Шлак 2.0

Глава 5

Обратный путь занял неделю. Дети хныкали и отказывались идти. Переходы стали короче, привалы длиннее, движение замедлилось. Миссионеры никого не подгоняли, хотя позади отчётливо виделись поднимающиеся к небу дымы, и вероятность того, что османы догонят нас, была велика. Боюсь, в этом случае нам прилетит хорошо, без потерь не обойдётся.

Я подсчитал количество пленных: девятнадцать детей и двенадцать женщин. Самых маленьких несли на руках. Их участь не вызывала сомнения, пройдёт немного времени, и дети станут сначала послушниками, а потом миссионерами, чтобы служить во славу Великого Невидимого и старого лысого примаса, маньяка и извращенца. Мальчиков обучат и погонят в новые набеги за новыми тушами, девочек отправят в гарем, взамен надоевших. А женщины займут места у столбов.

Меня едва не стошнило. Матерей превратят в тварей и накормят ими детей.

Чем больше я вникал в происходящее, тем сильнее ненавидел примаса и его поганую веру. Ни он, ни вся его грёбаная миссия не имеют права на существование. Кого-то можно перевоспитать, переубедить и вернуть к пониманию жизни такой, какова она есть на самом деле, но тех, кто не поймёт, придётся пускать под нож, ибо фанатизм не лечится.

С боку пристроился Андрес.

— Ты выглядишь уставшим, брат мой, — сочувственно проговорил он. — Потерпи, скоро мы будем дома.

— Да, брат, спасибо за поддержку.

Я кивнул и подумал: Андрес один из тех немногих, кого ещё можно спасти, вытащить из этой клоаки людоедства и лживых богов. Я обязательно сделаю это.

В миссии первым нас встретил примас. Он стоял на площадке в своей обычной смиреной позе, за его спиной рвали цепи твари. Четыре сильных, готовых к сушке мутанта: два язычника, багет и подражатель. Я надеялся, что по возвращении не увижу ни одного из них. Не хотелось заглядывать в глаза тем, кого знал до того, как они обратились в тварей, и ещё менее хотелось увидеть, как их будут пожирать, однако моим надеждам не суждено было сбыться.

Примас осенил всех нас крестным знаменьем и улыбнулся подошедшему Андресу:

— Как прошло?

— Слава Великому Невидимому, все живы.

— Рад этому. Я всегда считал тебя лучшим, сын мой Андрес. Вижу, есть на кого оставить миссию, когда наступит время последней молитвы.

Услышав это, Урса скрипнула зубами, и даже не скрипнула — заскрежетала, будто сошлись два абразивных блока и теперь с ненавистью терзали друг друга. Брат Готфрид тоже услышал, но не дрогнул ни единым мускулом. То ли нервы крепче, то ли уже отказался от возможности занять когда-либо тёплое место примаса.

Я не стал останавливаться и прошёл мимо. Собственно, о чём мне с этим упырком говорить? Но примас сам подозвал меня.

— Дон, подойди.

Я не стал кривиться как раньше, наоборот, принял покорный вид, и склонил голову под благословение:

— Дай силу, отец.

Моё смирение ему понравилось. Он наложил на меня руку и проговорил:

— Сила с тобой. Вижу, трудно тебе было.

— Дон проявил себя достойно, — похвалил меня Андрес. — В бою не отставал.

— Рад слышать это. Ступай, сын мой, отдохни. Тебе нужно восстановиться.

Я направился к своей келье.

— Не туда, Дон, — примас указал на крайнюю пещеру, ближе остальных расположенную к выходу из миссии. — Туда.

Эта пещера обычно пустовала, лишь изредка дети играли в ней. Что там делать мне? Но задавать лишних вопросов не стал. Сказали туда, значит, туда.

Пещера был меньше прочих. У стены длинная широкая лавка наподобие нар. Голые доски прикрыты тряпьём, рядом на полу выложен очаг. Я присел на корточки, растёр в пальцах золу. Холодная. Оглянулся: ни полок, ни чашек. Неясно, для чего здесь нужен очаг. В келье послушники использовали его, чтобы вскипятить воду и сделать отвар. Иногда варили подбитую камнем птицу, сегодня наверняка будет суп из муки крапивницы, зря что ли мы тащили эти мешки.

