НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник

— Ну конечно братику нравятся легкодоступные женщины. — отвечаю я, вытираясь: — это ж очевидно с точки зрения эффективности ухаживания. Если предположить, что целью любого процесса ухаживания является выстраивание отношений до уровня любовников, то чем быстрее и легче этот процесс пройдет, тем лучше. Нафига нам труднодоступные женщины? Что за попытки усложнять себе жизнь на ровном месте?

— А еще братик стал разговаривать лекциями. — диктует новую заметку Хината: — и машет руками в своей комнате.

— Такое ощущение, что ты за мной шпионишь. — говорю я: — так чего тебе надо было?

— Девчонки из класса интересуются. — отвечает та, продолжая раскачивать ногой: — говорят, что надо знать, что именно в человеке сила любви меняет. Как воздействует.

— Да никак не воздействует. — развожу руками я: — никакой любви пока нет.

— Субъект отрицает очевидные вещи, путается в показаниях. — диктует заметку Хината: — голос неуверенный, сам красный как помидор. И потный, фу…

— Я тренируюсь, на минуточку!

— Начал грубить сестре, ведет себя неадекватно… вот что любовь с людьми делает. А какая она? Я слышала, что у нее огромные сиськи и жопа и что она может засунуть между сиськами банку с газировкой и пить оттуда без трубочки. — продолжает выводить меня из себя Хината.

— Да, а между ягодицами она грецкие орехи колет. — вздыхаю я: — нету у меня никакой любви, а Томоко на меня даже не глядит.

— Да? А что это за новый контакт у тебя в телефоне «Торопыжка»?

— Не, не, не. Тут вопрос не так ставится. Тут надо так вопрос ставить — какого черта ты в моем телефоне копаешься?! — не то, чтобы мне было что скрывать, но нарушение личных границ и вообще, так она скоро совсем мне на голову сядет.

— Ээ… я случайно. Он все равно на столе лежал. И незаблокированный! И пароль у тебя простой, мог и заменить, вдруг кто-то захочет взломать? — выдает объяснение Хината: — вот я тебя и спасла. Хорошо, что я почитала, а вдруг кто-то другой бы почитал. Она так много тебе пишет всякого. Тебе пора бы ее уже на свидание позвать.

— Вот еще глупости. — понимая, что тренировка закончена — я сажусь на рабочее кресло перед столом, напротив кровати: — зачем мне это делать?

— Ну… разве она тебе не нравится? — выдвигает железобетонный аргумент Хината.

— Мало ли кто мне нравится. Мне вон наша школьная медсестра нравится, что теперь ее тоже на свидание звать? Мне половина девочек нашего класса нравится… эстетически говоря.

— Все-таки вы мужики, такие неразборчивые… — говорит себе под нос Хината: — и такие идиоты.

— Вот сейчас по ушам получишь — говорю я, вспоминая, как Кента и его сестренка когда-то вели себя в далеком детстве.

— Ой, прямо страшно! — сужает глаза Хината, явно провоцируя меня. Хорошо, думаю я, провоцируете — получите. И одним быстрым движением просовываю здоровую левую руку ей подмышку и ….

— Ах-ха-ха! Отстань! Прекрати! Не могу! Аааа! Была неправа! — пищит Хината и валится на кровать, сжимаясь в комочек. Я валюсь рядом, едва успев выдернуть руку, а то еще бы растяжение было бы — связки у Кенты девичьи, хрупкие.

— Вот дурак! — бьет меня Хината в плечо своим кулачком: — я чуть не подавилась! Чего на тебя нашло, мы же не маленькие теперь!

— Будешь меня доставать — буду тебя щекотать. — отвечаю я, сдвигая брови к переносице, так, чтобы выглядело грозно. Хината некоторое время смотрит на меня и вдруг снова начинает хохотать.

— Тише ты. — говорю я: — маму разбудишь.

— Да ну. Рядом с ней сейчас из пушки можно стрелять. — отмахивается Хината, но хохотать прекращает.

— И не забывай — с тебе парфэ. — говорит Хината, вставая с кровати и поправляя свою пижамку: — завтра суббота, вот завтра и сводишь меня в кафе.

