Шлак 2.0

Над бараком с мукой взметнулось пламя. Острые огненные языки облизали сухой кирпич, затрещали, и над землёй поплыл густой зеленоватый дым. Загремели выстрелы. Стреляли не прицельно, но явно в нас. Со стороны полей шли люди. Много людей. На плечах большие тюки. Увидев дым, они побросали поклажу и прибавили шаг, потом перешли на бег.

Возле бараков нас оставалось четверо: я, Андрес и двое миссионеров с трехлинейками. Стрелки залегли возле насыпи. Когда до османов оставалось шагов двести, открыли огонь. Двое упали, остальные кинулись врассыпную. В стену рядом ударила пуля. Я испугано дёрнулся к насыпи. Андрес зашипел:

— Чего маячишь мишенью? Ниже, пригибайся!

Опустившись на карачки, я подполз к нему. Просвистело несколько пуль, показалось, что совсем рядом, одна ударила в рельс, отозвавшись противным рикошетом. От этих звуков по спине разошёлся холодок.

— Не шуми, — огрызнулся я. — Ты за всё время ни разу не объяснил, что делать и чего ждать. Обо всё догадываться надо.

— Приготовься, сейчас придётся побегать.

— Долго?

— До темноты.

Я плюнул, тоже мне сатирик выискался. А если никуда не побегу, что делать будет? Но едва Андрес вскочил и побежал вдоль насыпи, подхватился и побежал следом. Сзади загремели выстрелы. Я стиснул зубы. Всё это напоминало недалёкое заячье прошлое, когда пули вот так же жужжали вокруг головы, и казалось, что каждая предназначена тебе. Да ещё тул на каждом шагу бьёт по бедру, арбалет мешает, не знаешь, в какую руку его переложить.

Андрес споткнулся. Левая нога неловко подкосилась, но он тут же выправился и побежал дальше, едва заметно прихрамывая. Видимо, пуля вскользь задела ногу, в плаще чуть выше колена образовалась рваная дыра.

Пробежав метров триста, мы снова залегли. Османы успели добраться до посёлка. Часть из них кинулась тушить барак, кто-то даже попытался проникнуть внутрь, но огонь полыхал слишком яростно, чтобы позволить сделать это. Как хорошо горит крапивница. Дым уже не стелился, а массивными клубами тянулся наискось к востоку. Красиво! От водокачки к бараку выстроилась живая цепочка, люди передавали вёдра из рук в руки. Но тут одних вёдер мало, надо как минимум рукавную линию и давление атмосфер на пять, иначе ничего не получится. Османы это тоже поняли и начали поливать стоящий рядом барак, чтобы остудить стены и спасти хотя бы его.

Вторая группа численностью около полусотни человек концентрировалась на платформе. Этим было не до тушения. Пытались о чём-то договориться, ожесточённо жестикулировали и указывали в нашу сторону.

— Брат Осип, — окликнул Андрес одного из стрелков, — добавь им решимости.

Миссионер прицелился, задержал дыхание и надавил спуск. Главный жестикулировщик дёрнулся и упал.

Отличный выстрел, но я бы не вёл себя столь радикально. Нам сейчас надо держаться тише воды, ниже травы, чтоб лишний раз никому о себе не напоминать. А теперь османы, оставив споры, подхватились всей толпой и побежали на выстрел.

Я постучал по голове.

— Твою мать… Андрес! Вот на хрена?

— Так нужно, Дон. Это охрана посёлка. Те женщины и дети, которых ты видел, их семьи. Мы должны сделать так, чтобы они побежали за нами, тогда Урса с добычей сможет уйти. А под покровом темноты мы от них оторвёмся.

Я скрипнул зубами, сдерживая рвущийся изнутри мат. Тактика миссионеров может и действенная в чём-то, но донельзя примитивная и дурацкая. В моём случае они взорвали столб, потратив гранату, хотя его можно было срубить, и эффект получился бы тот же. А в нынешней ситуации совершили огромное количество ненужных и необязательных действий, без которых легко было обойтись. Это указывало только на одно: умственную отсталость. Судя по словарному запасу, они вроде бы находились в рамках разумного. В келье я видел полку с книгами, значит, грамота им знакома. Но вот взгляды на мир, на вещи, на последовательность действий значительно отличались от общепринятых норм. Не влияние ли это мяса тварей на мозг?

