Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Не думайте, что искренние чувства и самоотверженное поведение обязательно окупаются сторицей. Забудьте! Далеко не всегда высоконравственные человеческие порывы находят отклик в сердцах несчастных, одиноких и сомневающихся. И когда всадник, умело оседлавший Фортуну, мчится со скоростью ветра навстречу своей Славе, он зачастую забывает о тех, кто его поддержал при запрыгивании в это самое седло.

Пройдут годы, и Бальзак-всадник, унесённый потоками Успеха и Славы в неведомую даль, забудет о Зюльме Карро. Он перестанет ей писать, а также навещать гостеприимную чету, где его в любое время ждала тихая, уютная комната с письменным столом, кипой дорогой бумаги и опять же дорогими гусиными перьями (а не дешёвыми вороньими, к коим из экономии был привержен Оноре). Но нет, со временем Бальзаку станет не до старых друзей; он будет слишком занят.

И однажды Зюльма, этот преданный друг, не выдержит и приедет из провинции в Париж. Она, вне всякого сомнения, надеялась на долгожданную встречу со своим кумиром (а теперь – и кумиром всех женщин мира!). Надо думать, Зюльма ничуть не сомневалась, что их встреча обязательно состоится, ведь за последние месяцы ею было написано несколько трогательных писем с намёком на встречу. Правда, Оноре не ответил ни на одно. И это понятно, успокаивала себя женщина, ведь он, бедняжка, так занят, так занят… Галерный раб! Был им – таким же и остался…

И вот она в Париже. Сняв комнату в гостинице, Зюльма пишет именитому романисту короткое письмо, после чего терпеливо ждёт приглашения. Не случилось. Ни встретиться, ни поговорить по душам – ничего. Откуда этой женщине было знать, что за то время, пока её не было рядом, Оноре превратился в беспечного растяпу. Прошли те времена, когда романист вскрывал каждый конверт из сонма писем, приходивших на его имя. Когда это было! Писатель не общался с Зюльмой тысячу лет, его бесхозная корреспонденция зачастую отправлялась прямиком на растопку камина. Он настолько зарылся в собственной писанине, что не оставалось времени на чужие письма. И даже (прости, Зюльма, прости!), получив весточку от Верного Друга, у него не найдётся минутки хотя бы пробежаться глазами через строчку. Конверт так и пролежит на его письменном столе нераспечатанным.

А она всё ждала. И день, и два, и три… Неделю… вторую… Бесцельно бродила по Парижу и всё надеялась на долгожданную встречу, находясь (смешно сказать) в каком-то часе ходьбы от дома, где, как знала, творил Великий Писатель. Не дождалась. Оноре так и не удосужился пригласить Зюльму к себе.

Как бы жестоко ни прозвучало в адрес нашего героя, Бальзак просто перешагнул Зюльму Карро. Впрочем, можно и жёстче: Оноре растоптал чувства Зюльмы, оставив их высокие отношения в далеком прошлом. Запутавшемуся в работе и многочисленных делах, ему в тот момент было не до женщины по имени Зюльма. Зюльма, Зюльма… Ну да, когда-то она ему здорово помогла.

Но однажды Бальзак, уже больной, но по-прежнему обременённый долгами и прочими хлопотами, вдруг вспомнит о той, чьей преданности ему будет сильно не хватать, – о незаменимой Зюльме Карро. И, вспомнив, тут же потянется к перу, чтобы написать длинное и, по сути, исповедальное письмо. Немедленно, быстрее! – торопил он себя. То будет некое послание издалека, почти из неведомого мира, в котором романист постарается насколько можно загладить вину перед женщиной-альтруистом, любившей его, быть может, даже больше себя. Нет, он никогда не забывал милой Зюльмы, будет уверять Бальзак адресата, и до сих пор в трудные минуты не только вспоминает, но даже ведёт с ней долгие беседы. А ещё мысленно частенько просит у неё дельного совета. В общем, помнит её и любит. И будет помнить всегда!..

Муки совести извели Оноре. Кто-кто, но Зюльма Карро явно не заслужила того, как он с ней поступил. Ну а сама Зюльма… Благородная по своей природе, она никогда не держала на Бальзака обиды. Потому что знала его лучше других, в том числе все слабости и недостатки. Из всех чувств её переполняло только одно – чувство гордости за того, к творчеству которого когда-то оказалась причастна.

Ну а насчёт случившегося, корила себя Зюльма, она виновата сама, ведь Оноре предупреждал её в своих письмах, причём не раз, что, если он сильно загружен работой, отвлекать его не стоит.

Вот, к слову, что по этому поводу разъяснял Бальзак сестре Лоре в одном из писем к ней: «Я не способен подавать признаки жизни, ибо это означало бы то же самое, что побеспокоить литейщика в тот момент, когда он отливает колокол… Лора, мне необходимо жить, никому не протягивая руки»{219}.

В «Блеске и нищете куртизанок» автор напишет: «Со временем душа, непрерывно оскверняемая сделками с совестью, мельчает, пружины благородных мыслей ржавеют, петельные крючья пошлости разбалтываются и начинают вращаться сами собой… Три источника ужаса: разобщение с людьми, гробовая тишина и угрызения совести».

Бальзак, конечно же, страдал. Эти безжалостные муки совести – они не давали ему покоя! Так с этим грузом и жил, не находя спасения.

От угрызений совести может спасти… лишь сама совесть. Или, например, если её окончательно свести на нет. Скажем, взять и прихлопнуть тапкой. Той самой, что за минуту до этого прихлопнул надоевшую муху…