Путешествие наших генов

Генетика реабилитирована?

Брутальность европейских экспансий Нового времени с исторической точки зрения традиционна, пусть зачастую и только с позиции завоевателя. О древних иммиграциях в Европу у нас долгое время были лишь размытые представления и отчасти воинственно противоречащие друг другу теории. За последние годы археогенетика пролила очень много света на тьму незнания, пусть некоторые углы еще и остаются неосвещенными. Благодаря секвенированию доисторические и сегодняшние геномы становятся своего рода судовыми журналами, которые рассказывают личные истории иммиграции и генетического смешения. Из этого следует заключение, с которым нужно научиться жить: генетика становится неотъемлемым элементом историографии.

Описывать этот феномен только как вызов, брошенный науке, было бы недостаточно, по крайней мере для немецкоязычного пространства. В конце концов, ведь это национал-социалисты варварски реализовали бредовую иллюзию, согласно которой история — не что иное, как битва между «расами». Многие генетики в то время утверждали, что доминирование культур — иначе говоря, народов, иначе говоря, популяций — идет рука об руку с генетическим превосходством. Они подпитывали это утверждение тезисом, согласно которому бронзовый век в Европе начался не с освоения новых техник, а с миграций воинов с боевыми топорами из Скандинавии. Эти «северные» народы якобы превосходили других, а потому были носителями прогресса, а вместе с ним они несли с собой германские языки. Национал-социалистическая трактовка истории плохо сочеталась со многими находками археологов, но предлагала идеологические основы, позволявшие приписывать другим «расам», например из Восточной Европы, генетически обусловленную ущербность. Неудивительно, что после Второй мировой войны многие археологи в Германии отвергли идею, согласно которой распространение культурных техник и языков тесно связано с мигрирующими народами. Теперь за правило взяли считать, что неолит и бронзовый век распространились в Европе, и жившие там люди освоили и приняли новые техники.

Но генетические данные показывают обратное. На самом деле обе великие смены эпох в древней истории неотделимы от миграционных волн, в ходе которых иммигрировавшие люди зачастую вытесняли прежних жителей. И хотя национал-социалистам было мало радости от того, что 8000 лет назад прогресс пришел из Анатолии, а 5000 лет назад из Европы, новые находки могли пониматься как частичная реабилитация археологических тезисов первой половины XX века. Но это было бы слишком просто. Основательный взгляд на генетические данные показывает сложное соотношение между миграцией и культурным обменом, которое не допускает разграничений по популяциям.

Земледелие действительно пришло в Европу из Анатолии, после того как на Плодородном полумесяце его развили охотники и собиратели. Но во многом это объясняется климатом, который становился в этом регионе все теплее, и многочисленностью диких сортов злаков, которые можно было культивировать. Степная иммиграция тоже мало подходит под утверждение о том, что прогресс возникает благодаря превосходству какой-то определенной популяции. Ведь жители степей имели такое же отношение к иммигрантам с Ближнего Востока, как и к коренным жителям — охотникам и собирателям. На запад они принесли лишь мастерство обработки бронзы, а вот переход от кочевничества к земледелию совершили только в Европе. Здесь выходцы из степи широко перенимали местный образ жизни, обогащая его новыми технологиями. Наряду с миграцией решающую роль всегда играл обмен. Мы, европейцы, — продукт этого процесса, в наших генах до сих пор читаются следы иммиграции, вытеснения и кооперации.