Балтийский форпост

Глава 12

Выломали несколько обросших мхом брёвен из тына, они сгнившие до трухи внутри, поэтому проделать такое оказалось совсем несложно. Такое впечатление, что тын на мхе и держался. Шутка, конечно, но под ударами топора дерево буквально развалилось на части.

Через образовавшийся пролом от догорающих перед землянками костров немного света до нас долетело, стало проще передвигаться. Выбрали, что покрепче и посуше из этого нарубленного или скорее наломанного хлама, и тут же разожгли дымучий до ужаса костёр. Этим бы дымом комаров отгонять, да нет их по какой-то причине в этом месте. На протоке и в камышах были, а здесь, на вершине, ни одного не слышал! Интересный факт, недаром, видимо, именно в этом месте капище поставили.

Дальше — проще. Ободрали крышу на ближайшей землянке, из сухих до звона жердей соорудили простейшие факелы, запалили их и на скорую руку осмотрели «поле боя» внутри бывшего капища и поляну снаружи. Мокшу отправил сбором трофеев руководить и вообще осмотреть тут всё очень тщательно. Ну и я пока осмотрюсь.

Тут-то и нашли в дальней землянке основную часть женского населения разбойничьей шайки! Сунулись дружинники по земляным еле заметным ступенечкам вниз, факелом нутрянку осветили, а там — бабьё битком!

Ко мне один из бойцов подскочил, доложил о найдёнышах. Пошёл своими глазами глянуть, кто в том полуподземном домишке отсиживался.

Первым делом на своих воев глянул. Порадовало, что никто из них расслабляться не стал, стоят все настороже. Мечи хоть и в ножнах, но руки рядышком с рукоятями держат! Щитами прикрываться не стали, но заметно, что готовы к любой неожиданности со стороны выползающих из землянки.

И только потом внутрь заглянул. Увиденного при свете факелов хватило, так что спускаться не стал, побрезговал. Не стыжусь признаться, но как-то так. Очень уж вид открылся страшный. Да и вонь от них такая, что горло режет. Про нос вообще молчу, он от таких запахов вообще отключился.

Плотно стоят, плечом к плечу. И когда только успели так набиться? И ведь тихо стоят, словно мыши! Хоть бы одна пискнула! А ведь в землянке им очень тесно, да и дышать уже явно нечем. Хрипят, сопят, но молчат. И глаза почти у всех плотно закрыты, только видно при свете факела, как веки мелко подрагивают. Запуганные до жути.

Приказали всем им выходить наружу.

Точно, запуганные и забитые. Как приказали, так они сразу и двинулись с места. Словно зомбированные, так и пошли на выход с закрытыми глазами. Ну и понятное дело, сразу же давку устроили. Выход из землянки узкий, там по одному проходить нужно. Пришлось регулировать процесс.

Как водится, дружинники при виде выползающих из землянки женщин тут же зашумели, зашутили на все лады, заухали, зареготали. Те ещё больше скукожились, сжались.

— Куда их? — обернулся Мокша.

А и впрямь, куда? Оглядел столпившихся у входа в землянку женщин, скривился. Там, перед тыном, против нас воевали другие, крепкие и откормленные, к тому же все хорошо одетые. Некоторые даже в железе попадались. А эти просто обслуживающие персонал, что-то вроде рабынь. Да почему вроде? Рабыни и есть! И одеты в жуткую рванину, мосластые тела через многочисленные прорехи в одежде проглядывают. Грязнущие, жуть. Почти все плетьми пороты, даже мне отсюда видны загноившиеся раны от побоев. Нам такие точно не нужны!

Ничего, оклемаются! Если захотят, конечно. Запасы кое-какой провизии у разбойников имеются. Забирать с собой всю эту еду нет никакого желания, так что с голоду женщины точно не помрут. Да и лодчонки в протоке останутся, мы просто не в состоянии весь этот водоплавающий транспорт с собой уволочь. Так что желающие уплыть с острова на материк всегда могут ими воспользоваться. В общем, не пропадут!

