С. П. Крашенинников

* * *

Пройденные Крашенинниковым маршруты известны по его донесениям. В январе 1738 года он совершил первую поездку из Большерецка в глубь полуострова. Путь пролегал к Авачинской Сопке мимо горячих минеральных источников.

Весной 1738 года Крашенинников направился на юг Камчатки, где описал многие горячие источники в долине реки Озерной.

В начале зимы путешественник выехал в один из самых длительных своих маршрутов по Камчатке. Покинув Большерецк в ноябре, он возвратился лишь в апреле следующего года. За это время он исследовал внутренние части полуострова, в особенности долину реки Камчатки, был в Верхне-Камчатском и Нижне-Камчатском острогах, а на обратном пути, следуя западным побережьем полуострова, вернулся в Большерецк.

Особенно интересен маршрут, проделанный Крашенинниковым зимой 1740 года из Нижне-Камчатского острога вдоль тихоокеанского побережья к северу. Он пересек крайнюю северную часть полуострова там, где текут реки Керага и Лесная, и по охотскому побережью вернулся к Нижне-Камчатску. Этот путь выглядит на карте, словно огромная петля.

В рапортах Крашенинников нередко сообщал, что в путь он отправляется на санках, запряженных собаками. Впоследствии в «Описании земли Камчатки» он посвятил отдельную главу рассказу о том, как ездят на собаках местные жители. По этому описанию легко представить и его собственные зимние поездки.

Он ездил в санках, ныне сохранившихся лишь в музеях. Они были устроены несложно. К полозьям прикреплялись по две стойки, которые поддерживали сиденье. Это сиденье было похоже на корзину и покрывалось обычно медвежьей шкурой. «Сидят на санках, — рассказывает Крашенинников, — спустя ноги на правую сторону, а оседлав санки сидеть почитается за великий порок, ибо таким образом сидят на них, камчадальские женщины»[35]. В руке у ездока «оштал» — длинная кривая палка. Ошталом погоняют и останавливают собак. На верхнем конце палки множество побрякушек или колокольчиков. Одет седок в кухлянку — большую, доходящую до колен меховую рубашку и в меховые сапоги — торбасы. От ездока требуется навык и немалое искусство, чтобы как следует управлять санями.

«Необходимо должно быть осторожну и стараться хранить равновесие; в противном же случае узкие и высокие санки и на самых малых раскатах или ухабах опрокидаются, причем ездок подвержен бывает немалому страху, особливо на пустом месте, ибо собаки убегают, и не станут, пока в жилье придут, или за что-нибудь на дороге зацепятся. А он [ездок] принужден бывает пеш итти, чего ради в таких случаях всякий старается как можно за санки схвататься, и тащен бывает иногда с версту, пока собаки выбившись из силы остоятся [остановятся]».

«Вящшее неспокойство в езде бывает, когда на пустых местах застанет вьюга. Тогда с возможным поспешанием надлежит с дороги в лес сворачивать и лежать вместе с собаками, пока утихнет погода, которая иногда по неделе продолжается. Собаки лежат весьма тихо, но в случае голода объедают все ремни, узды, побежники и прочие санные приборы».

«Когда погода застанет на чистой тундре, в таком случае ищут какого-нибудь бугорка и под него ложатся, а чтоб не занесло и не задушило снегом, то каждую четверть часа вставши отрясаются».

Зимняя езда была опасна не только из-за сильных ветров и вьюги. Ехать приходилось все чаще возле рек, а реки на Камчатке «с полыньями превеликими, которые и в самые жестокие морозы не замерзают». Берега рек гористы и зачастую почти непроходимы. И пробираться на санях приходится «по самым узким закраинам, а буде обломятся или санки в воду скатятся, то нет никакого спасения»[36].

Не раз бывал Крашенинников в жестокую пургу в пути, вдали от жилья. Однажды зимой, когда он находился в лесу, началось землетрясение. «…Вдруг как от сильного ветра лес зашумел, и земля так затряслась, что мы за деревья держаться принуждены были, горы заколебались, и снег со оных покатился»[37], — читаем в одном из его отчетов.

В летние месяцы Крашенинникову часто доводилось путешествовать в лодке. Он видел на берегах рек буйный рост высоких, сочных трав, веселые березовые рощи с развесистыми кронами деревьев и непролазные чащи ольхи. Медведи с трудом прокладывали себе путь через ольховник. Лишь по медвежьим тропам мог без больших усилий пробраться через такую чащу человек.

Природа словно спешила расцвесть после долгой зимней спячки. На глазах у путешественника за считанные дни поднимались заросли трав выше человеческого роста. Особенно поразили Крашенинникова своей красотой черно-пурпуровые цветы камчатской лилии — сараны. В июле они резко выделялись среди зелени лугов и перелесков. «…В то время за великим ее множеством, — записывал он, — издали не видно на полях никаких других цветов»[38].