— Ну… слово царя тверже сухаря… поведу конечно, куда ж я денусь — пожимаю плечами я, мысленно подсчитывая свои финансы. Финансы поют романсы, но на кафе хватить должно. Надо работать над собственной финансовой независимостью, но как? Самый простой способ — найти что-то, чего в этом мире нет, а в нашем есть и извлечь выгоду из разницы потенциалов. Вот только петь как Юнми я не умею, Гуанинь меня в макушку не целовала, да и жизнь айдола меня ну ни капельки не прельщает. Тут я фыркаю от смеха. Конечно, сижу тут на кровати и рассуждаю — не привлекает меня жизнь айдола, ага. Вот только и туда меня не приглашают, нафиг им такой вот нужен. Черты лица у Кенты грубоватые, будто топором высечены, все изящество и красота дома Такахаси досталось сестренке Хинате, что меня в принципе устраивает.

— Ты чего смеешься? — подозрительно спрашивает сестренка, уже собравшаяся уходить: — не думай свалить из дома с утра пораньше! У нас с тобой — парфэ!

— Да, да, конечно. А что такое парфэ? Это напиток или еда? — спрашиваю я рассеяно, массируя правую кисть: — дорогая штуковина?

— Вот завтра и узнаешь. — она исчезает за дверью, я остаюсь сидеть на кровати. Надо бы душ принять и спать ложится, думаю я, но перед сном… Я встаю и поднимаю руки в стойку. Джеб, джеб, хук. Джеб, джеб, кросс. Джеб, джеб, хук. И снова. Улыбка не сходит с моего лица. Тяжело в учении? Нет, в учении легко. В учении просто прекрасно. Жизнь так проста — хочешь что-то уметь — начни это делать. Лучше всего, если у тебя есть рядом знающие люди, чтобы не начать делать ошибки начинающих, или не уйти куда-то в сторону, но я-то уже один раз был там, я знаю дорогу. Вот она, дорога — легкие движения ног на носках, челночек вперед-назад и … джеб, джеб, хук. Мне нужен спортзал. Мне нужны перчатки, нужна груша, желателен спарринг-партнер. Мне нужен тренажерный зал и силовые упражнения со свободным весом. Штанга, гантели, гири. И мне нужна жизненная стратегия, цель. Когда появится цель — появятся и средства. Пока у меня нет цели, пока я развиваюсь просто потому, это всегда пригодится, потому что привык чувствовать себя сильным, привык уметь постоять за себя и своих близких.

Смотрю на часы. Время уже за полночь, надо принимать душ и ложится спать, не усну же потом… джеб, джеб, кросс. И еще раз. И еще.

Наконец опускаю руки и встряхиваю их, скидывая усталость. Мышцы болят, но это приятная боль. Как там говорил мастер По — «мне было больно, когда вы били и шпыняли меня, но терпел. Потому что сидеть и ничего не делать — в тысячу раз больнее».

Рукопашный бой в современном мире — штука достаточно бесполезная… что-то вроде вышивания крестиком. Еще до появления огнестрельного оружия человечество сделало так, что у людей не было нужды в рукопашном бое — начиная с дубинки. Человек с дубинкой, с каменным топором или с ножом — имеет безусловное преимущество. А уж два человека и вовсе. Так что наличие оружия и нескольких дружков рядом гарантированно лишает мастера единоборств преимущества. И если для того, чтобы стать мастером нужно потратить чуть ли не всю свою жизнь, то для того, чтобы купить ствол из-под полы, заточить парочку ножей и позвать пяток приятелей — иногда хватает и получаса. Так что с точки зрения именно самообороны — рукопашный бой не стоит свеч. Вот отвертка в кармане, которую я посоветовал носить с собой Томоко-чан — это достаточно эффективно. Другое дело, что и отверткой ткнуть надо уметь, но этому можно обучить намного быстрей.

Так что я занимаюсь всем этим даже не для самообороны. А для себя. Единоборства в первую очередь формируют дух. Силу воли. Здоровую агрессию и нежелание сдаваться. А также умение принять свой проигрыш с достоинством.