— Это мы типа наживки получаемся? Всю жизнь об этом мечтал.

— Рад, что твоя мечта исполнилась.

Я тоже рад, только вот они под нанограндами, а я пустой, поэтому поднялся первым и рванул в сторону заходящего солнца. Слышно было, как позади, немного отстав, бежит Андрес. Снова раздалась трескотня выстрелов, но стреляли уже не так часто, хотя звук пролетающих пуль теребил нервы жёстко. Кто его знает, которая из них станет моей, возможно, следующая. Я старался не думать об этом, сосредоточившись на дыхании. Тренировки в миссии закалили тело, жирок сошёл, сил и выносливости прибавилось. Но это не значит, что я стал марафонцем. Сорок километров бегом — не моя тема, а солнце, сука, всё никак не закатывалось.

С бега мы перешли на шаг. Шли быстро, стараясь использовать для прикрытия кусты, складки местности, иногда пригибались. Позади остались пять или шесть верстовых столбов. Османы по-прежнему держались метрах в трёхстах позади, но они тоже не железные и тоже сменили аллюр. Стрелять перестали, но временами ветер доносил до нас резкие выкрики ругательств.

Когда заполыхала заря, мы добрались до места, где крапивница вплотную подступала к дороге. Османы начали отставать, предсказание Андреса сбывалось. Чем быстрее темнело, тем больше мы отрывались от преследователей. Оглядываясь, я уже не видел их, только слышал крики.

Андрес резко свернул от дороги в степь. Он шёл так, будто видел в темноте. Я задолбался спотыкаться о кочки, а он двигался ровно, быстро и по-прежнему неутомимо. Крики османов больше не долетали, стало тихо, ничто, кроме шуршания травы не нарушало тишину.

Я начал притормаживать. Целый день на ногах, последний раз ел сутки назад. Да ещё арбалет этот. На кой я его взял? Ни разу не пригодился. А бросить жаль. Казалось, что если не османы, так твари выскочат, и тогда будет чем отбиваться. Впрочем, кого я обманываю? Мало того, что не видно ни зги, так ещё и арбалет для защиты от тварей не лучшая идея. Даже если в упор, с нескольких шагов — бесполезно. Регенерация сработает быстрее, чем я перезаряжусь и вколочу в мутанта второй болт.

— Андрес, — окликнул я приора.

Я рассчитывал, что он где-то впереди, но голос его неожиданно прозвучал рядом:

— Что, брат? — он мягко взял меня за локоть. — Устал? Потерпи. Нужно отойти подальше.

— Да я не об этом. Хотел спросить: твари хорошо в темноте видят?

— Темнота для них — сумерки. Сила Великого Невидимого в крови наделяет получивших её многими способностями, недоступных простым смертным.

— И тебя сейчас тоже наделила?

Мне показалось, он кивнул.

— А насколько быстрее становишься?

Он ответил не сразу, кашлянул несколько раз, словно затягивая время для обдумывания ответа.

— Это как подросток и взрослый мужчина. Да, именно так. Взрослый всегда быстрее и сильнее.

— А если подросток подготовленный как ты, и плюс вколоть ему силу Великого Невидимого? Кто победит, он или багет?

— Багет.

— Почему?

— Потому что кроме подготовки нужен опыт. У подростка его нет.

— А если мне вколоть? Я смогу победить?

— С автоматом тебе сила не нужна. А с ножом… Багеты тоже бывают разные, Дон. Среди них тоже есть молодые, старые, сильные, глупые, голодные. Ты сможешь победить глупого и сытого.

Некоторое время мы шли молча. Я приглядывался к звёздам, пытался найти знакомые созвездия. Я знаю два — Большая медведица и Малая медведица, однако ничего похожего на небе не разглядел.

— А кто сильнее, багет или язычник?

— Ревун.

