Шурупы

Глава седьмая

То, что события зайдут на новый цикл, Виталий угадал. Но не угадал со сроками. «Джейран» лейтенанта Ярина и чужой корабль, с которым он стыковался у Тигона, активно искали все наличные службы Земли и колоний. К Эрцабу довольно быстро перебросили мобильную станцию обнаружения повышенной мощности, а заодно начали формирование постоянной спутниковой группировки – с заметным опережением всех предварительных сроков.

Мобильная станция нашла в системе много интересного, но беглецов с Тигона – увы. Через полтора года вблизи Ириллы заработала глобальная система обнаружения, такая же, как и у полноценных колоний. Даже получше, потому что новее. Но и она не засекла упомянутые корабли. По всей видимости, они покинули окрестности Ириллы, а возможно, вообще ушли прочь от Эрцаба, очень далеко, за пределы чувствительности сенсоров. Ничего не добавилось и после развертывания фланговых группировок по всей системе Эрцаба.

Интересным вопросом – каким образом небольшие планетолеты смогли ее покинуть (например, где взяли достаточно топлива) – служба TS и все, кто также был причастен к поискам, задаваться сочли излишним. В самом деле, ну какое, к бесам, топливо, если корабли стартовали внезапно и без экипажей? Ладно еще чужой борт, мало ли какая там смонтирована автоматика. Но «Джейран»-то, «Джейран»! Разумеется, на нем имелись и автопилот, и навигационное оборудование, и мощные вычислительные системы. Да только системы эти не работали без активации соответствующих программ, а содержимое бортовых компьютеров успел изучить еще Виталий при первом осмотре. «Джейран» Ярина можно было запрограммировать на самостоятельные действия, но это неизбежно заняло бы какое-то время. Готовых полетных инструкций в памяти бортовых систем «Джейрана» на момент осмотра точно не имелось. И взяться им в последующие несколько недель до внезапного старта было неоткуда. Кроме того, требовал объяснений и тот факт, что «Джейран» был найден поврежденным, но это почему-то не помешало ему стартовать. Хвостовые стабилизаторы, конечно, нужны только в атмосфере. В космосе что есть они, что нет – все едино. Однако атмосферу для начала нужно как-то покинуть. А вот повреждения обшивки – дело совсем другое. Но – опять же – главным образом в смысле жизнеобеспечения экипажа. А экипаж-то как раз отсутствовал. И вообще – старты с перегрузками исправности и без того ущербных бортовых систем вовсе не способствуют. Но «Джейран» стартовал, стартовал успешно, и этому факту на данном этапе невозможно было противопоставить никакие здравые соображения и никакие технические выкладки.

Спустя два с половиной месяца после исчезновения «Джейрана» и чужака, с первым же чартерным струнником, сотрудники R-80 покинули и Тигон, и систему Эрцаба. Виталий со стажером Сытиным почти сразу погрузились в новое расследование – на Ийе, вотчине Рублевского полка. По завершении Сытина наконец-то квалифицировали. Второй стажер R-80, Максим Пименов, стал полноценным оперативником, еще когда Виталий с Сытиным куковали на Тигоне.

После Ийи Виталий улетел в короткий отпуск к семье на Лорею, а через девять месяцев уже в длинный, аж на полгода: Зоя родила еще одну двойню, на этот раз девчонок. Отпуск Виталий, разумеется, отбыл не полностью, выдернули за три недели до истечения, но и этому семья радовалась: боялись, что выдернут гораздо раньше.

Обошлось. Зато повод, по которому пришлось спешно прибыть в нору на Луне, был более чем весомым. Не очередная авария, которую надлежало немедленно расследовать, вовсе нет.

Руководитель R-80, полковник к тому времени Фатеев, а на самом деле флотский вице-адмирал, чьей настоящей фамилии Виталий даже не знал, выходил в отставку.

Официально.

Неофициально все обстояло немножечко сложнее. На самом деле на покой выходил не Фатеев, а куратор R-80 в высших эшелонах власти, мастер над мастерами. Фатееву предстояло занять его место. Место Фатеева, разумеется, унаследовал старший из оперативников R-80 – Николай, к тому времени носивший фамилию Белогуров.

Чистых оперативников в R-80 оставалось трое – старший Виталий, а также двое недавних стажеров – Максим и Юрий. Все трое за это время успели сменить по две фамилии, и сейчас, вместе с перераспределением служебных функций, планировалась новая смена.

Кадетов оставили блюсти струны, на которых те стажировались: Максима – северную, Юру – южную. Виталий вылетал туда, где был нужнее, на самые трудные случаи, которые по чистой статистике случались реже. В свою очередь возросло и число мелких аварий, но не в силу общего повышения аварийности, а опять же вслед за статистикой: флот рос, множилось число кораблей, и Генштаб вдобавок снова нацелился увеличить количество действующих полков, на этот раз сразу на два. Правда, процесс этот был не скорым, обычно затягивался минимум на пару-тройку лет. Гвардейский статус вдобавок к Семеновскому, Измайловскому и Преображенскому готовились получить Успенский и Троицкий полки. Троицкий, по слухам, прочили в систему Глизе-876, на тамошний кислородный мир. В каталогах он значился под названием «Траппист-первый», а простого гражданского именования еще не нажил. Куда намеревались перевести Успенский полк – никто пока достоверно не знал, и, что странно, даже слухов никаких в войсках не циркулировало, ни во флоте, ни в шурупах.

