Комсомолец. Часть 3

* * *

Больше минуты я стоял на лестничной площадке четвёртого этажа: ждал, пока в квартире Нежиной среагируют на мой стук. Вдыхал запахи подгоревшей каши, табачного дыма, мужского одеколона (он витал в воздухе и на первых этажах). Слушал ругань Альбининых соседей и бормотание радиоприёмника, что доносилось из жилища Изольды Матвеевны. В шестнадцатой квартире не раздавалось ни звука… пока там не звякнула цепочка. Дверь в квартиру Нежиных чуть приоткрылась — я увидел лицо Королевы (отметил покраснение вокруг глаз Альбины — она либо простудилась, либо недавно плакала). Девушка пару секунд молча разглядывала меня, будто не сразу узнала.

— Усик? — сказала Альбина. — Ты зачем явился?

— Решил стребовать с тебя долг, — ответил я.

Нежина посмотрела на свёрток из пледа в моей руке.

— Долг? — переспросила она.

Я принюхался: заподозрил, что запах гари шёл именно из Альбининой квартиры.

— Пришёл к тебе, Нежина пить чай. Разве не понятно?

— Сейчас?

На лбу Альбины появились тонкие складки морщин.

— А чем сейчас хуже чем потом? — спросил я. — Потом не всегда наступает. Впускай уже меня. Или будем до ночи через щель разговаривать?

— Вот ещё… — сказала Королева.

Но цепочку отстегнула и позволила мне войти. Я шагнул через порог — сразу сообразил, что не ошибся, когда решил, где именно подгорела каша. Потянуло из кухни и свежим табачным дымком (былого тумана из клубов табачного дыма не увидел, но в квартире явно недавно прикуривали сигарету или папиросу). Я повертел головой. Не увидел в прихожей склада обуви. Да и на кухне столешница обеденного стола блестела чистотой (если не принимать во внимание одиноко стоявшую на ней пепельницу с потушенной сигаретой внутри), на кухонном полу я не разглядел пустых бутылок. А вот в Альбининой комнате снова заметил печатную машинку.

— Что готовила? — спросил я.

Поводил носом — демонстративно принюхивался.

— Гречку пыталась сварить.

— Неудачно.

— Да, — подтвердила Королева. — С первого раза не получилось. Зачиталась.

Кивнула на приоткрытую дверь своей спальни.

Я повесил на крючок в прихожей свёрток с экипировкой охотника на маньяков.

— Что это ты принёс? — спросила Нежина (взглянула на перевязанный верёвкой плед).

— Это не для тебя.

Повертел головой — попытался сообразить, дома ли Альбинина мама. Кроме громкого тиканья настенных часов иных звуков не различил. Не услышал ни бормотания телевизора, ни музыки из радиоприёмника. В прихожую не проникал даже шум улицы, будто все форточки на окнах плотно прикрыты. Почти полная тишина. Никто не выглядывал в дверной проём (чтобы на меня взглянуть), не интересовался у Королевы «кто там явился». Признаков присутствия в квартире Тамары Нежиной я не обнаружил. Что меня порадовало: по пути к Альбине настраивался выслушивать от её мамы обвинения и упрёки.

— Нет его здесь, — сказала Королева. — Не переживай.

Расстёгивал пуговицы на пальто — замер.

— Уже знаешь, что ваш Сан Саныч на свободе? — спросил я.

— Он не мой!

Альбина гневно сверкнула глазами. Блеснули и её расчёсанные, но не заплетённые в косу волосы (их кончики почти касались поясницы девушки).

— Как скажешь.

Я поднял руки в примирительном жесте. Снова не заметил на лице Нежиной косметики. Вновь отметил покраснение вокруг её глаз.

— Обувь снимай, — сказала Альбина.

Мой взгляд скользнул по старенькому коврику, по поверхности паркета — исцарапанной, местами с тёмными пятнами дыр.

— Не переживай: не испачкаешься. Я только сегодня утром пол намыла.

Альбина шаркнула по полу тапочкой. Затянула поясок на халате, разровняла на нём складки. Наблюдала за тем, как я разувался.

