Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир

— Мы тоже пойдем, — сказал Оливер. — Если вам интересно, — добавил он, вопросительно обернувшись ко мне.

Я кивнул и пошел с ними по проходу в третий, меньший прямоугольный двор для жеребят.

И здесь, где когда-то было пусто, теперь решительно зашевелилась жизнь. Денник, к которому Найджел нас подвел, был больше обычного и выстелен толстым слоем соломы.

— Жеребята обычно рождаются ночью, — сказал Оливер, и Найджел кивком подтвердил. — Она начала около полуночи. Она просто лентяйка, да, девочка? — Он похлопал бурый крестец. — Всегда тянет. Каждый год та же история.

— Ее не к Сэнд-Кастлу прислали? — спросил я.

— Нет. Это одна из моих, — сказал Оливер. — Жеребенок от Летописца.

Мы покрутились рядом несколько минут, но с Паттакейк не происходило изменений. Найджел, нежно прощупывая опытными руками вздутость под ее ребрами, сказал, что она, видимо, справится через час и что он пока останется с ней. Оливер и я двинулись вперед, мимо пока еще запертого случного сарая и дальше, по тропе между двух небольших загонов ко двору жеребцов. Все, как и раньше, блистало дотошной опрятностью.

В одном из загонов высился четырехногий силуэт, смиренно опустивший голову.

— Длиннохвостый, — сказал Оливер. — Получает больше воздуха, чем травы, ясное дело. Земля еще не прогрелась, и новая трава не выросла.

Наконец мы подошли к последнему двору, и там был он, высокородный Сэнд-Кастл; он выглядывал из стойла, как обыкновенная лошадь.

«Кто знает», — подумал я. Все было здесь: и гордое спокойствие аристократической головы, и любопытный взгляд, и настороженно вставшие торчком уши, но я не узнавал в нем того удивительного создания, которое видел в Аскоте. Я вдруг понял, что больше никто и никогда не увидит этот стрелой летящий огонь, эту высокую доблесть, от которой перехватывало горло; и казалось постыдным, что его принудили отречься от своего дара в надежде, что он передаст его другим.

Парень с метлой сметал крошки торфа с бетонного порога перед шестью стойлами жеребцов, а Сэнд-Кастл, Ротабой и Летописец наблюдали за ним с одинаково глубоким интересом, точно пассажиры автобуса, которые, высунув голову из окна, любуются уличным плясуном.

— Ленни, — сказал Оливер, — можешь вывести Сэнд-Кастла в малый загон, напротив того, где Длиннохвостый. — Жеребец поднял голову к небу, точно принюхиваясь к погоде. — Отведи его обратно в стойло, когда вечером будешь разводить по конюшням.

— Да, сэр.

Ленни был средних лет, маленький, продубленный и явно видавший виды.

Он прислонил метлу и исчез в дверном проеме, чтобы немедленно появиться, неся длинную веревку.

— Ленни — один из моих доверенных помощников, — сообщил Оливер Нолес. — Он у меня несколько лет. Крепче, чем кажется, и умеет обращаться с жеребцами. С жеребцами бывает очень трудно управиться, но Ленни справляется с ними лучше, чем с кобылами. Не знаю почему.

Ленни закрепил веревку на ошейнике, который с Сэнд-Кастла, как и с любого другого постоянного обитателя конюшни, никогда не снимали. Поверх ошейника укреплялась металлическая табличка с именем лошади, совершенно необходимая для идентификации. Смешайте всех этих кобыл без ошейников, подумал я, и никто не сможет определить, кто есть кто. Я тихо поделился этой мыслью с Оливером, и того явно передернуло.

— Боже сохрани! Даже не думайте о таких вещах. Мы очень осторожны.

Это наш долг. Иначе, как вы сказали, мы можем скрестить не ту кобылу не с тем жеребцом и никогда об этом не узнаем.

Я задумался, про себя, конечно, как часто такое случается на деле и возможно ли вообще навсегда спутать двух кобыл или двух жеребят. Возможность ошибки, если не откровенного подлога, бросала тень на компьютерные расчеты.

