С аквалангом в Антарктике

Глубина — пятьдесят метров

После обеда мы с Пушкиным погрузили на нарты взрывчатку, буры, инструмент, впряглись и вскоре были уже у скал. Грузов, по своему обыкновению, собирался очень долго: ему еще нужно было достать взрывмашинку, детонаторы и кабель. Самих скал не было видно, давлением торосов на них выжало огромную льдину, она висела высоко над водой и льдом, подпираемая камнями и глыбами льда. Вблизи лед был взломан и расколот, полыньи чередовались с трещинами и торосами. Делать лунку прямо среди колотого льда было опасно, льдины могли сдвинуться и сжать отверстие. Правда, у самых камней было небольшое пространство чистой воды, но там медленно плавали взад и вперед обломки льда и туда явно не стоило соваться.

Выбрались на ровный сплошной лед и начали сверлить отверстие. Бур, потрескивая, уходил вниз, лед подавался легко. Дыру пробурили без всякого труда, измерили глубину — 20 метров. Тут и решили рвать лунку. После удачного взрыва на острове Токарева мы считали, что теперь хорошо знаем, где, как, на какой глубине и сколько нужно закладывать взрывчатки, и поэтому, не дожидаясь Грузова, начали сверлить шпуры. Мы совсем не торопились, но успели закончить все, а Жени еще не было. Делать было нечего, решили промерить глубину со всех сторон камней.

Пробурили пять или шесть отверстий, нашли еще место с двадцатиметровой глубиной, а с другой стороны скал дна так и не достали. Грузова все не было, и мы начали уже обсуждать, не пойти ли познакомиться с тюленем, лежащим примерно в полукилометре от нас, но тут появился Женя с необычайно вдохновенным и деловым видом, весь увешанный взрывным снаряжением: мотками провода, сумкой с детонаторами и машинкой. Самостоятельно рвать Грузову предстояло в первый раз, и взрывная наука так и выпирала из него. Он точно соблюдал многочисленные правила: размотал провода на всю их трехсотметровую длину, заставил нас отойти к самому концу (на наш взгляд, за глаза хватило бы и трети этого расстояния) и стал священнодействовать, изготовляя заряды. Ждать пришлось долго, но наконец все было готово, Женя подключил машинку, повернул ручку и, к нашему удивлению, грянул самый что ни на есть настоящий взрыв. Подошли к лунке, она была взорвана, но как! На площади примерно 40 квадратных метров лед был раскрошен и расколот на куски, на десятки метров в стороны бежали трещины. Заряд явно был слишком велик, нетрудно было понять и причины этого: лед, как оказалось, состоял из длинных игольчатых кристаллов и был совсем не так прочен, как раньше. Приходилось признать, что наши познания по части взрывания лунок ничуть не больше, чем у всех остальных.

Мы начали очищать лунку от обломков, а Женя, убедившись, что взрыв у него получился не хуже, чем у других, необычайно оживился и горел желанием произвести еще один, благо место было уже выбрано. То, что первая лунка получилась далеко не идеальной, он, конечно, относил на наш счет и решил теперь продемонстрировать нам направленный взрыв: изготовить точно квадратную лунку размером 2×2 метра. К этому времени собрались зрители и в советчиках не было недостатка. Вообще в Антарктической экспедиции, как выяснилось, все обладают ценнейшим опытом в двух областях: подрывном деле и медицине. Во всяком случае, как только требуется оказать самую пустячную медицинскую помощь или что-нибудь взорвать, все присутствующие спешат со своими советами. Впрочем, это свойство общечеловеческое. Правда, на этот раз мы с Пушкиным от советов воздержались — наше неумение было продемонстрировано достаточно убедительно, и мы молча выкидывали из лунки ледяные обломки, — но тем больше старались наши гости.

Наконец лунка с чрезвычайно хитрыми наклонными ходами для взрывчатки была готова. Заряд положили небольшой, примерно в пять раз меньше, чем в первый раз, и поэтому отошли всего метров на сто. Взрыв действительно вышел направленным: обломки льда вылетели узкой струей и с необычайной точностью понеслись в нашу сторону. Полупудовые глыбы с отвратительным стуком шлепались всего в десяти метрах перед нами, мелкие льдинки сыпались прямо на нас. Мы втянули головы в плечи и ждали, пока прекратится дождь ледяных осколков. Потом направились к месту взрыва.

Картина была впечатляющая: ни в одну сторону, кроме той, где стояли мы все, не выбросило ни кусочка льда. Сама же лунка почти ничем не отличалась от предыдущей, только с одной стороны, как бы в насмешку, лед вырвало точно по намеченной линии.

Работы по счистке, однако, было здесь не меньше, чем после первого взрыва. Так или иначе, пусть и снова не совсем так, как нам бы хотелось, но место для погружений было почти готово. Мы вычистили лунки, и на этом рабочий день окончился.

Потом вновь начались спуски. На этот раз великая честь открыть погружения в новой лунке принадлежала Грузову. Был даже изменен обычный порядок, по которому погружения обычно начинали я или Пушкин.

Дело в том, что Женя очень не любил спешить и тратил на надевание скафандра больше времени, чем остальные. Если он спускался вторым, то как раз успевал подготовиться к тому времени, когда первый водолаз выходил из воды. На этот раз он спустился первым и пробыл под водой около получаса. Выйдя, он сказал, что внизу довольно бедно и очень похоже на то, что наблюдалось в обследованных местах. Он достал огромного белого червя, но такие уже попадались нам под самой первой лункой, а большие красные морские звезды, которых здесь было много, иногда встречались и раньше. Наступила моя очередь опуститься в лунку. Все соответствовало Жениному описанию, дно было населено сравнительно бедно, и сразу нельзя было заметить чего-либо нового. Было светло, снопы света пробивались через лед, который казался совсем прозрачным. В мягком голубом свете хорошо просматривалось дно, пологими уступами уходящее вниз. Тут и там на скалах белели кусты мягких кораллов. Кое-где на дне были заметны совсем пустые, незаселенные места, только коричневый налет диатомовых водорослей покрывал скалы.