А здесь ничего не сваришь. Ни воды, ни горшка, ни муки. Люди в этой келье не живут. Но это и не тюрьма. Вход широкий, ничем не загорожен. Цепей или колодок, способных удержать пленника, тоже нет.

Я вышел наружу. Слева метрах в сорока виднелись приземистые заросшие наполовину мхом стены блокпоста. Он располагался задней частью к пещерам, и я видел, как двое миссионеров сидят на корточках возле пулемёта и разговаривают. На тропу не смотрели. Это ни к чему. При опасности дозорные подадут знак: глухой и хриплый крик кукушки. Ку-ку… ку-ку… Если ударение на первый слог, значит, приготовится, внимание, если на втором — отступаем, оборванный — сигнал к атаке. Эту сигнализацию я изучил во время набега, миссионеры пользовались ей активно.

— Куда собрался? — услышал я голос Андреса.

Приор подходил со стороны столбов. Примас по-прежнему стоял там, разговаривая с вернувшимися из набега миссионерами.

— Никуда, просто дышу воздухом.

— В пустоши не надышался?

За приором шли четверо вооружённых вилами бойцов. Лица у всех серьёзные, и сердце тоскливо заныло: что-то случилось. Но что? Андрес передал примасу суть нашего разговора? Разговор опасный, старику он не понравится. Это попахивает сепаратизмом, тут одним только пальцем грозить бессмысленно. Но если меня приговорили к столбу, то зачем столько бойцов? Приор вполне справится один.

Андрес сделал короткий жест, и бойцы остановились.

— Брат Дон, зайдём в келью.

Брат? Ну, если я ещё брат, значит, дело в другом.

— Конечно, брат Андрес.

Мы вошли внутрь, но садиться не стали. Андрес скрестил руки на груди. Вид торжественный и серьёзный.

— Дон, ты чувствовал когда-нибудь в себе силу Великого Невидимого?

— Нет.

Андрес достал из кармана плаща старый одноразовый шприц на треть заполненный серебристой жидкостью. Наногранды. Определять объём на глаз я пока не научился, но тут примерно…

— Шесть карат, — пояснил Андрес. — Почти половина дозы. В самый раз, чтобы разобраться, что это такое. Руку давай.

Не задавая вопросов, я закатал рукав и протянул руку ему. Приор как заправский врач перетянул плечо жгутом, попросил поработать кулаком и воткнул иглу в вену.

Секунд десять я ничего не чувствовал. Потом по жилам побежал жидкий огонь. Яркий, обжигающий, снизу вверх. Боль терпимая, но я едва не закричал от неожиданности. В голове зашумело, стало горячо, плечи затряслись в нервном ознобе, тело начало выгибать… А потом всё схлынуло. Только в душе родилось ощущение опасности и нарастающей злобы. Захотелось кого-нибудь убить, не важно кого.

Я посмотрел на Андреса.

— Осознай себя, — тихо заговорил приор. — В тебе сейчас сила Великого Невидимого. Чувствуешь её?

Он шагнул вправо — плавно, словно набегающая волна, потом так же влево. И снова вправо. Эта показная плавность подарила мне успокоение. Чувство опасности притупилось, я задышал ровно. И тут же Андрес резко выбросил вперёд кулак. Организм мгновенно мобилизовался, предплечьем я отбил руку и ударил в ответ. Никогда ещё на тренировках не удавалось мне дотянуться до Андреса, а сейчас кулак вломился в его грудь. Приор отлетел назад и рухнул на спину.

В голове что-то щёлкнуло, высвобождая ярость, я уверенно шагнул вперёд — добивать. Уроки, данные приором на берегу озера, пошли на пользу. В мозгу вспыхнуло несколько схем, как действовать дальше. Мне понадобилась доля секунды, чтобы выбрать лучшую. Убивать Андреса я не буду, сейчас в этом нет смысла. Но можно показать ему его же слабость. Он стал подниматься, попробовал перевернуться на бок. Я ударил его ногой по рёбрам, отбрасывая к стене. От боли приор застонал, тем не менее, поднялся быстро, быстрее, чем я ожидал. Во взгляде сверкнула ответная злоба. Но к сопротивлению он готов не был, мой последний удар оказался слишком сильным. Его повело, на шее запульсировала вена…

А почему бы и не убить? Сейчас он абсолютно беззащитен. Достаточно обхватить ладонями череп и чуть довернуть…

В голове снова щёлкнуло, и я растерянно отступил.

