Путешествие наших генов

Непроницаемые границы и недоверие к незнакомцам

Люди позднего Средневековья должны были наверняка чувствовать себя в безопасности от катастрофических эпидемий. В конце концов, с катастрофы, разгоревшейся в VI веке, прошло более половины тысячелетия. Очевидно, линия бактерий Yersinia pestis, ответственная за юстинианскую чуму, к этому моменту уже вымерла — на это указывают генетические анализы. О том, как в Европу пришла «черная смерть», рассказано уже не раз. И все равно трудно представить себе ужас, с которым тогда столкнулись люди. Один из самых жутких эпизодов случился на Крымском полуострове, если точнее — в портовом городе Каффа, сегодняшней Феодосии, на который тогда претендовали многие державы. Не в последнюю очередь из-за противоречивого статуса этой торговой колонии морской республики Генуя «черная смерть» начала свое шествие именно оттуда.

С 1346 года Каффу осаждали монгольские войска. Их империя — Золотая Орда — была в то время великой державой Азии и Восточной Европы. По традиции, нападавшие катапультировали разлагавшиеся трупы и части тел через стены. Как сообщают различные источники, многие осаждавшие были больны чумой: в Золотой Орде болезнь свирепствовала уже многие годы. Монголы знали о смертоносном потенциале загадочной эпидемии, сгубившей их товарищей. Предполагаемая атака биологическим оружием принесла свои плоды: чума распространилась по Каффе. В панике жители колонии бросились на корабли, чтобы уплыть от неминуемой смерти.

На кораблях чума должна была убить большинство членов экипажа. Выжившие устремились в портовые города, где вышли на берег скорее мертвыми, нежели живыми — на глазах совершенно неподготовленного местного населения.

Из средиземноморских портов чуму занесли дальше на север. Переносчиками были и те люди, которые пытались сбежать от эпидемии. Вскоре уже не только чума распространялась по Европе, как лесной пожар, но и весть о том, что это чужаки несут смерть и разруху. Современники тех событий сообщают о грубости и экстремальном недоверии ко всем, кто пришел откуда-то извне, — одного только известия о том, что на дороге появились беженцы, хватало, чтобы привести в ажиотаж целые города. Вводился контроль на границах, контактам с чужаками чинились препятствия.

Представления о происхождении чумы были тогда своеобразными. Все чужое было под подозрением, особенно жестко обходились с еврейскими общинами. Евреев обвиняли в отравлении колодцев, сотни еврейских объединений были уничтожены в ходе жестоких вспышек насилия. Досталось и прокаженным, и бедным, и состоятельным, и благородным — то есть людям, которые не принадлежали к общественному большинству. Пусть механизм передачи чумы и не был известен — наблюдателям было очевидно, что эта болезнь очень заразна и жертв своих не выбирает. Так, итальянский историограф Габриэль де Мюссе писал о неумолимости чумы, которая «в каждом городе, в каждой местности, в каждой земле поражает жителей обоего пола». Многие наблюдатели предполагали, что «дыхание чумы» проносится над землями, убивая людей.

В последующие столетия некоторые города чума посещала особенно часто — например, Венецию, где собирались торговцы со всего света. Вскоре после вспышки эпидемии город объявил о запрете на въезд чужакам; капитаны, которые воспротивятся приказу, приговаривались к денежным штрафам и сожжению кораблей. Закрытие портов стало популярной, хотя и неэффективной мерой. Карантин, в ходе которого въезжающих изолировали, как правило, на сорок (итал. — quaranta) дней, изобрели тоже в это время. Многие города создали органы здравоохранения, главы которых, впрочем, не знали ничего о смертельном потенциале крыс и блох. Их главной задачей было изолировать больных, что в большинстве случаев означало сгруппировать их потеснее с другими больными и положиться на волю судьбы. Тела быстро скидывали в ямы, которые сегодня надежно обеспечивают археогенетикам пробы чумы.

Что касается оценки количества жертв: некоторые историки считают, что авторы исторических хроник перед лицом пугающих и совершенно новых обстоятельств могли переоценить число умерших. Умерло, вероятно, меньше, чем две трети норвежцев или 60 % англичан, испанцев и французов. Однако и осторожные оценки весьма далеки от того, что мы сегодня можем представить. Разве только Тридцатилетняя война (которая, к слову, тоже сопровождалась чумой) была катастрофой сопоставимого масштаба. Даже если вести самые скромные подсчеты, выходит, что треть европейцев умерла от «черной смерти» — треть от общего населения примерно в 80 миллионов человек. Насколько сильной была эпидемия в отдельных регионах, в первую очередь, в портовых городах, можно оценивать лишь приблизительно. Иногда она убивала половину всех жителей, как это произошло в Лондоне, при этом инфицироваться бактериями должны были почти все, ну или по крайней мере гораздо больше половины горожан. Ведь мы знаем, что бубонная чума без лечения (а в Средневековье ее, как правило, и не лечили) заканчивалась смертельно «только» для каждого второго больного. А у выздоровевшей половины населения вырабатывался пожизненный иммунитет к чумному возбудителю.