Во дворе появился Найджел, и с его едва ли необходимой помощью Ленни отворил денник Сэнд-Кастла и вывел жеребца наружу; и показались во всей красе лоснящиеся мускулы, напряженные сухожилия, упругие пружины суставов.

Тугой комок плоти, что ценился на вес золота, встал на дыбы и с треском опустил копыта на бетонный порожек, нетерпеливо гарцуя и вскидывая великолепную голову.

— Балует, — прокомментировал Оливер. — Мы кормим его хорошо и достойно содержим, но, конечно, ему не хватает нагрузки, к которой он привык.

Мы с неприличной поспешностью отошли в сторону, избегая приближаться к неугомонному заду Сэнд-Кастла.

— Он уже начал... э-э... работать? — спросил я.

— Еще нет, — ответил Оливер. — Только одна из его кобыл пока понесла. У нее почти прошла течка, так что когда она пятнадцать или шестнадцать дней назад пришла в готовность, она была у него первой. После этого нужно сделать паузу — дадим ему время подумать! — затем он будет занят вплоть до июня.

— Как часто? — стеснительно пробормотал я. Оливер отвечал не задумываясь, точно он, как и Кальдер, вынужден был давать один и тот же ответ бесчисленное множество раз.

— Это зависит от жеребца, — сказал он. — Некоторые могут покрыть одну кобылу утром, другую вечером и продолжать в том же духе несколько дней. У других нет такой жизненной силы или такого желания. Время от времени попадаются весьма пугливые и разборчивые жеребцы. Некоторые и близко не подойдут к одним кобылам, зато охотно спариваются с другими. Тогда может оказаться, что они будут покрывать одну кобылу раз в две недели. Понимаете, жеребцы ведь не машины, они такие же личности, как и все прочие.

С Найджелом на подхвате Ленни вывел Сэнд-Кастла со двора; длинные гнедые ноги величаво вымахивали рядом с почти бегущим трусцой маленьким человеком.

— Сэнд-Кастл справится с кобылами, — решительно повторил Оливер. Большинство жеребцов справляются.

Мы задержались, чтобы Оливер раздал по две морковки и по шлепку Ротабою и Летописцу, так что своими глазами не видели катастрофу. Мы услышали отдаленный треск, и вскрик, и глухой топот быстрых копыт. Оливер побелел и кинулся к месту несчастья. Я сорвался и побежал за ним. Ленни лежал под одной из стоек крашеной белой ограды малого загона, ошарашенно пытаясь подняться. Сэнд-Кастл, свободный и возбужденный, вырвался на одну из дорожек между большими загонами и понесся со сногсшибательной скоростью, должно быть, принимая белые перекладины за ограды скакового круга.

Найджел стоял у распахнутых ворот малого загона, широко раскрыв рот, точно окаменев от потрясения. Он еще не обрел дара речи, когда мы с Оливером добежали до него, но по крайней мере начал шевелиться.

— Ради Христа! — завопил Оливер. — Беги! Возьми «Лендровер». Если он пробежит через Уотчерлеев, он выскочит на дорогу. — Оливер бросился к своему дому, оставив частично оклемавшегося Найджела, который, шатаясь, двинулся к коттеджу, наполовину скрытому за двором жеребцов.

Ленни наконец поднялся и стал оправдываться, но мне было некогда слушать. Не привыкший к таким проблемам, понятия не имея, как лучше ловить сбежавших лошадей, я просто пустился по следу Сэнд-Кастла, по его пути между загонами, и увидел, как он исчезает за изгородью далеко впереди.

Я мчался по травянистой дорожке между заборами, мимо нелюбопытных кобыл в загонах, думая, что мои короткие январские каникулы со скоростным спуском на лыжах в Гштаде должны же принести наконец практическую пользу; обнаружилось, что сейчас в моих ногах гораздо больше мышц, чем тогда, в июле.

Когда я был здесь в последний раз, изгородь между хозяйством Оливера Нолеса и пришедшей в упадок уотчерлеевской лечебницей была цельным тернистым рубежом; теперь в ней были три или четыре широких пролома, и перейти с одной стороны на другую было легко. Я продрался через первый попавшийся пролом и почти неосознанно заметил, что обветшание Уотчерлеев не только приостановилось, но даже частично пошло вспять: выросли новые ограды, по крышам прошлась рука ремонтников.