— В углу пусть посидят пока. Да присматривайте за ними, чтобы без надзора никто из них никуда не ходил.

Это во мне осторожность заговорила. Как бы заразу какую не подхватить! Или насекомых…

— Может, за тын их? Да пусть идут, куда глаза глядят? А то мороки с ними будет столько, что… — десятник не договорил, лишь скривился да рукой махнул. — За железо не хватались, в сечу, как другие, не полезли. Значит, спокойные.

— Вот когда уйдём отсюда, тогда и отпустим их! — надавил голосом. — А пока пусть под присмотром посидят! Кстати, ты всё тут осмотрел?

— Да, сейчас добро собирать начнём!

— Отлично! И поторапливайтесь, нечего здесь надолго задерживаться!

— Понял, — вздохнул Мокша.

Развернулся и поплёлся выполнять приказ.

— А нас-то, нас поскорее развяжите! — не выдержал и взмолился со столба тощий и догола ободранный от какой-либо одёжки, человечек.

Из-за столба и не видно его совсем. Ну что? Снаружи побитых я уже осмотрел, теперь можно и внутри тына походить. Любопытно же?

Бойцы мои мимо по делам дружинным ходят, вид делают, что и не слышат ничего. А кроме ободранного все остальные привязанные молчат. Лишь глазами исподтишка зыркают в мою сторону, не желают, чтобы я на них внимание обратил. Да и понятно, почему. Команда с баркаса это на столбах висит, вот почему!

А мужичок ободранный отдельно от них. Его, похоже, одного откуда-то приволокли. И кормчий от меня на самом дальнем столбе привязан, голову опустил на грудь и вроде бы даже глаза прикрыл, ни на кого не смотрит. Совесть заела, наверное. И молчит тоже поэтому, смею надеяться. Пусть пока так повисят.

Глянул на ободранного, вроде бы как тот созрел для разговора?

— Ты сначала поведай, кто таков и за какие такие грехи на этом столбе оказался? — подходить ближе не стал, и так всё хорошо слышно. И видно, чего уж там. Дровишек в костры между землянками подбросили, пламя и оживилось, светлее на проплешине стало. — А то отвяжем, а окажется потом, что ты из этих татей и есть? Скрысятничал чего или добычу между собой не поделили, вот тебя к столбу и привязали! Может же такое быть?

— Да кого угодно спроси, не из них я, — мужичок вперёд, насколько путы позволили, посунулся. В основном, шеей. Вытянул её, настолько возможно, на гусака стал похож. Верёвки тут же в горло и врезались. И ещё раз повторил, но уже как-то задушенно и с явным надрывом в голосе. — Не из них! Рыбным промыслом я на озере живу! Да меня на побережье от устья Великой до Чудь-моря все знают! Любого рыбака спросите, слышал ли он про Худого Серьгу? И тот точно ответит, что слышал!

— Знаете его? — спросил ближайшего ко мне привязанного.

Тот ничего не ответил, головой только мотнул. Ну хоть отворачиваться не стал, смотрит с интересом и… Ожиданием? Ждёт, когда ими займусь и прикажу развязать? Подождёт пока. Но хоть вроде бы как подтвердил сказанное рыбаком. Ну, ладно, можно и отвязать тогда ободранного.

Кивнул стоящему у столба дружиннику, тот ножиком по верёвкам и шихнул. Путы опали, мужичок чуть было на землю со столба не рухнул, да тот же дружинник его за шею рукой поймал, придержал, опустил плавно. Хорошо ещё, что не переломил, очень уж тощая она у рыбака. А то, что за шею ухватил, так за что ещё того хватать? Не за вывернутые же руки? Да и удобнее за выю-то. Теперь пусть отсиживается, пока кровообращение в мышцах не восстановится.

Покосился на расставленные кругом вокруг центра полянки столбы с привязанными пленниками. Вздохнул, пора бы и развязать бедолаг. Уже и рот раскрыл, да в это момент сбоку Степан подошёл. Выражение лица озабоченное и даже какое-то таинственное, что ли? Тихонечко проговорил, придвинувшись почти вплотную:

— Боярин, я с десятком на той стороне перед атакой стоял. Мы раньше всех подошли, ну и услышал я там кое-что. Вожак ватаги этой разбойничьей старшину этого, — глазами на кормчего указал. — О каком-то золоте пытал!