Крашенинников пересек громадный Камчатский край в самых различных направлениях. Сотни верст он прошел долинами рек и более тысячи вдоль морских берегов. Во время поездок он подолгу останавливался в селениях камчадалов, как называли тогда русские жители Камчатки ительменов. Жили камчадалы зимой в полуподземных жилищах из бревен. В потолке такого жилища устраивалось отверстие, служившее «вместо окна, и вместо дверей, и вместо трубы». Летом же они обитали в своеобразных свайных постройках, носивших название балаганов.

Устраивались балаганы просто: ставились девять свай, сверху на них укреплялся помост, на котором сооружали шалаш из кольев. Забираться в этот шалаш надо было по лестнице.

Крашенинников был частым гостем у ительменов. Познакомившись с ним поближе, они стали относиться к нему дружески, с большим уважением. В беседах Крашенинников узнавал у стариков, как они жили когда-то, до появления русских. Железа ительмены в те времена не знали. «Топоры у них делались из оленьей и китовой кости, также и из яшмы… Ими они долбили лодки свои, чаши, корыта и прочее, однако с таким трудом и с таким продолжением времени, что лодку три года надлежало им делать, а чашу большую не меньше года»[39].

Крашенинников еще застал и мог видеть своими глазами каменные и костяные орудия труда камчатских племен, ножи из горного хрусталя зеленоватого или дымчатого, насаженные на деревянные черенки, хрустальные наконечники для стрел и иглы, выточенные из соболиных костей.

Удивительным показался Крашенинникову обряд гостеприимства у ительменов. Гость приезжает с подарками, но вручает их хозяину не сразу, а после полагающихся по обычаю церемоний. «По вступлении гостя в юрту и гость и хозяин раздеваются донага». Хозяин беспрерывно потчует гостя всякими кушаньями и поливает воду на раскаленные камни, лежащие на очаге, — поддает пару, чтобы в жилище сделалось нестерпимо жарко. «Гость старается все, что у хозяина пристряпано, съесть и жар его вытерпеть, а хозяин старается принудить, чтоб гость взмолился и просил бы свободы от пищи и жару… Хозяин в то время ничего не ест, и из юрты выходить волен. Но гость до тех пор не выпускается, пока побежденным себя признает»[40]. Затем гость «откупается» от хозяина разными привезенными им вещами, уезжает домой и ждет ответного посещения.

Путешественник наблюдал у ительменов различные суеверия и немало грубых обычаев, свойственных племенам, находящимся на низкой ступени развития культуры. Но он видел у них и мужество, и трудолюбие, и горячую любовь к детям. Он слушал вечерами ительменские песни, в которых звучали задор и охотничья удаль, печаль и любовь. И записывал Крашенинников, что «сей народ имеет к музыке великую склонность» и что в пении ительменов «ничего дикого не примечается»[41].

Находясь в Большерецке, Крашенинников изо дня в день вел метеорологические наблюдения. Он установил на берегу моря столб, размеченный на футы и дюймы, и отмечал по нему высоту приливов, а по устроенным около столба солнечным часам определял начало и конец приливов и отливов.

Крашенинников тщательно переписывал старые документы, хранившиеся в большерецкой приказной избе, и изучал по этим документам историю Камчатки. Он собирал сведения и о Курильских островах, открытых русскими землепроходцами и обстоятельно обследованных геодезистами при Петре I.

Из рапортов Крашенинникова узнаем также и о его других работах. «При начатии весны старался я о завождении [заведении] огорода, в котором сеял репу, редьку, ячмень и садил все те травы, которые найтить мог».

Любовно и настойчиво ухаживал студент за огородом. Он понимал великое значение того, что делал на маленьком клочке земли. Ведь надо было выяснить возможности развития земледелия на Камчатке. И Крашенинников заботливо отмечал все подробности: «Горох садил маия 25 дня… редьку садил — 30, а репу — 31 числа маия; редька и репа взошли, и ныне редька с большую морковь величиною»[42].

Во многих работах Крашенинникову помогали его помощники — Иван Пройдошин, Василий Мохнаткин, Егор Иконников, Степан Плишкин, Михайло Лепехин. Их выделило местное начальство из числа «служивых».

Крашенинников обучил их, как надо обращаться с барометром, как определять с помощью флюгера направление ветра, собирать травы и наблюдать различные явления природы. Когда он отправлялся в поездки по Камчатке, то поручал одному из помощников продолжать вести метеорологические наблюдения в Большерецке, а также записывать в дневнике обо всем, что произойдет в природе примечательного: «…когда весною или осенью гольцы в море поплывут, когда птицы прилетят и отлетят; о трясении земли, ежели случится…»[43]