков.

— Томми-Шрам, ты уходишь? — позвал Француз, когда я подходил к выходу.

— Да, Француз, домой пойду, немного высплюсь, — кивнул я.

— А как же еда? — приподнял он сковороду. В этом большом складе было всё: от кухни со всем необходимым до качалки и даже ванной комнаты. Посередине так вообще бильярдный стол стоял, чтоб не скучать. — Кислый, ты только попробуй!

— Мне бежать надо, Француз. Завтра ещё дела будут, так что приду я спозаранку.

— А зря, — он подкинул всё, что было на сковороде, после чего ловко поймал. Я однажды так же сделал и потом отмывал пол от масла. — Тебе на завтра оставить?

— Пожалуйста, если не затруднит, — кивнул я.

— А зря! — вставила свой цент Гильза. — Он очень вкусно готовит!

— Я же вчера ел с вами, знаю, — напомнил я, хотя вряд ли она запомнит мои слова. — Кстати, а Ряба уехал?

— Ряба? — Француз огляделся. — Да минуты две назад здесь же был…

— Вышел, — ответил с дивана Панк, лазя в телефоне. — Поехал куда-то там. Он ещё, наверное, машину не успел взять.

— Спасибо, — хотя спасибо говорить не за что здесь. Он таким голосом это сказал, будто прямым текстом говорил «ты всех задолбал, вали уже». Иногда интонации могут сказать куда больше, чем слова.

Рябу я действительно успел перехватить на улице. Он отъезжал, чтобы разрешить вопрос с одним человеком. То есть без крови, просто урегулировать вопрос.

— Разве вопросы регулирует не Бурый? — поинтересовался хрипло я.

— Ну… он сказал, что там ничего серьёзного, поэтому можно, типа, не париться, — пожал Ряба плечами.

Забавно, обычно он сам ездит, если появляется такой вопрос.

Мы поговорили с Рябой ни о чём. Вернее, он по большей части говорил, а я слушал. Иногда поражаешься, что можно узнать о других, просто слушая.

Ряба был сплетником. Нет, он был просто складом сплетен и историй, к которым открывался доступ с определённого уровня доверия. Пусть он и выглядел опрятным и дружелюбным, но у меня создавалось ощущение, что он собирал информацию на всё и на всех. И его дружелюбие — лишь попытка раскопать на тебя что-нибудь интересное. Это была не работа, а увлечение. Более того, он и язык за зубами держал плохо, рассказывая то, что знал о других. Не всё подряд, естественно.

— А как он познакомился с Фиестой? — задал я вопрос, который задавал всем подряд.

— С Фиестой? Да чёрт знает. Она точно не отсюда, если ты заметил.

— Латиноамериканка, — высказал я своё мнение.

— Верно. Я бы сказал, что она из Бразилии или Мексики. Может из Амазонии приехала. Я без понятия, где Бурый её достал, но у неё какие-то психические расстройства, — неопределённо ответил Ряба. — Ты не обращай на неё внимания просто.

— Ага, когда она спрашивает ни с того, ни с сего «У тебя проблемы?», — ответил я. — Ещё таким голосом, что будто мне лицо хочет разбить.

— Ну… может она просто волнуется и спрашивает, есть ли у тебя проблемы?

— Таким голосом?

— Ну эмоции немного не так передаёт, — хмыкнул Ряба. — Да, она странная, но пока особых проблем не доставляла.

— А если бы доставила?

— Ну… наверное, была бы уже мертва, — покачал головой Ряба. — Хотя Бурый не из тех, кто сразу убивает за ошибку, но вполне может. Он обычно оставляет предупреждение, которое сложно проигнорировать. Может покалечить, и не обязательно тебя.

— И кого же?

— Да не знаю… Сестру, если она у тебя есть. Глаза ей выколет, например, — пожал он плечами, сворачивая на боковую улицу.

— Глаза выколет? — слегка удивлённо переспросил я, почувствовав, как слегка ёкнуло сердце. Уж больно мне это что-то напоминало.

— Ага. Да и бывали уже случаи. Вон, однажды чувак один облажался и сорвал планы Бурому. Тот влетел так конкретно на бабки из-за этого, но так и не убил парня. Просто ослепил его сестру.

— Ослепил… сестру?

— Ага.

Я почувствовал, как всё внутри скрутило.

Много ли я знаю людей, которым ослепили сестру за то, что они по-крупному облажались? И каков шанс, что история будет практически идентична той, которую я однажды слышал? Может быть совпадение, конечно, но не такое откровенное же. Но был ещё момент, который надо было невзначай проверить, чтоб быть точным.

— Он жёсткий, — спокойно отозвался я, не выдавая то, что было у меня на душе. — Уже в то время был таким? Сколько ему тогда было?

— Да двадцать четыре где-то было, — вздохнул он, словно вспоминая старые добрые деньки. — Я тогда вышибалой был, а он до дилера поднялся. Он меня и нанял, кстати говоря. Денег не было совсем, а тут хоть какая-то работа. Были же времена тогда…

Но, в отличие от него, я не был столь рад услышанному, прекрасно понимая, откуда Ряба знает это. И вздыхает так сладко, словно вспоминает боль ослеплённой девчушки с теплотой и это были лучшие мгновения его жизни. Меня пробрало настолько, что хотелось застрелить его за эти вздохи.

И я сам… Мне стало тоскливо. Очень тоскливо от услышанного, пусть я и не подавал вида. Ведь я знал Мари и, можно сказать, дружил с её братом. И если Малу мог заслужить это, то чем заслужила такое наказание тринадцатилетняя девочка? Просто потому, что её брат влез в дерьмо? За ошибки надо отвечать, но причём тут вообще ребёнок?

Мир оказался куда теснее, чем мне казалось. И сейчас я сидел и работал с теми, кто лишил девушку зрения. Да, её брат был виноват, но… карать всех подряд? Должны ли родные отвечать за твои грехи? Я знаю, зачем это делают, какие цели преследуют, и должен сказать, что это довольно действенно, но… Это просто ублюдки, которые свихнулись настолько из-за власти и денег, что готовы убивать и калечить всех подряд.

Сын не может отвечать за грехи отца, как и наоборот. Нельзя наказывать тех, кто вообще ни при чём, за то, что сотворили другие. А у них получается: ты никого не трогал, но мы всё равно тебя убьём, чтоб запугать твоего родственника. Это действенно, но это логика ублюдков, которых надо отстреливать, как собак, прямо на улицах.

Я мог много чего сказать, но по понятным причинам промолчал, не вымолвив ни слова и не подав вида, как сильно меня это тронуло.

Ведь что я сделаю? Застрелю его? А потом и Бурого? Только получается, что ушёл от одних проблем, но наткнулся на другие, причём созданные собственноручно. И тут уже не отвертишься, не скажешь, что ты ни при чём. Правда в том, что я тоже боюсь за свою жизнь, на чём всё это и держится. Да и это уже в прошлом, так что…

К тому же, история повторялась — Бурый набирал не самых удачливых людей, которые были как очень благодарными, так и очень послушными. Можно сказать, что воспитывал их с самого детства. Вполне возможно, что и меня взяли с тем же расчётом.