Спутники Марса: принц Конде и маршал Тюренн

Обитатель Шантийи

Настоящий полководец должен умереть от старости или, по крайней мере, под старость Плутарх

Эта ветвь Бурбонов всегда была отважной и доблестной, и никогда не болела лихорадкой трусости Брантом

Рейнская кампания 1675 г. могла войти в анналы истории уже тем, что явилась последним крупным военным предприятием в жизни трех талантливейших военных — Тюренна, Конде и Монтекукколи.

Два месяца этого года — июнь и июль — Фландрская армия Конде, в которой пребывал Людовик, маневрировала, скованная присутствием монарха, хотя главнокомандующим считался принц. В это время Вильгельм Оранский, ожидая наилучшей возможности выступить, стоял со своими и испанскими войсками в Брабанте. Наконец, в конце июля Людовик уехал в Париж, и Луи, освободившись от его присутствия, взял наступательный курс и пошел маршем к Эно.

Гибель Тюренна изменила все. Растерянные король и Лувуа не видели в другом еще живущем военном, кроме принца Конде, человека, способного заменить главнокомандующего Рейнской армии и поправить положение. И Людовик отозвал Конде из Фландрии в Эльзас. В столь печальных обстоятельствах Луи, чтобы не терять присутствие духа, пошутил в разговоре со своими офицерами: «Сейчас я желаю многого — иметь возможность хотя бы два часа пообщаться с духом Месье Тюренна, чтобы быть способным следовать масштабу его идей». Так он расставил себя и погибшего коллегу по местам — не совсем справедливо по отношению к себе, надо признать. В письме к Лувуа, написанном перед отъездом в Эльзас, принц говорил: «Мое здоровье так неустойчиво, что я боюсь, как бы оно не подвело меня, если в конце этой осени станет холодно… Поэтому я могу не оправдать как надежд короля, так и своих собственных, хотя буду делать все возможное, на что еще способен»[141].

1 августа принц покинул свой лагерь около Ата, и 18 августа прибыл в Шатенуа на восточном склоне Вогезов. В это время пришли плохие новости — маршал Креки с частью Фландрской армии, занимавший довольно сильные позиции между Сааром и Мозелем, был атакован герцогом Лотарингским у Консарбрюкена (Конзебрюка). Понеся значительные потери, войска Креки отошли в Трир, а сам он попал в плен.

После Засбаха силы Монтекукколи выросли до 30 000 человек, тогда как обещанные Лувуа подкрепления так и не пришли. В этих обстоятельствах принц не стал рисковать и решил преимущественно держать стойкую оборону до зимы. Его первым предприятием была помощь Хагенау, осажденному Монтекукколи с целью сделать его базой для продвижения имперской армии дальше в Эльзас и Лотарингию. 19 августа Конде пошел с армией в направлении Хагенау. Фельдмаршал, узнав об этом, снял осаду и двинулся ему навстречу. Один день армии находились друг от друга в пределах видимости, но принц, спасший Хагенау и достигший своей цели, отошел в Шатенуа. Преследовавший его Монтекукколи нашел его позиции сильными и не решился на атаку.

Два месяца Конде стоял в Шатенуа, отражая все попытки фельдмаршала пройти через равнину. Но в то время, как его основные силы были неподвижны, активно действовал 5-тысячный отряд кавалерии, наблюдая за противником, нападая на его конвои и перерезая коммуникации. Имперцы выдохлись первыми. Подобно Конде, Монтеккукколи тоже имел за спиной груз прожитых лет, который делал нежелательным продолжение войны в зимнее время, более того, его планы разрушила смерть герцога Лотарингского 17 сентября и уход его войск с позиции у Мозеля. Последнее предприятие имперцев — осада Саверна — была снята всего через несколько дней, хотя принц не давал ни малейшего сигнала к выступлению из Шатенуа. 1 ноября армия Монтекукколи, покидая Эльзас, переходила Рейн[142].

На следующий день принц, считая свою задачу выполненной, с облегчением отказался от своего последнего командования. Он исключительно успешно провел кампанию, держа оборону, что было в тех условиях самым приемлемым решением, и завершил дело своего соратника. В то время как Монтекукколи просил отставки у своего императора, заявляя, что не будет рисковать своей репутацией в войне против менее способных полководцев, нежели Тюренн или Конде, последний уже вернулся в Шантийи. Единственный стимул, который мог его вернуть на войну, был, возможно, не беспричинно, устранен. Весной следующего года его пригласили, хотя и не в приказном порядке, принять командование на Рейне. Чувствуя себя неспособным отвечать за всю кампанию, Луи возобновил перед королем свою просьбу о том, чтобы разделить обязанности главнокомандующего с сыном, герцогом Энгиенским. Людовик отказал, и это был для Конде финальный знак, что надо уходить.