— Уверен, что про золото говорили? — засомневался. — Не ошибся?

— То, что про злато-серебро разговор у них шёл, точно слышал. Шумно, конечно, было, бабы-то перед кострами во весь голос гомонили, но удалось подслушать. Этот, — дружинник ещё раз повёл глазами в сторону кормчего. — Всё торговаться пытался, видно свободу свою выкупить хотел. А разбойник ещё смеялся, мол, зря торгуешься! Сейчас углями пятки прижгу, так ты мне быстро всё расскажешь! Ну и примучил он его знатно. Дальше ничего не услышал, из арбалетов бить принялись. Как бы не окочурился кормчий раньше времени. Истечёт кровью и не расспросим его о сокровищах.

Вывалил на меня Степан эту информацию и замолчал. Ждёт, что в ответ скажу, как отреагирую. А как на подобное можно реагировать? Только дальше расспрашивать. Постарался скрыть досаду. И как это я такое пропустил? То шорох листвы на деревьях слышу, а такой важный разговор мимо ушей пролетел! А серебро, да ещё и с золотишком впридачу, мне бы очень кстати пришлись. Ведь только и делаю, что трачу и трачу! Да, понимаю, что все затраты рано или поздно отобьются и окупятся, но когда это ещё будет? А ежемесячные траты на оплату стройки и труда нанятых работяг столько денег съедают, что только знай, раскошеливайся! Хоть снова в поход за трофеями иди!

Ну а что? Война дело прибыльное, если всё по уму делать. А ведь и правда, пора очередную крепость воевать! Но это потом, а пока нужно попробовать разговорить кормчего. А то ещё и впрямь помрёт раньше срока и не узнаю ничего. А с чего я взял, что он вообще что-то скажет?

Эх, ну почему Степан о золоте услышал, а не я? Так бы дослушал, о чём разговор у них шёл, и только потом команду дал атаковать разбойников! Не свезло!

Задавил сожаление:

— А дальше о чём говорили?

— Так дальше они ничего не успели сказать! Наши стрелять принялись! И нам пришлось приложиться!

— А что ж ты мне сразу ничего не… — не договорил я, замолчал, придавив в корне свою досаду. Ничего Степан не мог сделать в тот момент! Далеко от меня находился, потому что!

— Попробовать этого разговорить? — дружинник повёл глазами в сторону владельца баркаса.

— Как?

— Так расспросить вдумчиво, с угольком, с железом калёным.

— Ты же говоришь, его уже расспрашивали! И как, разговорили? Нет? Так почему ты уверен, что он именно нам всё скажет? И про уголёк да железо калёное лучше молчи, пока не осерчал! Чем мы тогда от разбойников отличаться будем?

— Это да, — глубокомысленно кивнул Степан и оглянулся по сторонам. Помолчал мгновение и добавил. — Но и про золото тогда ничего не узнаем!

Ну и я оглядел дружинников. Близко никто не подходит, понимают что не нужно в разговор лезть. Своими дружинными делами занимаются! Поэтому:

— Не будем мы никого вдумчиво расспрашивать! Освободите его! — указал на лодочника.

— И остальных развяжите, — не стал глумиться над командой баркаса.

Степан метнулся к столбу с привязанным на нём кормчим, лично срезал путы с пленника и опустил его на твёрдую землю. Тут как раз и я подошёл. Вблизи стало видно, что хозяину баркаса крепко досталось.

За спиной шлепки раздались. Это путы порезали, тела со столбов на землю и попадали.

— Приподними его немного, а то кровью захлебнётся. И напои! Потом раны перевяжи!

Пока Степан поил хозяина баркаса, я присел перед ним на корточки.

— Ничего, оклемаешься! Сейчас Степан тебя перевяжет, до баркаса донесём, а там уже и до дома рукой подать. Отлежишься и снова по озеру бегать будешь!