С. П. Крашенинников

* * *

«Если б я студент был, то б описал все горы…» — говорилось в песне, сложенной ительменами.

Где бы ни шел Крашенинников по камчатским землям, вблизи или на горизонте поднимались горы. Реки стекали с них бурными потоками. То тут, то там с шумом низвергались водопады.

Величественная картина открылась взору путешественника у восточных берегов Камчатки. Вдоль побережья тянулась цепь невысоких гор, среди которых поднимались вершины, одетые снегами. Отвесными скалами горы обрывались у тихоокеанских берегов. В берег врезались заливы. Курились вулканические сопки, а в беспредельную даль уходила темно-синяя равнина океана.

Среди описанных Крашенинниковым гор Камчатки была и Ключевская Сопка — самый высокий действующий вулкан Европы и Азии. Крашенинников называл его «Камчатской огнедышащей горой». «Камчатская гора, — писал он, — …всех, сколько там ни есть, гор выше».

С вершины этой горы, похожей на громадный конус, сползали мощные ледники, а над вершиной клубились, словно густой дым, вулканические газы. Всего за несколько дней до приезда Крашенинникова на Камчатке произошло извержение Ключевской Сопки, и он смог описать это извержение по рассказам жителей окрестных мест. «Вся гора казалась раскаленым камнем. Пламя, которое внутри ее сквозь расщелины было видимо, устремлялось иногда вниз, как огненные реки, с ужасным шумом. В горе слышан был гром, треск и будто сильными мехами раздувание, от которого все ближние места дрожали»[26] Вслед за потоками лавы из кратера изверглась туча пепла, которую подхватил сильный ветер и унес далеко в море. Очевидцы рассказывали Крашенинникову и о том, что Камчатская огнедышащая гора извергается обычно раз в семь―десять лет, а пепел выбрасывается из нее каждый год по два и по три раза, иногда в таком количестве, что верст на триста во все стороны земля им покрывается.

Крашенинников впервые описал Авачинскую Сопку. От камчадалов он узнал, что эта «огнедышащая гора» с давних лет «курится беспрестанно», а временами извергает огненные потоки лавы и тучи пепла.

Описал Крашенинников и горячие источники Камчатки. Горячие источники считались у ительменов жилищами бесов. Поэтому всякий раз они со страхом и недоумением смотрели, как студент один или вместе с кем-либо из спутников-казаков купался в теплой воде ключей.

«Когда они [ительмены] увидели, что мы в ключах лежали, воду пили и мясо вареное в них ели, то думали они, что мы тотчас погибнем. По благополучном нашем с ними возвращении, с превеликим ужасом рассказывали они… о нашем дерзновении, а притом не могли довольно надивиться, что мы за люди, что и враги нам вредить не могут» — так вспоминает Крашенинников свое посещение одного из горячих источников Камчатки[27].

В первый раз Крашенинников посетил горячие источники северо-восточнее Большерецка. Стояли ветреные и морозные дни, часто поднималась вьюга. Тем удивительнее было наблюдать незамерзающую речку, смотреть на ее быстрое течение, на впадающие в нее горячие ручьи и видеть клокочущий водопад, падающий с каменного утеса. Невдалеке от водопада били с большим шумом горячие ключи. Струи воды и пара поднимались на высоту человеческого роста.

Крашенинников осмотрел горячие источники и на юге полуострова. Ранней весной, когда кругом еще лежали глубокие снега, возле ключей уже зеленели травы и зацветали фиалки. И в зимнее время, и весной на горячих источниках можно было видеть уток и лебедей. Они не улетали на зиму, а оставались зимовать среди снегов, у теплых рек, окутанных клубящимися парами.

Особенно запомнилось Крашенинникову посещение горячих источников вблизи истоков реки Семячик. Ительмены, обитавшие в окрестностях, знали о существовании источников, но никогда не подходили к ним близко. Они не говорили Крашенинникову об этом страшном для них месте, боясь, что безрассудный молодой студент отправится «к жилищу бесов». И только уже отъехав сотни верст в другую сторону, Крашенинников случайно услышал об этих источниках и повернул обратно.

Вот как повествуется о них в «Описании земли Камчатки»: «На сей площади во многих местах горячий пар выходит с великим стремлением и шум воды клокочущей слышится». «Особливо достойны примечания два великие жерла… ибо в них кипит вода белым ключем как в превеликих котлах с таким шумом, что не токмо разговоров между собою, но почти и крику не можно слышать. Пар идет из них столь густой, что в семи саженях человека не видно».

Воды источников содежали сероводород. Крашенинников записал: «Во всех вышеписанных ключах вода густа, и протухлыми яйцами пахнет»[28].

Верхнесемячикские ключи после Крашенинникова не были посещены никем на протяжении двух столетий.

«Ежели бы я был студент, то бы описал всех морских чаек… Ежели бы я студент был, то б описал всех птиц», — говорилось в песне ительменов.

«Птиц на Камчатке великое множество…» — записывал студент. Чаще всего он встречал водоплавающих птиц.

Близ берегов, высматривая рыбу, носились и безумолчно кричали чайки. Крашенинников наблюдал, как охотились на чаек ительмены. «Способ ловли их весьма смешон и странен, ибо их удят, как рыбу»[29]. Действительно, охотились камчадалы за чайками необычным образом. Охотник привязывал к длинному ремню или веревке толстый железный, а иногда и деревянный крюк, насаживал на этот крюк рыбу и закидывал своеобразную «удочку» в море. Чайки, увидев плавающую рыбу, «налетают великими стадами» и долго между собою дерутся, пока сильнейшей из них удастся проглотить рыбу. Тогда охотник вытаскивает на берег веревку с крюком, на крюке беспомощно бьется добыча.

