За пределом. Том 2

Глава 77

Мы вернули кокаин Бурому, хотя, по правде говоря, я считал, что даже для него это такая мелочь, что не стоила всех усилий, которые мы затратили. Три кило кокаина, которые теряются в тех объёмах, что он получает, едва не стоили нам жизни.

Но и другую сторону медали я понимал прекрасно — все должны знать, что его товар до последнего грамма принадлежит ему. Наказание как акт запугивания. Я мог лишь порадоваться, что акт запугивания состоялся на тех, кто ничем не лучше нас самих, а не на, к примеру, их семьях.

Что бы я сделал в таком случае? Скорее всего, ничего. Я бы просто не стал стрелять и напомнил бы об уговоре. А если бы при мне кто-нибудь решил пристрелить семью ради запугивания…

Не знаю. Даже задумываться не хочу, так как не представляю, как бы поступил в этой ситуации. Отвернулся бы и ушёл, стараясь не слушать, что происходит? Или попытался бы вмешаться? Одно я понял точно — когда наступают такие моменты, возможно абсолютно всё, и я проявлю себя во всей своей красе. Забьюсь ли в угол и сделаю вид, что ничего не видел, или же вступлюсь, не могу сказать.

Потому что сейчас рассуждать очень легко, и можно без проблем приписывать себе все благодетели. На словах мы все герои, безжалостные и милосердные, а на деле…

Я говорил, что никогда к этому не вернусь, но вот я здесь, убиваю, даже не моргнув и глазом, потому что мне плевать на своих оппонентов. Раньше я испытывал к ним жалость, а сейчас вижу лишь манекен, который надо убить быстрее, чем это сделает он со мной. Мне их уже не жалко, потому что душу греет отговорка, что они такие же, тоже заслуживают смерти, если не хуже. И я не дурак, когда придёт время, я вполне смогу найти тысячу причин, чтоб оправдать необходимость застрелить ребёнка.

Если ты падаешь в моральном плане, то ты падаешь очень быстро. Это как наркотик, от которого не отказаться, потому что будет постоянно последний раз, и каждый последний ты найдёшь причину это сделать. А потом оглянешься, понимая, что уже на дне, а сделать ничего не можешь.

Возможно, об этом и говорила Сина. Она старше меня и знает это лучше. Падая вниз, ты перестаёшь быть человеком.

Это сделали мои товарищи, это делаю и я. Мы пытаемся создать иллюзию, что мы люди, пытаемся доказать всем, что мы любим своих родных, близких и детей, но это ложь. То, что мы их любим — лишь безусловный рефлекс. Это не делает нас людьми. Человек — это тот, кто может простить, несмотря на боль и ненависть. Может протянуть руку, даже будучи сам в нуждающемся положении. Мы на такое не способны, мы будем думать в первую очередь только о себе.

Я стоял перед Бурым, когда возвращал чемодан. Фиеста выглядела никакой, будто изнасилованной и пустой, с трудом передвигаясь и кряхтя. Неудивительно, что я на собственном горбу её вытаскивал из Нижнего города, едва сам не померев от натуги.

Она не приходила в сознание около двух часов. Но у неё был телефон с номером Бурого, а у того была информация, как нам выбраться. А именно, как взломать машину, как её завести и где есть выезд из города, но с обратной стороны, чтоб вообще полностью объехать этот район. Я делал всё быстро и слаженно, объяснив ситуацию и упустив историю про призрака, которую знать им было не обязательно.

Я очень спешил. Не в последнюю очередь из-за того, чего не видел. Сина подтвердила, что здесь могут обитать и другие представители, что делят территорию иначе. Они хищники, и мы для них не более чем мелкие бандиты, которых можно прищучить. Может картель и сдюжит с ними побороться, но банды, со слов всё той же Сины, уже нет. А здесь и таких нет, что делает нас втройне уязвимыми.

