Жанна д'Арк. Тайна рождения

«ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ» СОСТАВ СУДА

Трибунал, судивший Жанну, состоял из множества лиц, но судьями в прямом смысле слова были лишь два человека: епископ Пьер Кошон и инквизитор Жан Леметр, руанский представитель главного инквизитора Франции Жана Граверана, присягнувшего в 1429 году на верность Англии.

Главную роль на процессе конечно же играл Кошон. Он возбудил обвинение и руководил следствием, он же назначил и членов трибунала.

На должность обвинителя Кошон назначил своего доверенного человека Жана д’Этиве, в свое время бежавшего вместе с ним из Бовэ в Руан. Обязанности следователя, занимавшегося допросом свидетелей, были возложены на местного священника Жана де Лафонтена. Нотариусы Гийом Маншон и Гийом Коль (в исторической литературе его еще называют Буагийомом) стали секретарями суда, а Жан Массьё — судебным исполнителем.

Обычно при расследовании дел о ереси на заседаниях суда присутствовало, помимо должностных лиц трибунала, еще и несколько асессоров, выбранных судьей из представителей местного духовенства. Не будучи судьями в прямом смысле этого слова, то есть не имея права выносить приговор, они тем не менее пользовались достаточно широкими полномочиями, то есть могли вмешиваться в обсуждение, задавать вопросы подсудимому и наблюдать за ходом разбирательства. И хотя судьи вовсе не обязаны были прислушиваться к мнению асессоров, они практически всегда это делали. Число таких асессоров, а проще говоря, советников, редко превышало десять — двенадцать человек.

Но суд над Жанной не был обычным разбирательством по делу веры. Историк Владимир Райцес охарактеризовал его так:

«Это был сенсационный процесс — то, что сейчас назвали бы «процессом века». И чтобы придать трибуналу особый авторитет, а самой судебной расправе видимость полной законности, организаторы процесса привлекли к нему великое множество асессоров».

Общее их число составило не десять — двенадцать, а сто двадцать пять (!) человек. Это были представители всех звеньев католической церкви: епископата, инквизиции, университета, монастырей, приходов, «нищенствующих» орденов и т. п. На одной скамье заседателей сидели важный каноник кафедрального собора и скромный кюре, настоятель аббатства и безвестный монах, прославленный ученый-теолог и бродячий проповедник. Проще говоря, для того, чтобы собрать столько асессоров, было мобилизовано практически все духовенство руанского региона.

Из представителей высшего духовенства к участию в процессе были привлечены епископ Лизьё, его коллега из Кутанса Филибер де Монже и Жан де Шатий-он — будущий кардинал, а в то время архидьякон Эврё.

На процессе был замечен и Людовик Люксембургский — брат Жана Люксембургского. Правда, он не присутствовал на допросах, его видели лишь на особо торжественных церемониях. Во всяком случае, ни один из относящихся к процессу документов не содержит его подписи. Он молча и, казалось бы, безразлично наблюдал за всем происходившим. И все же современники не без оснований считали его одним из главных участников суда над Жанной, и они не так уж и не правы. Роль этого будущего кардинала на руанском процессе была более важной, чем это можно себе представить. Людовик Люксембургский принадлежал к могущественной группе церковников, составлявшей ближайшее окружение герцога Бэдфорда. Он выполнял самые ответственные поручения английского правительства: с успехом вел сложные дипломатические переговоры, был начальником английского гарнизона в Париже (сутана не служила этому помехой). В Руане, оставаясь в тени, Людовик Люксембургский, по сути, направлял работу трибунала.

Совершенно особое место среди многочисленных участников процесса по делу Жанны занимали члены делегации Парижского университета, прибывшие в Руан в конце января 1431 года. Их было шестеро: Жан Бопэр, Николя Миди, Тома де Курсель, Жерар Фейе, Жак де Туренн и Пьер Морис.