— Андрес…

— Всё нормально, — прохрипел приор. — Нормально. Да. Так и… должно быть.

Он встряхнулся, вдохнул глубоко. Я помог ему подняться. Желание убить по-прежнему присутствовало, но уже не было столь ярким. Моё сознание без моей команды взяло его под контроль. Странное ощущение, словно я в одном лице и дрессировщик, и тигр.

— Ну ты… — в голосе приора послышалась зависть. — Великолепная реакция. И сила. И… Не зря примас почувствовал в тебе проводника.

— Кого?

Андрес смутился, как будто сболтнул лишнего, и попытался объяснить:

— Истинного миссионера, в смысле, своего. Во мне сейчас тоже сила Великого Невидимого, но реагировать так, как ты, не могу. Не успел. Надо же… Какая реакция.

Он заглянул мне в глаза.

— Что чувствуешь?

Чувства разнились; одно отодвигало другое, из глубин сознания выплывало новое, потом опять пряталось, уступая место третьему, четвёртому, пятому. Сколько их всего? Но основное… Основным оставалось убийство. И не абы кого — я хотел убить Андреса. И примаса. Примаса сильнее. А ещё чего-то…

— Чего-то не хватает, — я оглянулся, словно надеялся обнаружить это рядом с собой. — Не знаю чего именно, но не хватает. Или может кого-то.

— А страх, гнев?

— Это было вначале, — я сосредоточился на себе. — Они и сейчас есть, но где-то… дальше. А это как будто неподалёку. Я ищу. Только не знаю что.

Андрес кивнул несколько раз:

— Ты разберёшься. Со временем. Во всем разберёшься. В первый раз многое непонятно, но потом встаёт на места. Ладно, пока оставим это. Дон, завтра начнётся твоё посвящение.

— Ещё только начнётся? Это долгий процесс?

— Три дня. Два этапа. Первый день — оскопление. Потом сутки, чтобы зажила рана, и на третий — поединок с изменённым. Послушников, которые должны будут принять неизбежное, четверо. Начнут с тебя. Запомни…

Кровь прилила к голове, запульсировала, в душу снова закралась злоба.

— Погоди. Ты сказал «оскопление»?

— Да.

— То есть, кастрируют⁈

— Это не должно тебя беспокоить. За сутки рана заживёт, для того ты и получил силу Великого Невидимого. Если боишься боли, то перед началом тебе дадут нюхача, щепотки хватит, чтобы заглушить боль, а утром встать свежим. Поэтому сосредоточься на поединке. Все мысли только о нём. Тебе ещё не доводилось биться с изменённым, так что внимательно слушай, что я скажу. Многое будет зависеть от того, кто станет противником. Его выберет примас. Проще всего язычник…

Андрес продолжал говорить, но я не слушал его. Кастрировать? Завтра меня должны кастрировать? Он о чём вообще?

Руки опустились и прикрыли пах. Бёдра сжались. Получается, их всех… всех миссионеров… Чтобы стать миссионером… Вот почему никто не отреагировал на голые тела женщин, когда мы переправлялись через реку. У них нечему реагировать!

— Андрес, ты тоже?

Взглядом я указал на промежность.

Приор кивнул:

— Миссионер должен быть чист перед братьями и сёстрами, но в первую очередь перед Великим Невидимым. Любой блуд, даже в мыслях — грязь. От неё необходимо избавиться любым способом. И мы избавляемся. Мы очищаем себя, и тем приближаемся к Великому Невидимому.

Чист? Он сказал «чист»? А примас об этом знает? У него полная келья девок, и по ночам оттуда доносятся далеко не молитвенные песнопения. Вся миссия их слышит.