Теперь я знал, как открывается любая машина. Нужна отвёртка или нечто похожее, что поместится в замочную скважину, после чего удар, и ты срываешь все штифты и можешь открыть дверь в машину. Или бьёшь стекло, как сделал я. Потом срываешь нижнюю панель и выдёргиваешь провода из замка зажигания. Два плюса, два минуса и один красный — это стартер. Определяешь провода с двумя плюсами, соединяешь с минусами, чтоб включит зажигание и габариты. После этого красным касаешься уже соединённого плюса, чтоб выбить искру и завести машину.

Готово.

Это было волнительно — вскрывать машину под чьим-то домом таким образом, ожидая, что в любую секунду тебя могут заметить. Не так волнительно, как в школе, но всё же. А потом неожиданное прохладное облегчение, когда ты трогаешься с места.

— Теперь точно война, — вздохнул он, подкинув пакет в руках. — Если эта крыса пыталась продать им товар, а потом их всех грохнули, пусть даже не мы, ясен пень, кого обвинят.

— Но почему он взял только наркотики? А не деньги, к примеру? — спросил я.

— Денег в тот момент не было. Да и товара тоже не было особо. Взял, что пришлось, видимо, — прожал он плечами.

— Что ж он не покинул город? Сбыл бы дороже.

— А ты поймёшь этих наркош? — хмыкнул Бурый.

Наркош? Вообще, логично, но… тот человек не выглядел наркоманом, если честно.

— Держи бабки, Шрам, — положил на стол он небольшую пачку. — Кстати, что с Фиестой? Она какая-то… странная и побитая.

— Без понятия. Но нам досталось, к тому же, мы немного разделились, когда уходили от погони. Я без понятия, на что она нарвалась. Мы договорились встретиться около школы, но когда…

— Я в норме, — холодно оповестила о своём состоянии Фиеста, перебив меня. — Дай денег, и я пойду.

Бурый спорить не стал, лишь проводив её взглядом.

— Надеюсь, что это не ты её так отмудохал, — сказал он мне, когда Фиеста ушла.

— Я? Боюсь, что я был бы покойником к этому моменту, — покачала я головой. — Она не говорит, что произошло, но мне кажется, что её как раз-таки и отмудохали.

Да, я тоже строил теории и предположения, чтоб выглядеть озадаченным. К тому же, Фиеста ничего про случившееся не сказала и вряд ли скажет. «Меня побил призрак девочки из школы», мне кажется, такое объяснение даже Бурому покажется странным, и она это понимала, потому просто сказала, что ничего не произошло.

Скорее всего Бурый подозревал меня, но, к моему счастью, Фиеста сразу сказала, что это не я. Конечно, поверить ей на слово он не поверил, однако и придраться ко мне не мог, ведь главный свидетель молчит.

— А война… — намекнул я на волнующую нас тему.

— Я тебе должен отчитаться? — с усмешкой ответил он, но, тем не менее, предупреждая меня быть аккуратнее на поворотах.

— Нет, я просто хочу понять, насколько мне надо быть осторожным. Что будет, что делать не стоит, куда не ходить, да и как это будет выглядеть, — миролюбиво попытался я объяснить.

— Они будут бить по точкам и устранять лейтенантов, то есть нас, — решил объяснить он. — Забудь всякую хуйню, что показывают по телевизору, Томми-Шрам. Никаких гангстерских перестрелок. Будут налёты, поджоги, убийства. Намного реже вооружённые налёты на территорию. Ты, кстати говоря, тоже в зоне риска, но пока о тебе толком никто не слышал, так что не так страшно. А вот Панк, — это тот хмурый мужик, который с длинными волосами, — например, может попасть под пулю. Он известен в узкий кругах.

— И мы не будем сидеть в осаде? Ну, спрятаться на базе, нос не показывать, только на вылазки, — попытался объяснить я.

— Вечно так сидеть не будешь. Мы всегда под ударом, чтоб ты знал, просто сейчас шанс выше, но не более. Естественно, что будем сидеть в осаде, если прямо жарко станет, а на улице будет бойня на бойне. Но обычно мы продолжаем жить своей жизнью, вести дела, только становимся намного осторожнее. Ты хоть раз видел хроники криминальных войн?