У меня бурчит живот. Конечно, есть на ночь — последнее дело, но я начал разгонять метаболизм этого тела, организм требует белков, жиров и углеводов, ему нужен строительный материал, а мне нужны нормальные мышцы, а не эти ниточки-веревочки.

Я спускаюсь вниз по лестнице в гостиную-кухню, свет выключен, работает телевизор, на экране полуночное шоу где кого-то обливают маслом и сталкивают в воду, ведущие взахлеб рекламируют таблетки для похудения. Ма спит перед телевизором, уронив голову на руку. Смотрю на нее. Поднимаюсь в спальню, беру теплый, шотландский плед в серую и черную клеточку, аккуратно накрываю ее, забираю из руки пустой бокал и ставлю на стол. Выключаю телевизор, жду, пока глаза привыкнут к темноте… условной темноте, конечно. В городе никогда не бывает темно совсем — с улицы светят огни фонарей, иногда проезжают машины, бытовые приборы мигают зелеными или красными огоньками.

— Ммм… — бормочет что-то во сне ма. Прислушиваюсь. Ничего. Пожимаю плечами, открываю холодильник и нахожу себе парочку яиц и ветчину. Вот и бутерброд будет.

Мой телефон тренькает высокой трелью. Смс ночью? От кого? Открываю послание. Фотография. Та самая. И подпись. «Все равно все уже видели, пусть и у тебя будет. Твое мнение для меня важно. Т.»

Изучаю фото. На этот раз без блюра лица и в хорошем качестве. Что сказать, фигурка у Томоко хорошая, но как я уже говорил — в таком возрасте практически не бывает некрасивых девочек.

Телефон снова тренькает. «Что делаешь завтра?» Выходной же. Печатаю одним пальцем, выбирая буквы. «Буду искать спортзал».

Ответ «Понятно». Некоторое время жду продолжения, продолжения нет, и я опускаю телефон.

— А она смелая. — раздается голос сверху из темноты. Поднимаю голову и свечу экраном телефона. На винтовой лестнице стоит Хината — уже без пижамы в одной футболке до колен, она свешивается через перила, заглядывая сверху мне через плечо.

— Такие фотки присылать. — продолжает Хината: — надо было чуть попозже к тебе в телефон заглянуть. А перешли мне эту фотку, я заценю.

— Вот еще. — говорю я, отведя экран в сторону и положив телефон на стол рядом: — ты чего не спишь?

— А я чувствую, что мой братик сейчас непотребствами будет заниматься — отвечает она: — вон ему и фотки неприличные уже девушки присылают. Подумать только — Кента и неприличные фотки от девушки! Земля с орбиты сойдет. Все-таки любовь сильно меняет людей, ты вон, грубый стал и драться с людьми начал, а у бедной девушки совсем крышу сорвало.

— Чего это?

— Ну так это ж надо быть совсем на голову больной, чтобы на тебя глаз положить. — разъясняет мне из темноты Хината: — и что она в тебе нашла? Явно сумасшедшая. А ты и пользуешься.

— Вот поднимусь и надеру уши — говорю я, найдя доску и нож. При неверном, тусклом свете телефона я начинаю нарезать хлеб и ветчину. Жалко листиков салата нет. Но можно положить лист нори.

— Угрозы, угрозы. — шелестит Хината с лестницы: — сделаешь и мне сэндвич? Что-то кушать охота.

— Хорошо. — все равно режу хлеб, какая разница. Резать в полутьме не так уж и удобно, но включать свет, когда в зале спит ма — не хочется. Скрипят деревянные ступеньки — Хината спускается вниз. Она босиком и ее не слышно, ее ноги скользят по полу.

— Можно так поесть — предлагаю я: — а можно чай поставить?

— Давай я чай заварю и в термос налью — говорит Хината: — попьем чай у тебя в комнате… как в детстве.

И точно, в детстве они часто так делали — вставали ночью и устраивали чаепитие, скорее даже не настоящее, а для игрушек Хинаты, для ее кукол. Правда тогда чаепития проходили в ее комнате…

— Нас потом ругали. — говорю я, нарезая ветчину: — что крошки везде валяются.