— Рана на руке, смотрю, тебя уже не беспокоит, — заметила Королева.

— Молодой организм, — сказал я. — Всё заживает быстро.

Нежина притопнула ногой — будто стряхнула с неё мой взгляд. Я поднял глаза, увидел недовольство на лице девушки (направление моего взгляда Нежина заметила). Но не смутился — лишь улыбнулся Альбине в ответ.

— На кухню иди… организм, — сказала Королева. — С чем чай-то ты собрался пить?

Она направилась к кухонному столу.

— Моих конфет не осталось?

Нежина остановилась, обернулась.

— Ты… правда думал, что я буду хранить их для тебя? — спросила Альбина. — Я угостила твоими конфетами маму, Изольду Матвеевну…

— Нежина, это была шутка, — сказал я. — Ты знаешь, что такое ирония?

Королева повела плечом. Ткань халата пришла в движение — скользнула по телу.

По этому же телу скользнул и мой взгляд (что заметила и его владелица — нахмурилась).

— Понятие «ирония» мне известно, — сказала Альбина. — В отличие от тебя, Усик, я понимаю, чем оно отличается от понятия «идиотизм». Могу предложить тебе к чаю гречку.

— Подгоревшую?

— Нормальную.

Нежина отвернулась, отправилась в кухню.

Последовал за ней, поглаживая взглядом её спину и ягодицы.

— Со второй попытки я справилась, — сказала Альбина. — И моё предложение — не «ирония». Потому что из еды у меня сейчас есть только гречневая каша, пара видов сырой крупы, мука, сахар и соль. Выбирай.

Мысленно упрекнул себя за то, что не заглянул перед визитом к Королеве в магазин. Ведь даже прихватил с собой десять рублей (о чем благополучно позабыл, покинув общежитие). Думал по дороге к дому Нежиной о возможных сегодня встречах: с маньяком, с Альбининой мамой, с Сан Санычем. Прикидывал, сколько просижу в засаде. Гадал, не простужусь ли в своих «ботиночках на тонкой подошве». Но о том, с чем мы с Нежиной будем пить чай, не подумал. Потому что воспринимал чаепитие не больше, чем повод проникнуть в эту квартиру. Подумал: «Дважды приносил сюда конфеты. Но как только дело дошло до чая — лопухнулся».

— Буду пить просто чай. Без сахара. Но с горячей водой и с «заваркой» — это такой мусор, который обычно плавает на дне чашки.

— Это снова была не ирония, — сказала Альбина. — Шутишь ты, Усик, неудачно. Переживаешь из-за эсэсовца? Боишься, что он тебя выследит и снова настучит по твоему лицу?

Королева улыбалась, но весёлых ноток я в её голосе не различил.

— К тебе тоже приходили из милиции? — спросил я. — Говорили о Сан Саныче?

— С чего это мне будут о нём говорить? Он сам приходил.

Нежина жестом велела мне занять место за столом.

Я подчинился, сел на скрипучий стул.

— Кто приходил?

— Эсэсовец, кто же ещё.

Альбина открыла кран, набрала в чайник воду.

— Припёрся к нам ночью, похватал свои вещички, — сказала она. — Мама ушла с ним.

Нежина чиркнула спичкой — зажгла газ на плите.

— Куда ушла?

Я привстал; не спрашивая разрешения, приоткрыл форточку. Впустил в кухню свежий воздух, пропитанный звуками детских голосов и птичьим чириканьем. Дождь по стеклу не барабанил, но изредка оставлял на его поверхности влажные полосы.

— А я, думаешь, знаю, куда?! — ответила Королева. — Просто ушла. С ним.

Громыхнула тяжёлым чайником — припечатала его дно к металлической решётке над конфоркой. Языки пламени изогнулись. Со зловещим шипением они набросились на стенки мокрой посудины, на задержавшиеся поверх мутноватой эмали капли.