Я уже слышал об этой твари, Коптич рассказывал. Сильный, нанограндов немеряно, регенерация едва ли не мгновенная. Насколько я понял, их ещё не сушили ни разу, да и не видел почти никто. Одни разговоры и предположения.

— Встречал его?

— Однажды.

— И как? Убил?

— Даже не пытался. А если бы попытался, то сейчас с тобой не разговаривал. Он слишком сильный, слишком быстрый. Если ревун вдруг ворвётся в миссию, то убьёт всех. Видел пулемёт на выходе из расщелины? Ты думал, это против людей? Нет, это против него. Раньше мы обходились обычным сторожевым постом, теперь установили пулемёт, а у охраны в крови всегда сила Великого Невидимого.

Миссионеры тоже сталкивались с ревуном. Однако…

Однако этим можно воспользоваться. Давно пора прощупать Андреса на пример лояльности старику. Свою секту тот построил на послушании и безграничной вере, частично слизав догматы с христианства и добавив что-то из своей больной фантазии. Затуманил мозги людям, увёл в пустошь, создал личный гарем, отправляет бригады в набеги — и живёт как царёк африканского племени. Примеров подобных сект масса. Убедить людей, живущих в тесной общине и привыкших безоговорочно доверять своему предводителю, читай — богу, в том, что их просто используют, сложно. А вот сыграть на вере и внести разлад в чёткую схему умозаключений и направить их в другую сторону можно. Надо попробовать, иначе никогда не смогу свалить отсюда. Получится, не получится — время покажет, но попробовать стоит.

— А если ревун и есть Великий Невидимый?

— Богохульство! — резко произнёс Андрес.

Я аж вздрогнул. Не ожидал от него такого отпора. Но отступать всё равно нельзя.

— Извини, не хотел тебя обидеть, но мы не знаем, в каком обличие способен явиться к нам Великий Невидимый. Его пути неисповедимы, тебе ли с твоим умом и начитанностью не знать этого. Может быть, образ ревуна — это кара за прегрешения некоторых наших братьев?

— Богохульство, — повторил Андрес, но уже не так уверенно. — Великий Невидимый живёт на Вершине, ему нет необходимости спускаться вниз. А если вдруг спустится… Зачем ему вселяться в изменённого?

— Потому что он не хочет быть узнанным. Так ему проще разобраться, кто из нас истинно служит ему, а кто нет, и покарать виновных не смотря на их звания. Если он в тот раз тебя не тронул, значит, ты истинный его служитель. Кто с тобой был, когда ты видел его?

— Никого. Я вышел в пустошь поохотиться на змей, и увидел реву… увидел его. Он тоже увидел меня. Посмотрел — и прошёл мимо… Высокий. Очень высокий. Чёрный, лоснящийся, шёл быстро, походка как у багета. Он и внешне похож на багета, только цвет другой и рост. И нет ножей. Я подумал, что он слишком сыт, чтобы обращать на меня внимание, поэтому и прошёл мимо.

— Ты испытал страх или благоговение?

— И то, и другое.

— Значит, это был Великий Невидимый, — уверенно сказал я. — Перед кем люди испытывают подобные чувства?

Андрес промолчал. Он не произнёс больше ни слова, и лишь когда на рассвете мы добрались до устроенного Урсой лагеря, сказал:

— Примас предупреждал, что когда-нибудь придёт искуситель и попытается сбить нас с пути истинной веры. Он внесёт в души разлад и сомнения. Примас сказал: гоните его… Я не знаю, ты ли тот искуситель. Скорее всего, нет. Но если ты ещё раз заговоришь со мной или с кем-то из братьев и сестёр о подобном, я перестану называть тебя братом.

Грамотно. Примас предусмотрел всё, даже попытку расстроить его схему заморачивания людских умов. Но в этом и заключается ошибка. Любое слово можно обратить против говорящего, если знать как.

— Не стоит видеть во мне зло, Андрес. Я не враг тебе. Искуситель не тот, кто вносит сомнения, а тот, кто проверяет крепость веры. Он верный слуга Великого Невидимого, а знаешь, что бывает с теми, кто не принимает в своём сердце его слуг?