Анри Гийемен называет их «бандой докторов». Авторитетные ученые-теологи, они вовсе не были кабинетными затворниками. Политика, политика и еще раз политика. Эти вполне земные страсти волновали их куда сильнее, чем абстрактное богословие, да и само оно, как это с полной очевидностью показал руанский процесс, было преданной служанкой политики. Это и понятно: ведь от Бога происходит религия, богословие же происходит от людей со всеми их пороками. Парижский университет, цитадель теологии тех времен, был не только «мозговым трестом» католической церкви, но и влиятельнейшей политической организацией, а люди, которые представляли эту организацию в Руане, принадлежали к числу ее руководителей.

Вот эта-то «банда докторов» и составляла своеобразный штаб трибунала. Без их ведома и согласия не предпринималось решительно ничего. Они неизменно присутствовали на всех допросах Жанны, как публичных, так и тайных (на последние допускались лишь особо доверенные члены суда). Зачастую епископ Кошон поручал кому-нибудь из них вести допрос. Они составляли наиболее важные документы процесса, в том числе обвинительное заключение. Они произносили речи и проповеди, и в них они неизменно подчеркивали свое негативное отношение к Жанне.

Катастрофическое неравенство сил! С одной стороны — светила богословской науки, искуснейшие теологи и опытнейшие правоведы, с другой — двадцатитрехлетняя девушка. И она должна была вести с ними поединок. Одна. Без совета и чьей-либо помощи. Вопрос, могла ли с этим справиться простая «пастушка», является риторическим.

Суд был призван не только уничтожить Жанну, но и, воздействуя на религиозные чувства людей, очернить в их глазах всю ее деятельность. По замыслу организаторов процесса, сделать это должны были именно французы — соотечественники подсудимой.

Среди участников руанского процесса никто не питал никаких иллюзий, решительно всем было ясно, что они принимают участие в деле, весьма и весьма далеком от «света души» и «смирения разума».

С удивительным цинизмом говорил об этом Пьер Мижье, доктор богословия и приор Лонгвиля, который был на суде одним из самых рьяных подручных епископа Кошона, а впоследствии стал лояльным подданным Карла VII:

«По моему убеждению, и как я мог судить об этом по фактам, англичане люто ненавидели Жанну и жаждали ее смерти любым способом. И это потому, что она оказывала помощь нашему христианнейшему государю. Я слышал от одного английского рыцаря, что англичане боялись ее больше, чем сотни солдат. Говорили, что она наводит порчу. Само воспоминание об одержанных ею победах приводило их в трепет. Таким образом, процесс против нее затеяли англичане. Это по их наущению духовенство произвело судебное разбирательство».

Ну конечно! Во всем виноваты англичане! Это они избрали для расправы над Жанной форму инквизиционного процесса. Это они придумали хитроумный ход, позволяющий за счет упрощенного характера судопроизводства осуществить желанную расправу сравнительно легко, сохранив при этом видимость полнейшей законности.

В самом деле, ведь инквизиционное судопроизводство не знало таких элементарных (выработанных еще юристами Древнего Рима) процессуальных норм, как прения сторон, оглашение свидетельских показаний, право обвиняемого вызвать в суд угодных ему свидетелей и т. д. В основе деятельности инквизиции всегда лежал принцип презумпции виновности, согласно которому подсудимый считался заведомо виновным и сам должен был в меру предоставленных ему возможностей заботиться о доказательствах обратного. Для обвинения было достаточно одних подозрений, источником которых могло послужить что угодно, начиная от банального анонимного доноса и кончая просто неприязненным отношением самого инквизитора.

Жанне пришлось испытать на себе всю силу этого произвола: ее привлекли к суду на основании голословного подозрения, она не имела адвоката, от нее скрыли имена свидетелей и содержание их показаний. И наконец, идя на первый допрос, она не знала ни того, в чем ее будут обвинять, ни того, каким материалом располагают судьи.

А располагали они очень немногим, хотя епископ Кошон приложил максимум усилий для того, чтобы собрать хоть какой-то компрометирующий Жанну материал.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ СЛЕДСТВИЕ