Через заросшее чертополохом поле, где не было и духу Сэнд-Кастла, через пока еще неотремонтированные ворота, настежь распахнутые и висевшие на сломанных петлях, я побежал к строениям конюшни. Пробравшись между грудами щебня и ржавого железа, я достиг собственно двора и обнаружил Джинни, которая оглядывалась с рассеянным беспокойством, и мужчину с девушкой, что вопросительно смотрели на нее.

Джинни увидала, что я бегу, и ее первое безотчетно радостное движение почти сразу сменилось тревогой.

— Что такое? — спросила она. — Кобыла сбежала?

— Сэнд-Кастл.

— Ох, нет! — Это был вопль отчаяния. — Он может выскочить на дорогу. — Она рванулась с места бегом, а я побежал за ней; из двора Уотчерлеев, в обход их полуразвалившегося дома, и дальше по короткой, заросшей бурьяном подъездной дорожке в грозный внешний мир, где любая машина без труда может убить лошадь.

— Нам его никогда не поймать, — сказала Джинни, когда мы выбрались на дорогу. — Бежать бессмысленно. Мы же даже не знаем, куда он побежал. Она была страшно расстроена, слезы наполняли глаза и текли по щекам. — Где папа?

— Скорее всего объезжает кругом в машине, смотрит. А Найджел в «Лендровере».

— Я слышала, как лошадь проскакала через Уотчерлеев, — сказала она.

— Я была в стойле с жеребенком. Даже не думала... То есть я думала, должно быть, это кобыла...

Перед нами на огромной скорости пронеслась машина, вплотную за ней еще две, по крайней мере шестьдесят миль в час, одна из них впритык обошла тяжелый грузовик с прицепом, который, должно быть, спешил на воскресенье в родное гнездо. При одной мысли о жеребце на месте такого побоища по коже буквально поползли мурашки, и тут я наконец начал верить в его неминуемую гибель. Один из этих груженых монстров наверняка его собьет. Он испугается посреди дороги, метнется в сторону, неуправляемый, безнадежно уязвимый... пять миллионов фунтов станут причиной дорожного происшествия.

— Свернем сюда, — сказал я, указывая влево. С той стороны с грохотом вынырнул мотоциклист, на лицо надвинут черный козырек, едет слишком быстро, чтобы затормозить.

Джинни резко мотнула головой.

— Папа и Найджел поедут по дороге. Но тут есть грунтовая тропа... Она махнула рукой наискось через трассу. — Он может просто наткнуться на нее. А там немного в гору, и даже если он не пойдет туда, так мы по крайней мере увидим его оттуда... оттуда видна дорога... Я там часто езжу. — Не договорив, она опять бросилась бежать, а я старался держаться за ней. Ее лицо исказилось от напряжения, и я столько же сочувствовал ей, сколько боялся за лошадь. Сэнд-Кастл был застрахован — я самолично проверил полис, — но престиж Оливера Нолеса нет. Побег и гибель первого высококлассного жеребца, появившегося на его попечении, вряд ли послужит рекламой его будущему бизнесу.

Грунтовая тропа была грязная, разъезженная и скользкая от недавнего дождя. Еще на ней было великое множество следов лошадиных копыт, одни свежие, другие старые и перекрытые поверх. На бегу я указал на них Джинни и спросил, задыхаясь, может ли она узнать среди них следы Сэнд-Кастла.

— Ох! — Она внезапно остановилась на полном ходу. — Да. Конечно.

Он Не подкован. Кузнец вчера приходил. Папа сказал... — Она с сомнением рассматривала землю. — ...Он пока оставит его без подков, потому что собирается сделать под них кожаные вкладыши... Я не прислушивалась. — Она показала пальцем. — Наверное, это он. Вот эти новые отпечатки... похоже на его следы, правда. — Она вновь бросилась бежать по тропе, теперь подстегиваемая надеждой так же, как ужасом, ладненькая в джинсах, свитере и ботинках для верховой езды, после всего этого принудительного бега трусцой.