Пять капитанов

Слухи об успехах плавания Дрейка, его победах над испанцами в Америке достигли британских берегов. Елизавета, наконец, дала согласие на плавание Гилберта. В июне 1578 г. Она подписала патент, действительный в течение шести лет, который предоставлял сэру Хамфри Гилберту право «открывать и исследовать те отдаленные языческие земли, страны и территории, которые не являются владениями какого-либо христианского принца или народа». Гилберт немедленно приступил к организации экспедиции. Ему довольно быстро удалось собрать необходимое количество судов. Но вскоре возникли серьезные затруднения: не хватало денег, среди участников предстоящего плавания вспыхнули разногласия, в результате которых четыре из одиннадцати судов, которые должны были участвовать в экспедиции, ушли. К тому же погода все время была неблагоприятной.

Наконец, 19 ноября 1578 г. семь оставшихся судов вышли в море. В составе экспедиции было 365 человек. Адмиралом флотилии был сэр Хамфри, вице-адмиралом — его родной брат Кэрью. Рэли, конечно, с восторгом покинул Лондон и присоединился к экспедиции. Ему было поручено командование небольшим старым судном «Фойкон», являвшимся собственностью королевы. По-видимому, Хамфри при удобном случае рассказал Елизавете о своем сводном брате, ибо прижимистая королева никогда не доверяла неизвестным лицам своей собственности, будь то даже старое судно.

Все корабли флотилии были вооружены, так что не вызывало сомнений намерение ее адмирала не только искать северо-западный проход в Тихий океан, но и пиратствовать. Однако затяжка с началом экспедиции привела к тому, что обе цели выполнить практически было невозможно. Наступала зима, затруднявшая плавание в северных широтах, а испанский «золотой флот» еще в конце октября благополучно достиг Кадиса.

Хамфри решил плыть к берегам Африки, а затем отправиться в Вест-Индию. Но неблагоприятная погода не позволила осуществить это намерение. Один из английских авторов справедливо заметил, что при всех своих талантах Хамфри Гилберт как адмирал имел один фатальный дефект: он был неудачлив. Один за другим суда флотилии возвращались в Англию. В феврале 1579 г. и сам он вернулся в Лондон. Лишь «Фолкон» продолжал плавание. Шесть месяцев Рэли находился в Атлантике, испытав множество опасных приключений, не раз вступая в схватки с испанскими кораблями. В мае 1579 г. сильно поврежденный «Фолкон» подошел к британским берегам.

Вторую половину 1579 г. и первые месяцы 1580 г. Рэли провел в Лондоне, ведя жизнь, типичную для молодого джентльмена. Дважды дрался на дуэли, после чего сидел в тюрьме. На этот раз он завязал несколько полезных знакомств при дворе, стал вхож в дома лорда-канцлера Бёрли, государственного секретаря Уолсингема и даже могущественного фаворита королевы графа Лейстера.

В июле 1580 г. Рэли отправился в Ирландию, где в течение полутора лет участвовал в подавлении антианглийского восстания. В декабре 1581 г., когда выступление ирландцев было в основном подавлено, он отправился в Лондон с депешами командующего английскими войсками в Ирландии лорда Грея.

Рэли не только передал депеши, но и изложил членам Тайного совета королевы свое мнение о положении в Ирландии и предложил план наиболее экономичного управления страной, сокращения расходов на содержание там английской армии. Предложения Рэли сводились к тому, чтобы возложить бремя этих расходов на самих ирландцев, используя противоречия внутри ирландского дворянства. Мелкое ирландское дворянство, говорил он, более враждебно относится к вождю восстания графу Десмонду, чем к английской королеве.

План Рэли понравился и Тайному совету, и Елизавете. В январе 1582 г. Берли сообщил об этом лорду Грею, чем вызвал крайнее удовольствие последнего. Идея Рэли на первый взгляд кажется верной, ответил он, но очень скоро обнаружится ее неосновательность. О самом же Рэли лорд Грей писал так: «Что до меня, то могу сказать только одно: мне он неприятен». Но Рэли это обстоятельство могло уже не тревожить. Елизавета заметила его.

В английской литературе о Рэли много места занимает вопрос о том, кто представил его Елизавете. Называют графа Лейстера, лорда Берли, Уолсингема. Рассказывают также, что все произошло случайно: как-то королева, идя по дворцовому саду, остановилась в некоторой растерянности перед оказавшейся на ее пути лужей. Видя это, Рэли, который был неподалеку, быстро скинул с себя роскошный новый плащ и положил его перед королевой, и Елизавета прошла, не замочив ног.

Вероятнее всего, что каждый из высокопоставленных знакомых Рэли когда-то упоминал о нем в разговоре с королевой, хвалил его за смелость, энергию и ум. Возможно, сыграл роль и указанный выше эпизод. Но ко всему этому Елизавета увлеклась им. Королева всегда была неравнодушна к мужской красоте. С годами это чувство у нее не ослабевало, а, напротив, усиливалось. Ко времени встречи с Рэли ей было 48 лет. Рэли был на двадцать лет моложе. Высокий, стройный, романтичный, остроумный молодой человек, храбрый воин, денди и поэт, он должен был заинтересовать Елизавету. И очень скоро двор это почувствовал. Стремительно восходила счастливая звезда Рэли.

Когда Рэли в конце 1581 г. прибыл в Лондон, шла интенсивная подготовка к свадьбе Елизаветы с герцогом Анжуйским. «Королева-девственница» на этот раз, казалось, серьезно решила прекратить сильно затянувшееся девичество.

