Бальзак. Одинокий пасынок Парижа

* * *

Многолетний роман Бальзака с мадам де Берни подходил к своему логическому завершению. Возраст брал своё: в пятьдесят с небольшим Лоре уже было трудно очаровывать молодого человека, ставшего к тому же успешным литератором и журналистом. Оноре всё понимал. Тем не менее, помня, как много эта женщина для него сделала, романист продолжает поддерживать с любовницей добрые отношения. Мадам де Берни «оставалась для него мирной гаванью» (Андре Моруа), просящей всего лишь «скромного места у ног ставшего взрослым ребенка и позволения следить за ним материнским оком» (Франсуа Мориак). За что, к слову, Лора была чрезвычайно признательна своему другу.

К началу 1830 года они по-прежнему рядом. Оноре много работает; Лора хлопочет поблизости, поддерживает, кормит и холит. Им вдвоём хорошо: покойно и надёжно. В мае-июне любовная парочка предпринимает небольшое путешествие в Турень. Сердце взрослого Бальзака беспокоят приступы неподдельной ностальгии по прошлому. Вдвоём они прокатились на кораблике по Луаре, посетив Сомюр-Ле-Круазик и Геранду, а потом… Потом приезжают в Сен-Сир-сюр-Луар – в местечко, где прошли ранние детские годы Оноре в период проживания малыша у кормилицы. Курицы-квочки, цветастый задира-петух, тихая Луара – всё там, и всё оттуда. Самые сладкие, незабываемые воспоминания, которые сейчас превращались в явь.

Остановившись в усадьбе «Гренадьере» («Гранатник») на правом берегу Луары, напротив древнего Тура, Оноре и Лора обрели укромное любовное гнёздышко, где в радости и труде проходили их счастливые дни.

Восторг, испытанный Бальзаком в местах своего раннего детства, он прекрасно отразит в письме, адресованном своему товарищу, журналисту Виктору Раттье (от 27 июля 1830 года):

«Тут забываешь обо всем. Я даже прощаю местным жителям их глупость, ведь они так счастливы! А как вам известно, люди, которые вкушают слишком много радостей, неизбежно тупеют. Турень прекрасно объясняет, откуда берутся “лаццарони”. Я дошел до того, что смотрю теперь на славу, палату депутатов, политику, будущее, литературу как на ядовитые приманки, которые разбрасывают для бродячих псов… Я бы уподобил Турень печеночному паштету, в который так и тянет погрузиться до самых ушей; местное вино восхитительно, оно не опьяняет, просто на вас находит какая-то блажь и неземное блаженство. Вот почему я снял тут домик до ноября; закрывая окна, я спокойно работаю и не хочу возвращаться в сластолюбивый Париж, прежде чем накоплю литературные запасы. Представьте себе еще, что я совершил самое поэтическое путешествие, какое можно совершить во Франции: я проехал отсюда в сердце Бретани, я плыл по воде до моря; это стоит недорого, всего три или четыре су каждое лье, и при этом проплываешь мимо живописнейших берегов на свете; я чувствовал, как мысли мои растут и ширятся по мере того, как ширится река, а, впадая в море, она поистине грандиозна… С тех пор как я вижу здесь подлинное великолепие – скажем, чудесный и вкусный плод, златокрылое насекомое, – я проникаюсь философским взглядом на мир; наступив на муравейник, я говорю, как бессмертный Бонапарт: “Муравьи ли, люди ли!.. Что все это значит по сравнению с Сатурном, или Венерой, или Полярной звездой?”…»{179}

В 1832 году Бальзак выпустит повесть «Гранатник» («La Grenadière»), в которой исторический дом, предоставивший себя для отдыха двум влюблённым, станет главным героем повествования.

В середине лета Лора, утомившись от долгого турне, отправится домой, а Оноре, проводив возлюбленную, продолжит работать, задержавшись в гостеприимном местечке до сентября.

По возвращении в Париж Бальзак напишет: «…Я вернулся из восхитительной Турени, где женщины никогда не старятся так быстро, как в других местах. Я очутился в середине большого двора “Мессажери Рояль” на улице Нотр-Дам-де-Виктуар, где ждал дилижанс и не понимал, что вот-вот встану перед выбором: писать мне и дальше бессмыслицу или делать бессмертные открытия…»{180}

Бальзак – Зюльме Карро, 14 апреля 1830 года:

«Вы знаете, каков Париж, – куча песку, подобная тем, что намывает Луара: стоит ступить в нее ногой, и вы завязли. Сегодня здесь заключается сделка, на следующий день – восхитительный званый вечер, где можно послушать пение Малибран, утром – холостяцкий завтрак, вечером – срочная работа, и зияющая бездна поглощает вашу жизнь… Живи вы уединенно, вы скоро стали бы богаты и знамениты»{181}.

Месяцы отдыха и безжалостного по отношению к себе труда вылились в появление очередного бальзаковского шедевра: в 1831 году читатели с восторгом встретят «Шагреневую кожу» («La Peau de Chagrin[56]»).