— Быстро оделась, собрала сумку, — сказала Альбина. — Денег мне немного оставила. Будто я не проживу без её подачек. В щёку поцеловала. Побежала за ним… как собачонка. «Веди себя хорошо, доченька, я обязательно тебе напишу». Напишет она мне…

Глаза Королевы заблестели, точно в них скопилась влага. Нежина повернулась ко мне спиной — привстав на носочки, неторопливо перебирала расставленные на полке в шкафу чашки. Я рассматривал изгибы её укутанного в халат тела (с интересом и без особого стеснения). Вновь отметил, что не считаю Королеву ребёнком… сейчас (когда смотрел на её ягодицы — точно принимал Нежину за вполне половозрелую женщину). При виде Альбининых ног на время позабыл и о маньяке, и всяких там… Сан Санычах. Воскресил в памяти те сцены с участием Нежиной, что изредка видел во снах. Подумал: «А может, ну её — эту засаду?»

— В милицию об этом сообщила? — спросил я.

Убедился: говорю спокойно — как обычно.

— Я?!

Альбина резко обернулась.

На её щеке увидел извилистую влажную вертикальную полосу.

— Зачем? — спросила Королева. — С чего вдруг я должна бежать в милицию? Они нас даже не предупредили, что выпустили его!

— Не выпустили. Он сбежал из СИЗО.

Не заметил, чтобы мои слова удивили Альбину.

Нежина задумчиво посмотрела поверх моей головы — на окно.

— Ну… я так и предположила, — сказала она. — Уж очень быстро они собирались. Да и потом: иначе бы он отсюда вовек не ушёл.

Покачала головой, хмыкнула.

— А нам… даже не сказали.

Посмотрела на меня.

Влаги в её глазах я больше не видел.

— Ты-то как узнал, что эсэсовец на свободе? — спросила Нежина.

Рассматривала меня, хитро прищурившись.

— Мне утром об этом рассказали, — сообщил я. — Милиционер приходил. Капитан Александров. Встретил меня около института. Ну и… сказал. В милиции опасаются, что Кузин меня выследит, попытается отомстить — за то, что написал на него заявление.

Вода в чайнике на плите шумела всё громче.

— А ты сам… не боишься? — спросила Королева. — Эсэсовец — он такой: может и отомстить. Мелкий, но пакостный, как говорит о нём Изольда Матвеевна. Подстережёт тебя на улице, пырнёт ножом — потом не докажут, кто виноват. Усик, я говорю это на полном серьёзе — не шучу.

Я усмехнулся.

— Найду чем его встретить. Это если не считать доброго взгляда и вежливого слова.

Альбина кивнула головой.

— Ну да, — сказала Королева. — Как же я могла забыть. Вы же с ним из одного теста слеплены.

Повернулась к плите, где постукивал крышкой чайник, перекрыла газ.

Я набрал в лёгкие воздух: собирался возразить Королеве. Но передумал. Потому что не чувствовал ни желания, ни необходимости спорить сейчас с Нежиной.

— А ты, смотрю, куревом балуешься, — сказал я.

Кивнул на смятую в пепельнице недокуренную сигарету.

Альбина хмыкнула. Не обернулась: колдовала над чашками.

— Сейчас я бы ещё и вина выпила, — сказала она. — Да только в этой квартире его не найдёшь — такое тут долго не хранится… не хранилось. Да и сигареты… Чудо, что наткнулась на эту пачку, когда убиралась.

— Сгонять за бутылкой? — спросил я.

Альбина сняла с плиты чайник — замерла, будто раздумывала: налить кипяток в чашки или плеснуть им мне на голову.

— Не надо, — сказала она (выбрала всё же чашки). — А то напьюсь и поколочу тебя, как эсэсовец. Не хочу, чтобы ты отправил за решётку ещё и меня.

— Меня-то ты за что собралась бить?

Королева вернула на плиту чайник, перенесла на стол парящие чашки.

— Нужно же мне на кого-то выплеснуть агрессию, — сказала Альбина. — Если эти ваши сигареты не помогают…

— Куренье вредит здоровью, — сказал я.

— Здоровью много чего вредит.

Нежина убрала со стола пепельницу, высыпала её содержимое в мусорное ведро.

— Как они вообще могут дышать этой гадостью? — тихо произнесла она.

Поставила пепельницу в раковину.

Я неторопливо прошёлся по Альбининому телу взглядом — от потёртых тапочек, до нахмуренных бровей.