А фельдмаршал Монтекукколи остаток жизни работал в военной администрации в Вене и сочинял научные и литературные труды. Правда, писал он и много раньше своей отставки. Этот полководец был примечательной фигурой не только на полях сражений XVII столетия, но и относился к числу передовых военных теоретиков своего времени. Имперский фельдмаршал выступал против пассивной тактики ведения войны и главным средством достижения победы считал не маневрирование на театре военных действий, а бой. Большое значение он придавал тщательной подготовке сражения, снабжению армии и обеспечению безопасности своих коммуникаций. Он очень ценил мощь артиллерийского огня. Монтекукколи оставил после себя военно-теоретические сочинения, в которых изложил собственные воззрения на войны своей эпохи. Его главный труд «Записки Раймондо графа Монтекукколи, или Главные правила военной науки» был закончен в 1664 г. Это систематизированное изложение военной теории XVII в. строилось на серьезной научной основе. Трехтомные «Записки» были переведены с французского языка на русский и изданы в Москве в 1760 г. Во всех трех книгах автор проводил идею о том, что любая держава должна «беспрестанно во всеоружии быть», и обосновывал ее тем, что «… Хотя ты никого не затронешь, но тебе соседи… в покое существовать не дадут. Если внешнего противника не окажется, то начнутся внутренние мятежи». Первейшей задачей монарха Монтекукколи считал заботу об укреплении и обеспечении армии: «В котором государстве оружие процветает, там науки, художества, купечество и весь народонаселение в благополучном состоянии. Ежели ружьецо ржаветь, а лавры увядать начнут, то ни безопасности, ни силы, ни славы, ни мужества, ни прямого спокойствия в государстве не будет». Успех на войне прославленный имперский фельдмаршал определял следующим: «Победа получается добрыми приготовлениями, умной диспозицией командующего генерала и храбрыми действиями войск». Именно так он стремился делать во всех войнах, в которых ему довелось участвовать. После окончания войны император Леопольд даровал Монтекукколи титул имперского князя, а Карл Испанский — герцога Мелфи. Смерть подстерегла его внезапно, хотя и не на поле боя. 16 октября 1680 г. во время торжественного въезда в замок Линц он был сражен балкой, неожиданно свалившейся ему на голову[143].

В последние годы войны обе стороны увидели, что достигли небольших целей очень большой ценой. Еще раньше информация о растущих финансовых трудностях Франции с большим удовлетворением воспринималась противниками Людовика XIV. Однако высказанная Вильгельмом III Оранским в августе 1675 г. надежда, что экономические проблемы и вызванные ими социальные конфликты могут заставить Людовика XIV скорее заключить мир и пренебречь рядом французских интересов, не осуществилась. Ведь растущий дефицит средств у всех участников войны увеличивал их готовность к миру. Еще в январе 1676 г. представители Франции, Испании и Нидерландов начали при английском посредничестве дискуссии в Нимвегене. Только император Леопольд сначала отказался участвовать в работе Конгресса, но когда кампания 1676 г. не дала позитивных результатов, кроме захвата в сентябре имперскими войсками Филиппсбурга, он согласился.

Имеющиеся трудности решительно не повлияли на внешнюю политику Людовика и итоги мирных переговоров. Тюренн и Конде сделали свое дело. В этой войне Франция показала себя достаточно сильной в военном и экономическом отношении, чтобы в течение ряда лет противостоять европейской коалиции. А ее противники были менее подготовлены к тяготам войны, и в антифранцузской коалиции возникли трения, которые Франция использовала в своих интересах. Но даже Людовик вынужден был признать, что и он не смог бы победоносно вести борьбу долгое время. Осознание этого, а также тот факт, что во время конгресса в Нимвегене все увеличивавшиеся противоречия в лагере противника давали ему возможность заключить выгодный для Франции в территориальном отношении мир, подтолкнули короля к окончанию войны. Да и новые военные достижения конца войны позволяли требовать немалого: например, усилиями маршала Вобана были взяты Гент и Ипр, а маршал Креки успешно противостоял Карлу V Лотарингскому в Германии. В результате заключенных в 1678–1679 гг. договоров Версаль получил Филиппсбург, но оставил за Империей Фрайбург. Получив Лонгви и Нанси, французы фактически оккупировали Лотарингию. Нидерланды отстояли свой авторитет и независимость, а для Габсбургов эта война закончилась разрывом стратегически важной «испанской дороги» — через Северную Италию и Савойю во Франш-Конте, а затем через Лотарингию в Нидерланды[144].

Последние одиннадцать лет жизни Великий Конде провел в своем владении Шантийи. Его современники полагали, что неважное здоровье в меньшей степени, нежели боязнь унижений со стороны монарха, способствовали его отстранению от придворной жизни. Хотя он уже нередко передвигался не верхом, а в коляске, не подагра была истинной причиной того, что он отказался от любимого дела. По сути, принц так и не принял реформ в военном министерстве. Как написал его потомок Луи-Жозеф, «славой, честью и ярким талантом этого человека хотели дирижировать при дворе… Но та монархия была его родиной, Лувуа был ее министром, а он — принцем крови… Люксембург же был просто генералом и мог позволить себе подчиняться приказам свыше…» В этих словах есть правда.

Кроме того, что не менее значимо, жизнь при дворе в последние годы жизни Конде усложнилась. Этикет становился более строгим, король — более требовательным к его соблюдению и одновременно склонным к фаворитизму. Обязанности принца крови предполагали его постоянное присутствие при особе Людовика, что он уже не мог делать. Этим он мог навлечь на себя неодобрительное отношение остальных придворных, а король ему делать поблажки, как видно, не собирался. Время от времени Людовик унижал его, напоминая, что даже принцы держат свой ранг от короля, но при дворе, во всем королевстве и за его пределами Конде не только в последние годы, но уже давно стал фигурой, олицетворявшей собой истинное величие. Его нельзя было сильно тронуть.

Решение принца стало сенсацией при дворе, и оно было удовлетворено. На его просьбу уйти на покой Людовик ответил: «Я согласен, но не без сожаления, что я не смогу давать советы самому великому человеку своего королевства»[145]. Сейчас он это мог признать и, не исключено, почувствовал большое облегчение.