В итоге оба кадета бо́льшую часть времени работали на вылетах, а Виталий чаще заседал в норе. Ему пришлось сильно подтянуть теорию, потому что вместе с абсолютным числом кораблей возросло и количество их типов и разновидностей. Да и статус старшего оперативника обязывал: теперь в случае чего нельзя было выдернуть более опытного и искушенного Колю. Коля теперь был занят делами несколько иного свойства, нежели практическая полевая работа, но на месте руководителя освоился на удивление быстро.

Сидеть на Луне было обидно: с тем же успехом Виталий мог заниматься всеми рабочими делами и на Лорее, поближе к семье. Он уже всерьез подумывал завести разговор с новым мастером об открытии филиала на Лорее, но никак не предоставлялось удобного случая. То мастер куда-нибудь исчезал, то самому приходилось спешить в дальние дали, на край астрогации, особенно если авария случалась нетипичная и странная. Периодически выдавались бифуркационные моменты класса «хоть разорвись». Спасибо, что струнники в последние годы стали ходить чаще, в противном случае, R-80 не успевало бы ничего.

Теоретически принять участие в рабочих операциях могла и единственная в штате девушка – Валентина. Больше она занималась штабной работой в норе и выполняла функции помощника мастера, но в моменты, когда впору было разорваться, к расследованиям привлекали и ее, благо квалификации и знаний хватало.

Поднимался вопрос и о новом наборе рекрутов в R-80, но его в итоге запланировали на ближнее будущее – по истечении пяти лет после предыдущего набора. К этому времени срок нахождения Николая в новом амплуа должен был достичь трех лет.

Став мастером, Коля-Николай, что естественно, узнал о параллельных делах и связях Виталия со службой TS. Удивлен Николай не был: оказывается, он еще двенадцать лет назад на Лорее решил, что Виталием непременно заинтересуются и займутся разные интересные службы, вопрос только в сроках. И когда это подтвердилось – стоило ли удивляться?

Начало нового цикла ознаменовало ничем особо не примечательное сообщение в непрерывном потоке служебной почты Виталия.

Сообщение не имело никаких пометок и высветилось в общем списке между отчетом недавнего стажера Юры об осмотре засбоивших двигателей старой пятисотки в Рублевском полку и приказом по подразделению об отмене масочного режима в норе (почти неделю чудила вентиляция – видимо, напряглись и починили).

Отправителем значился некто Л. Я. Получателем – капитан Можаев, хотя Виталий за истекшее время несколько раз менял личину и в момент получения письма пользовался фамилией Брагин. Письмо-сообщение состояло всего из одной строки: «Тигон. Тигон. Проверка».

«Тигон, – подумал Виталий рассеянно. – Вояки рейда снова нашли что-нибудь интересное?»

Каждодневная рутина быстро вытеснила из памяти события двухлетней давности, и подробности расследования на холодной луне Ириллы теперь казались сильно потускневшими. Виталий с ходу вспомнил звание начальника рейда – полковник, а вот фамилию – не смог, в голове отложилось только, что фамилия нерусская. С некоторым усилием все же вспомнил – Норман.

Виталий попытался восстановить в памяти имена всех, с кем имел дело на Тигоне. Капрала, который помогал откапывать вмерзшие в трещину корабли, звали вроде бы Лехой, а фамилию его Виталий, скорее всего, не слышал вовсе. Его начальство – дебелого сержанта, главу космодромных технарей, наоборот, по имени не запомнил, а фамилия всплыла легко – Ружичка. Угрюмого начальника космодрома в чине майора Виталий именно так и запомнил – что майор, что угрюмый, что имел боевые нашивки и что каким-то образом знал Виталия по первому делу на Лорее. Имя-фамилия, если майор их Виталию и называл, выветрились начисто. Помнились также майор Орешечко (замначальника разведки Троицкого полка), худющий долговязый лейтенант, который не сумел самостоятельно вскрыть злополучный «Джейран» (а может, «Джейран» его просто не подпустил), и биолог-капитан с фамилией, кажется, на букву «К». Остальные военные рейда теперь казались безликой массой в термокомбезах и дыхательных масках.

«Даже если вояки на Тигоне нашли что-либо интересное, – подумал Виталий уже не с рассеянностью, а с легким раздражением, – можно было и поподробнее написать. А то – проверка. Чего, спрашивается, проверка? Связи? Ну сработала связь: как только я открыл сообщение – улетело уведомление отправителю. И что теперь?»

Для очистки совести Виталий попытался вспомнить еще кого-нибудь, кто мог ему написать и у кого фамилия начиналась бы на букву «Я», но так никого и не вспомнил.

Через неделю пришло второе письмо. Отправителем снова значился некто Л. Я., а вот получателем уже капитан Брагин. То есть текущую фамилию работников R-80 автор письма установить был в состоянии. Хотя, возможно, устанавливал он и не через выводящие на R-80 каналы, а через Генштаб, интендантами которого оные работники как бы являлись. Через Генштаб было проще, это Виталий знал точно.

«Надо поговорить, – обращался Л. Я. в письме. – Только без шума и рекламы. Сообщу, где и когда».

Теперь Виталий испытывал не раздражение, а недоумение. За десять с лишним лет работы в закрытом от посторонних глаз подразделении R-80 он никогда не сталкивался ни с чем подобным. Служебные сообщения и письма всегда официальны, а часто и сильно бюрократизированы в смысле языка. Личные приписки от мастера, что прежнего, что нынешнего – дело редкое и всегда понятное, поскольку обязательно прилагаются к чему-то официальному и обычно разъясняют, какой линии поведения Виталию следует придерживаться.

Письмо от таинственного Л. Я. больше походило на личную записку на каком-нибудь, прости господи, из распространенных в стаде форумов или сетевых чатов.