Оглядываюсь и не сожалею

Наступил июль 1946 года и по традиции посол и часть сотрудников выехали в Стамбул работать в консульстве, а жили мы на даче в местечке Бююк-Дере на берегу Босфора недалеко от Стамбула. Ехали мы на четырех машинах, дорога была интересная, в основном в горах, но было довольно пыльно и жарко. Проезжали мы и через деревни, но людей не видели, – наглухо закрытые ставни и ворота. В одном месте меня поразили жилища, выдолбленные в скале, с одной наружной стеной с окнами и дверью. Как я недавно узнал из телепередачи, такие жилища не редкость на Ближнем Востоке. Ехали всю ночь, устали. Наконец выехали на равнину, горы с бесконечными опасными поворотами и пропастями остались позади, и мы с облегчением вздохнули. Прошло полчаса, мы дремали, и вдруг машину резко бросило в кювет, опрокинуло набок и протащило метров двадцать. Мы остановились в своем аварийном движении в нескольких метрах от телеграфного столба. Конечно, мы глазом не успели моргнуть, как это все произошло, страх пришел позже. Случись это часом раньше в горах, все было бы кончено. Водитель установил причину – износ шарнира в рулевом управлении, в результате рулевая трапеция рассыпалась, и автомобиль потерял управление. Особенно я боялся за Таню – ведь она была в положении. Вскоре за нами вернулись остальные машины и забрали нас. А за нашей машиной выехал из Измита специалист с буксиром. На другой машине прогорел глушитель, и в Измир мы въехали с ревом, привлекая всеобщее внимание. Наконец добрались до места. Бююк-Дере является собственностью Советского Союза, лакомый кусочек, который турки давно мечтают вернуть себе, но безрезультатно. Как нам рассказали, еще во времена Екатерины этот довольно большой участок земли, расположенный на отлогом склоне холма на берегу Босфора, имеет чудесный источник пресной воды, которая в этих местах очень дорога. Он был куплен или подарен или отобран после войны. Многие русские корабли возили из России и Болгарии землю и толстым слоем рассыпали ее по всей территории, подготавливая почву для массовой посадки деревьев, и показывая нежелание русских ходить по «басурманской» земле. Даже на территории Турции русские были на своей земле. Затем разбили прекрасный парк, который стал в наше время красивым лесом – береза, лиственница, кедр, сосна – всё там есть, причем в первозданном виде, как в тайге, чудо! А на вершине холма, а точнее горы, красуется белый, так называемый потемкинский домик. Ближе к Босфору рядом с набережной стоят несколько дач, в одной из них мы и разместились. С балкона чудесный вид на Босфор и оживленную набережную. Особенно хорошо вечером, когда спадает жара. Даже не будучи романтиком (а я себя немного таковым считаю) можно представить себе то состояние, в котором я пребывал первое время. Я с интересом впитывал в себя все новые впечатления, гомон толпы на чужом языке, цветущие магнолии, киоски с ледяной водой и сладостями, хозяева которых для привлечения покупателей постоянно держали включенными электрические звонки. А на Босфоре на залитой лунным светом воде проходят ярко освещенные корабли и юркие трамвайчики. Но вдруг мысли переносились домой, всплывали в памяти военные годы с их горем и лишениями. Чувствовал себя как бы виноватым, что мне повезло, я жив, а сколько моих сверстников лежит в земле…

На работу в Стамбул в консульство мы с одним из сотрудников обычно плавали на трамвайчике, «шеркет» по-турецки, битком набитом пассажирами, простыми рабочими людьми. Мы стояли, стиснутые толпой, но это не мешало любоваться красотами Стамбула, этой сказкой Востока. Об этом нельзя рассказать, надо видеть.

В консульстве в это время была горячая пора, весь двор был забит армянами, которые волею судеб в разное время оказались на чужбине и сейчас хотели вернуться на Родину. Среди них были и состоятельные, готовые бросить все – лишь бы вернуться в Армению, но в основном была беднота. На лицах была большая тревога, разрешение на въезд было для них вопросом жизни, слишком много горя они испытали… Большая часть из них получила разрешение. Это был наглядный пример на тему о Родине, о патриотизме.

Интересно было ходить по узким улочкам старого города с бесконечными лавочками и магазинами. Там я, кстати, купил часы «Омега», прослужившие мне 25 лет. Очень жаль, что не удалось осмотреть город как следует, так как дней через десять пришло указание послу вернуться в Анкару. Обратная дорога была без приключений, но последние километры тянули «на нуле» бензина, разгоняясь и затем накатом, водитель показал класс вождения.

Седьмого ноября в Посольстве, как обычно, был большой прием, мы с Татьяной получили приглашения. Надо было срочно шить бальное платье. Мы до сих пор с благодарностью вспоминаем жену посла, Евгению Александровну, проявившую большое участие в решении этого вопроса, также как и жена одного из моих сотрудников. В итоге через неделю было готово красивое муаровое розовое платье, в котором Татьяна, с косами вокруг головы, выглядела очень эффектно. Прием прошел успешно. Но были и курьезные моменты, например: некоторые мужчины, оставшись одни в малой гостиной, воровато озираясь, совали в карманы наши папиросы, лежавшие в ларцах на столиках. Для них, привыкших к сигаретам, папиросы казались диковиной. А мы, находясь на балконе, через стекло видели все это и смеялись. Публика была разнообразная, настроенная в основном дружественно, но были и такие, как сотрудник финского военного атташе, двухметровый громила с квадратным лицом, который явился на прием с гитлеровским железным крестом на мундире. Татьяна танцевала весь вечер и была «нарасхват».

После того, как гости разъехались, началась вторая часть праздника, на которой были только свои – посольские и торгпредские. Уселись за длинный стол и после «возлияний» (при гостях мы этого позволить себе не могли), начались танцы и импровизированный концерт. Здесь жена отличилась – спела песню о Ленинграде (… «выпьем за тех, кто командовал ротами»…), чем многих растрогала до слез, так как среди нас были ленинградцы, перенесшие блокаду.

Зима пролетела быстро. Она, собственно говоря, мало чем отличалась от осени, – снега нет, чистый прохладный воздух. Я вспомнил об этом, слушая как-то по радио о том, что сейчас в Анкаре остро стоит вопрос о сильной загазованности выхлопным газом и дымом из печей.

В феврале 1947-го я получил предписание выехать в Союз. Пришлось ехать одному, так как Таня была беременна. 13 февраля родилась Наташа, и через два месяца они с Таней, переплыв Черное море, прибыли в Одессу, а затем приехали в Москву. По возвращении в Москву мне в МИДе заявили, что моя командировка закончена и я могу вернуться на прежнее место работы.