Молодой натуралист познакомился с повадками гагар, чистиков, лебедей, уток. Завидев человека в лодке, утки не улетали прочь, а только ныряли в воду. В светлой воде мелких камчатских рек легко было увидеть нырнувших уток, и ительмены кололи их шестами.

Узнал Крашенинников многое и о зверях Камчатки: лисицах, соболях, диких кабанах, оленях и медведях.

Камчатские медведи летом, когда шла рыба, стадами спускались с гор к рекам. Часто можно было видеть медведя, сидящего в воде и занятого рыбной ловлей. Некоторые заходили так глубоко, что из воды виднелась только голова. Медведь сидел, расставив передние лапы, и оставался неподвижным до той поры, пока между протянутыми лапами появлялась рыба. Тогда мохнатый рыболов с довольным ворчаньем захватывал добычу. Подчас на реке сразу пять, а то и десять медведей, сидя друг подле друга, ловили рыбу.

Камчатские медведи обычно на людей не нападают. По словам Крашенинникова, в летнее время женщины не боятся собирать ягоды поблизости от медведя. «…Одна им от медведей, но и то не всегдашняя обида, что отнимают они у баб набранные ягоды»[30].

У берегов Камчатки путешественник видел морских зверей — тюленей, сивучей, моржей, морских котиков и морских выдр. О сивучах Крашенинников записал, что водятся они по большей части «около каменных гор или утесов в окиане… ревут странным и ужасным голосом, гораздо громче тюленьего». Днем сивучи обычно проводят время на берегу, а вечером плавают недалеко от побережья. Взрослые сивучи обучают в это время плаванию своих детей: «Щенята, утомившись, на спинах у матерей сидят и отдыхают, а самки колесом ныряют, и с себя сбрасывают ленивых, приучая оных к плаванью».

Завидев людей в море, сивуч убегает. Однако сивуча недаром называют «морским львом». Если охотник отрезает ему путь к бегству, то зверь отчаянно защищает свою жизнь: «…с великим свирепством на противника устремляется, головою махает, ярится и ревет так, что и отважной сам принужден будет спасаться от него бегством»[31].

Поэтому опасный промысел сивуча считался у ительменов почетным делом. Охотник, забивший много сивучей, пользовался заслуженной славой храбреца. Обычно охотники старались застигнуть сивучей врасплох и осторожно подкрадывались против ветра к зверям в часы их сна.

Камчатка изобиловала и разными видами мелких животных. В высоких травах, в березовых лесках и в тундрах шныряли сотни полевых мышей. Нередко можно было видеть широкие мышиные тропы. Трава на них была так гладко объедена, как будто ее выкосили.

Крашенинников слышал от ительменов рассказы о том, что полевые мыши в поисках корма отправляются, «собравшись чрезвычайно великими стадами», из одних мест в другие. Они идут напрямик, не обходя ни рек, ни озер, ни морских заливов. «Переплыв за реку или озеро, лежат на берегу как мертвые, пока отдохнут и обсохнут, а потом продолжают путь свой далее… Иногда стада так многочисленны примечаются, что целые два часа дожидаться надобно, пока оные пройдут»[32].

Путешественнику не пришлось самому увидеть, как переселяются «великие стада» полевых мышей, зато он наблюдал другое — «великие стада» камчатских рыб.

Зимой и весной в камчатских реках почти вовсе не было рыбы. Рыба приходила с моря летом. Громадными косяками шли в устья рек лососевые — кета, чавыча, горбуша. Эти рыбы проводят всю жизнь в море. Рождаются лососи в реке, затем уходят в морские воды и возвращаются обратно в реку лишь однажды в жизни — мечут икру и погибают.

Не раз в июльские дни Крашенинников наблюдал, как шла в реку горбуша. Река бурлила. Шум от идущей и плещущейся рыбы долетал до берега. Он был похож на шум кипящей в громадном котле воды. Словно сильный поток врывался с моря в реку, преодолевая ее течение. Косяк горбуши растягивался иногда на целую версту; в подобном косяке шли тысячи рыб, а подчас их было более миллиона.

С утра до вечера, изо дня в день шла рыба, и над поверхностью воды виднелись медленно поднимающиеся и снова опускающиеся горбатые рыбьи спины.

Попав из моря в реку, рыбы, особенно самцы горбуши, постепенно изменялись: из серебристо-белых они становились сначала серыми, а затем коричневыми с ярко-малиновым оттенком; на спине появлялся горб, челюсти увеличивались, искривлялись и в них отрастали большие изогнутые зубы.

Крашенинников записывал, что рыбы, «будучи в реках, цвет свой переменяют, телом худеют, и в крайнее приходят безобразие. У всех носы становятся крюком, зубы вырастают большие…»[33].

Все ительмены в дни, когда шла рыба, работали с утра до поздней ночи. Ведь жизнь их зависела от того, сколько им удастся запасти рыбы.

Рыбные косяки привлекали не одних людей. «Когда на устьях рек появится рыба, то медведи с гор стадами к морю устремляются, и… промышляют рыбу»[34].

А рыба все шла вверх по реке. Она не принимала пищи, разбивалась о камни, но никогда не поворачивала назад. После икрометания все рыбы гибли. Мертвые лососи опускались на дно реки, их выбрасывало водой на отмели, и берега постепенно заносило песком и илом. Так образовывались плодородные земли побережий. На этих землях пышно разрастались густые травы, такие высокие, что в них легко мог скрыться человек.

Ранней весной из икры выходили мальки — маленькие бойкие рыбешки длиной в два-три сантиметра. Они росли и наконец уходили в море, с тем чтобы года через два — четыре опять вернуться в ту же реку для метания икры.