— Ну… было дело, — кивнул я.

— Ты видел, как и где их убивают, не так ли? В машине взорвали, расстреляли у дома, убили на улице, просто пропал, зарезали в магазине и так далее. Это и есть война. Никто не прячется, как ты говоришь, кроме боссов, в нашем случае Соломона, так как всё зависит от него. Мы же продолжаем выполнять поручения и контролировать бизнес. Просто окружаем себя охраной.

— Это ведь может и не спасти.

— Может не спасти, — согласился Бурый. — Если там четыре машины с автоматчиками. Но мы тоже стараемся контролировать такое. Не зря же есть смотрящие на улицах, которым за это платят. А если киллер-одиночка, то он вполне может съехать, завидев охрану, и не рисковать.

— А боевики?

— А что боевики? Они воюют, защищают, нападают и так далее. Служат телохранителями. Однако они не в курсе дел. Сидеть, как ты предлагаешь, не получится, потому что без контроля, зная, что мы не можем приехать и лично проверить, все начинают крысить, обманывать или перебегать. Это всё надо всегда контролировать едва ли не лично. Ты должен показывать, кто здесь хозяин, даже когда война. Загнать нас в крепость, это значит оставить без нашего контроля территорию, которую будет легко отжать или которая сама себя переварит без контроля.

Он закурил, немного походил, после чего продолжил:

— Угроза всегда приходится на нас, лейтенантов, кто правит территорией. Остальных только если в перестрелке или разборке, не считая тех, кто просто имеет вес. Потому просто надо быть осторожнее и не париться.

Здесь никто не верен, всё держится исключительно на бабках и страхе — вот что я понял с его слов. Как понял и то, что босс единственный, кто может спрятаться, а вот остальные должны работать, пусть теперь и с телохранителями, иначе без контроля территория просто уплывёт из рук.

В тот день вновь было собрание, на котором обсуждали произошедшее. Я не был на нём, остался снаружи, как телохранитель, вместе с Гильзой и Пулей — братом и сестрой, которые неведомым образом прибились к Бурому. Были там и Панк с Гребней, но они общались между собой, а Панк так вообще не жаловал меня. Смотрел с каким-то лёгким презрением и подозрением, словно уже ненавидя меня всем сердцем.

Он мне тоже не нравился. Но нравиться всем невозможно, а я не девушка, чтобы располагать к себе мужчин. Поэтому, пока он стоял с Гребнёй, я общался с близнецами.

— Так как вы стали работать на Бурого? — вернулся я к вопросу, который был мне интересен после того, как Гильза опять его увела в сторону своими тупыми разговорами. Я видел, что Пуле стыдно за неё, что он косится, но ничего не говорит, чтоб не акцентировать внимание. Однако мы вдвоём понимали, что она дура.

— О… мы… э-э-э… вроде знали его до этого, верно? Были ещё детьми, когда он только-только начал этим заниматься.

— Он берёт на работу детей? — немного не понял я.

— Нет, — вздохнул Пуля. — Он просто знал нас, причём достаточно, чтоб доверить товар, когда мы подросли. Начинали работать кладменами… это такие…

— Я знаю, кто это, — кивнул я.

— А, ну вот, мы работали одно время на него, а потом он предложил, как и тебе, вступить к нему в команду. А там убийство с каждого как экзамен.

— И кого убивал? — спросил я с интересом.

— Девчонка какая-то. Проворовалась и попыталась скрыться. Была очень осторожной. Ну я её и убил.

— А я убила дилера! — хвастливо выпятила грудь Гильза. — Вышибила ему мозги, а потом ещё и его сыну, и…

— Заткнись, — бросил Пуля, перебивая её.

— Но я…

— Рот закрыла, — зарычал он на неё. Вздохнул и посмотрел на меня, словно извиняясь. — Не стоит углубляться в это. Она немного перестаралась, так как туговата.