Начал погружаться, и на глубине 20 метров жизнь стала богаче, среди мягких кораллов появились морские лилии, асцидии и различные более мелкие животные. Дальше, примерно до глубины 30 метров, шла почти отвесная стена, глубже снова начинался пологий спуск, уходящий все ниже и ниже. Сразу под стеной животный мир резко менялся. На расстоянии какого-нибудь метра-двух по вертикали исчезали одни виды и появлялись совсем другие. Наверху росли густые «леса» мягких кораллов, внизу дно покрывали нежные веточки гидроидов, сидячие черви-полихеты в длинных полупрозрачных трубках, морские лилии, множество асцидий и губок.

Это было место, очень удобное для тщательного исследования глубин в 40–50 метров. Раньше мы, как нарочно, попадали на такие участки, где делать это было или трудно, или слишком рискованно. У острова Строителей в первой лунке мы еще не приобрели нужной формы, на следующем месте была отвесная стена, работать на которой было очень неудобно, потом — у третьей лунки — до большой глубины было далеко, а перегибы веревки делали ненадежной страховку. Здесь же совпали благоприятные условия: все трое были в хорошей форме, работа на наклонном дне не представляла особых трудностей. Нужно было, конечно, выполнить и работы по стандартной программе на всех глубинах, но это можно было сделать, погружаясь по второму разу в день. На большую глубину каждый из нас мог спускаться ежедневно при первом погружении. Глубоководные спуски из редкого события должны были стать для нас обычным делом. Довольный результатом спуска, — здесь, в Антарктике, чем глубже, тем больше нового можно надеяться встретить, — я стал всплывать и вскоре выбрался на лед.

Грузов снова спустился под воду, а мне не оставалось ничего другого, как ждать, пока он закончит свою работу — на этот раз сбор количественных проб на небольшой глубине. Не стоило идти греться в балок, путь туда и обратно составлял все-таки больше километра.

Во второй раз я намеревался погрузиться в другую, соседнюю лунку и заодно проверить тот акваланг, который недавно сыграл со мной скверную шутку: ведь не мог же он отказать без всякой причины. За то время, которое Женя провел под водой, я понял, что здесь нам придется несладко, так как, хотя я натянул поверх скафандра меховой жилет и штормовой костюм, холод был премерзкий и пробирал до костей. Дул сильный ветер, и время, казалось, тянулось бесконечно. К тому времени, когда Грузов вылез, у меня не осталось ни малейшего желания погружаться: хотелось поскорее попасть в теплый балок и снять скафандр. Все же я надел акваланг и нырнул. Вначале акваланг работал совершенно нормально. Впечатления от морского дна были очень странными, населенные участки чередовались с совершенно безжизненными полосами, где не было ничего, кроме голого камня. Видимо, здесь движущиеся айсберги местами касались грунта.

Однако очень скоро мне стало не до научных проблем: в маске опять появился туман, потом дышать, как и в первый раз, стало немного труднее. Не было ни малейшего желания ждать, что будет дальше: я знал это слишком хорошо. Поэтому я тотчас поднялся, и мы немедленно сняли крышку с дыхательного автомата: он был полон льда, ледяная корка покрывала рычаги и клапан подачи воздуха. Теперь все стало ясно: где-то существовала течь, которая осталась незамеченной при проверке. Позднее оказалось, что вода проходила между корпусом автомата и резиновой мембраной, но только при слабом вдохе. Если в коробке автомата создавалось значительное разрежение, как это делается при проверке, мембрана присасывалась к корпусу и прилегала плотно. После первого случая мы, видимо, довольно долго продержали акваланг на солнце, лед растаял, вода вытекла и обнаружить какую-либо неисправность стало невозможно.

На следующий день пришлось прервать работу: на Мирный, неся ветер, массу снега, снежные смерчи, обрушился с побережья очередной циклон. Снова валялись на койках, обсуждая, какие работы и как выполнять на новом месте. В отношении научной программы все было довольно ясно, но зато мнения расходились в другом. Женя полагал, что на месте погружений нужно установить палатку, а в ней — газовую плиту, мы же с Пушкиным считали, что сойдет и так. Не достигнув общего согласия, сошлись на том, что если Женя считает необходимым спускаться с полным комфортом, то мы всячески приветствуем такое начинание и призываем его осуществить это на практике. Потом, когда палатка уже была установлена, мы смогли оценить Женину инициативу, но тогда мы уже начинали чувствовать постоянную, все возрастающую усталость и нам очень не хотелось что-то делать, если можно было обойтись без этого. К вечеру пурга стала утихать, и обозлившийся на нас Грузов развил бурную деятельность. Ему довольно быстро удалось получить палатку, которая раньше стояла над лункой гидролога, а теперь была уже снята со старого места и поднята наверх, в Мирный. Женя погрузил ее на нарты, отвез и установил над прорубью. Потом взялся за газовую плиту. Со склада все газовые плиты были уже разобраны: в поле работали геологи, ушли из Мирного санно-тракторные поезда, последней плитой оборудовали балок для термического бурения льда. Однако кто ищет, тот всегда найдет: начальник станции сказал Жене, что в одном месте он видел угол плиты, вытаявшей изо льда. Вообще в этом году снег и лед стаяли очень сильно, местами проглядывали предметы, занесенные уже давно, чуть ли еще не в первую экспедицию.