Герцог Анжуйский, сын французского короля Генриха II и Екатерины Медичи, был братом Генриха III, находившегося тогда на французском престоле. Герцог был на двадцать лет моложе королевы, но, несмотря на молодость, производил отталкивающее впечатление: тщедушное существо с лицом, изрытым оспой, с приплюснутым, искривленным носом. Нидерланды выбрали герцога Анжуйского своим правителем, надеясь па помощь Франции в борьбе с Испанией. Поэтому матримониальные намерения Елизаветы должны были бы насторожить Филиппа II. Но он не волновался, ибо не верил в серьезность сватовства Елизаветы, полагая, что это очередной политический маневр, предпринятый ею именно с целью напугать его. Так оно и получилось в конце концов.

Но пока подготовка к свадьбе шла полным ходом. Опишем сцену, где должен был состояться этот спектакль.

Дворец королевы в Весминстере стоял на левой стороне улицы, которая сейчас называется Уайтхоллом, и внешне напоминал колледж в Оксфорде или Кембридже.

В начале улицы размещался Шотландский двор со своими службами — пекарней, кладовой пряностей, птичником, дровяным складом. Все это находилось в ведении гофмаршала сэра Джеймса Крофтса, который, кстати сказать, был испанским шпионом.

Рядом с «Шотландией» был вход во дворец, весьма похожий па вход в другой дворец того времени, Сент-Джеймский. Войдя в ворота, посетитель попадал в большой двор, где высился главный зал — здание с окнами, расположенными высоко над землей. Внутри помещения нижняя часть стен была затянута гобеленами. Здесь устраивались обеды, ужины, изредка — театральные представления. Коридор, куда выходили двери главного зала, вел в дворцовую церковь, из которой по Уайтхолльской лестнице можно было спуститься к реке, где находились прогулочные лодки.

Главный зал соединялся с комнатой приемов, большой, с высоким позолоченным потолком, украшенным датами сражений. Сюда королева и ее советники обычно прибывали к вечеру. В присутствии почти всего двора Елизавете представляли послов за официальных гостей.

За комнатой приемов находился королевский кабинет, где Елизавета завтракала, обедала и ужинала с приближенными дамами и полдюжиной фрейлин, одетых в белое. Фрейлины, молоденькие и хорошенькие, должны были уметь петь, играть на каком-нибудь инструменте, а то и на двух, говорить на нескольких языках, танцевать, поддерживать беседу, игратд» в карты, вышивать, готовить одно-два вкусных блюда и, несмотря на похотливость придворных, оставаться девственницами. Королевские фрейлины, говорил впоследствии Рэли, были «подобны ведьмам: могли причинить вред и ничего хорошего ждать от них не приходилось». Они сплетничали о тайной жизни королевы — в той мере, в какой она была им известна.

Рядом с кабинетом были королевские покои. Спальня с низким позолоченным потолком была довольно темной, с единственным окном. Здесь стояла деревянная кровать с инкрустацией, накрытая шелковым покрывалом, и большое мягкое кресло, обитое золотой парчой. К спальне примыкала ванная. Во дворце была библиотека, где хранились книги на греческом, латинском, французском и итальянском языках, переплетенные большей частью в красный бархат. Почти в каждой комнате дворца имелся один или два музыкальных инструмента.

Множество дворян и дворцовой челяди охраняли королеву или прислуживали ей. Ее личные телохранители — 140 человек — были одеты в форму, которую и поныне носят стражники лондонского Тауэра. Капитаном дворцовой стражи был сэр Кристофер Хеттон. Во дворце жили также дворяне, которых называли «пенсионерами». С позолоченными алебардами они сопровождали королеву во время процессий и составляли большинство участников турниров, которые устраивались два-три раза в год. После того как в 9 часов вечера раздавалось «Всем спать», личные телохранители занимали комнату приемов и устраивались там па ночлег. Пажи, грумы, гонцы, не говоря уже о множестве слуг самих придворных, одетых в ливреи своих хозяев, толпились в двориках, в устланных циновками коридорах и в залах. Штат дворца королевы насчитывал 1500 человек. Большинство дворян, занимавших придворные должности, кормили обедом и ужином, а тех, кто жил здесь постоянно, обеспечивали также элем, свечами и топливом.

Дворцовое хозяйство находилось в ведении гофмаршала, но все остальные дела двора вершил лорд-гофмейстер граф Суссекский. Он контролировал весь штат — от капитана стражи до крысолова, принимал петиции на королевское имя, ведал приемом послов, устройством шествий и празднеств. По его приказу за несколько месяцев до возвращения Рэли в Лондон был сооружен временный банкетный зал, который напоминал шатер: между столбами была натянута раскрашенная парусина. Места для гостей располагались ярусами, с потолка свисали гирлянды листьев, в которых порхали и пели птицы. Он стоял неподалеку от дворцовых ворот и фасадом выходил на улицу.

Через дорогу было ристалище. Специально для увеселения «лягушонка» на ристалище приводили медведей и мастифов из балагана, расположенного за рекой, где по средам и воскресеньям устраивалась травля, собиравшая уйму народа. У медведя зубы были затуплены; когда первый из мастифов уставал, на зверя напускали следующего. Искусство балаганщика заключалось в том, чтобы доставить удовольствие аудитории борьбой не на жизнь, а на смерть и успеть вовремя разнять животных, орудуя железными прутами, дабы иметь возможность повторить представление.

Королева наблюдала эти зрелища с галереи, куда она переходила через мостик над Гольбейнскими воротами.

Справа от Гольбейнских ворот располагались спортивные площадки дворца: главный крытый теннисный корт, похожий на готическую часовню, — он стоял там, где сейчас находится казначейство, еще один крытый теннисный корт и два открытых, аллеи для игры в шары, площадка для бадминтона и арена для петушиных боев. Позади расстилался Сент-Джеймский парк с искусственным озером. В те времена в парке водились олени.