Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

После столь поучительного марафона в сторону громкого международного скандала вернёмся к нашему очаровательному герою.

Как видим, Оноре де Бальзак появился в Санкт-Петербурге не в самое подходящее время. Окажись он в российской столице, скажем, лет пять назад, и, можно не сомневаться, как бы там его торжественно встретили: с овациями, цветами и, быть может, умопомрачительным салютом. Да что там! Наверняка с великим писателем захотел бы встретиться сам государь император Николай I.

Однако не случилось. Ни помпезной встречи, ни салюта, ни монаршей аудиенции. Французские литераторы Россию сильно обидели (конкретно – один из них), замахнувшись на весь русский народ и честь могущественного монарха. Посещение Российской империи лицемерного пройдохи не могло остаться без ответной реакции: подлый поступок одного настроил против остальных. Отныне писателям-иностранцам здесь не рады, будь то хоть сам Бальзак или кто другой. И в данном случае Оноре оказался, если даже и в том месте, но никак не в то время: романист явился заложником подлой провокации (если хотите – идеологической диверсии) своего нечистоплотного (во всех смыслах) собрата по перу.

В отличие от маркиза де Кюстина, в России Бальзаку нравится. Дамы любезно улыбаются; каждой хочется хотя бы краешком глаза взглянуть на того, кто «лучше всех сумел понять женское сердце». Мужчины почитают за честь познакомиться. Граф Бенкендорф приглашает романиста на военный парад в Царском Селе, где Бальзак в нескольких шагах от венценосной особы любуется грациозной выправкой Николая I.

Позже Бальзак напишет: «Я никогда раньше не видел русского императора, но он мне нравится, так как: 1. Это единственный суверен в полном смысле этого слова, то есть он сам хозяин и правитель, это лучшее воплощение моих политических воззрений, суть которых можно выразить так – сильная власть в руках одного человека; 2. Он правит так, как должно; 3. На самом деле он необычайно любезен с французами, которые приезжают посмотреть на его город. И если бы император прожил еще лет пятьдесят, чего я ему искренне желаю, я бы не прочь был стать русским»{458}.

А вот ещё: «Все, что говорят и пишут о красоте императора, правда: во всей Европе не сыщешь… мужчины, который мог бы сравниться с ним»{459}.

Не обошлось без курьёза: на этом параде Бальзак получил солнечный удар.

О пасквиле барона-интригана де Кюстина Бальзак был наслышан ещё до приезда в Россию. Поэтому он прекрасно понимал, что в Петербурге к нему будут относиться настороженно. Так и случилось.

Из письма супруги канцлера Нессельроде[152] сыну от 24 июля 1843 года:

«Бальзак, лучше всех описавший чувства женщин, в настоящее время у нас в городе, удивленный, я думаю, что не ищут знакомства с ним. Никто, насколько, по крайней мере, мне известно, не сделал ни малейшей попытки попасть к нему. В Россию его привлекла одна польская дама, сестра графа Ржевуцкого, которая здесь по судебному делу, а несколько лет тому назад она с этим писателем путешествовала. Он бранит Кюстина. Это так и должно быть, но не следует считать его искренним»{460}.

Лучше всех чувствует себя пани Ганская. Находясь рядом с Бальзаком, она буквально купается в лучах славы своего спутника, пытаясь оттянуть на себя максимум всеобщего внимания.

Публицист Болеслав Маркевич, встретившийся летом 1843 года с Бальзаком и Ганской на даче у одной знакомой, вспоминал:

«В изящной, полной цветов и растений гостиной сидело общество за чаем, когда они вошли в комнату: плотная, чтобы не сказать толстая, невысокая женщина лет сорока, с широким лицом и далеко не элегантной походкою и за ней такой же невысокий и плотный, с длинными русыми волосами… мужчина. Я в первую минуту не поверил даже, когда – не помню теперь кто, – сидевший подле меня за столом, шепнул мне на ухо: “Это Бальзак”… Мне сделалось как-то ужасно грустно. Не таким представляло себе мое двадцатилетнее воображение великого писателя… и только внимательно вглядываясь в него, признал я некоторое сходство оригинала с литографированным его портретом, который я в пору моего студенчества выдрал из той же “Revue étrangère” и вставил его под стекло… Хозяйка тотчас же представила вошедших сидевшим подле нее дамам. Начался общий разговор: дамы то и дело обращались к Бальзаку то с тем, то с другим вопросом. Он отвечал немногословными обрывчатыми фразами, а затем и совсем замолк, насупившись, с видом более еще, чем прежде, сонным… У него, может быть, в это время просто голова болела, или ему действительно спать хотелось от утомления целого дня, проведенного, как объясняла г-жа Ганска, в обозрении всех достопримечательностей Петербурга. Спутница его зато не умолкала все время. Говорила она бойко, отчетливо и черезвычайно книжно, с удовольствием, очевидно, слушая сама себя и как бы давая понять остальным слушающим, что она гораздо более, чем привезенная ею знаменитость, заслуживает быть центром общего внимания»{461}.

Увидев Еву впервые за семь лет, Бальзак с удовлетворением отметил, что та за эти годы ничуть не изменилась, оставшись такой же «молодой и красивой», как в их последнюю встречу в Вене. Вена, Вена… Тогда, семь лет назад, он был моложе и счастливее. А сейчас… Да, они опять вместе; но время, увы, промчалось безвозвратно. И Оноре грустит, понимая, что выглядит намного старше своих лет. Годы лишений и испытаний сделали своё дело: Бальзак был далеко не тот, каким его видела Эвелина во время последней их встречи. Впрочем, что уж теперь об этом…

Они много гуляют – по Невскому, в парках и вдоль неспокойной Невы. Прогулки – это сама необходимость. Гуляя, можно много рассказать друг другу и узнать уйму новостей. О чём их разговоры? Обо всём. Каждый торопится поведать другому всё, что давно накопилось в душе, но нельзя было мельком изложить на бумаге. Их разговоры – это тайна двоих. Тайна двух влюблённых счастливых людей. И рассуждать об этом, пытаясь разгадать эту тайну, значит, попусту потратить время.

Хотя одна тема изначально известна – это, конечно, литература: они много разговаривали о бальзаковских романах. Эвелина призналась, что из последних ей понравилась «Дочь Евы». Этот роман – про какой-то особенный мир, восхищалась она.

Вечерами они часто играют в шахматы. Странные это были сеансы игры: Эвелине порой казалось, что Оноре, задумавшись, улетал куда-то, абсолютно забыв про фигуры. А он, и правда, забывал, потому что с глубокой нежностью вглядывался в лицо сидящей напротив него любимой женщины. Ева… Что с ним? Кажется, он сходит с ума…