Конан-варвар. Час Дракона

3. Письмо в Немедию

Странствующий мудрец носил имя Астрей. Ученый скиталец, вечно взыскующий истины, путешествовал по странам Востока, составляя суждение обо всем, что происходило в этих землях, вечно окутанных в представлении жителей Запада манящим флером таинственности.

Теперь почтенный мудрец писал письмо в родную Немедию, повествуя об увиденном Альсемиду – своему старинному другу и собрату-философу.

«…Здравый ум не в силах представить, добрый Альсемид, что творится в этом крохотном королевстве с тех пор, как государыня Тарамис приняла к себе Констанция с его наемниками (событие, которое я вкратце и впопыхах описал тебе в предыдущем письме). Миновало уже семь месяцев, и ощущение такое, будто несчастную страну заполучил в лапы демон. Тарамис положительно утратила разум: если прежде она славилась незапятнанной добродетелью, справедливостью и миролюбием, то теперь стала знаменита качествами в точности противоположными. Ее личная жизнь являет собой сущее посрамление нравственности… Пожалуй, слово „личная“ я употребил здесь напрасно, ибо королева даже не пытается скрыть разврат, царящий при дворе. Сама она постоянно предается откровенно безнравственным развлечениям, да еще и насильственно вовлекает в свои оргии юных придворных дам, не считаясь ни с девственностью, ни с узами молодого супружества.

Она не озаботилась даже тем, чтобы законно сочетаться со своим любовником, Констанцием, который восседает с ней рядом на троне и правит в качестве царственного супруга. Подручные последнего рады следовать примеру своего предводителя и напропалую бесчестят любую приглянувшуюся женщину, невзирая на ее родовитость и положение. Зажиточная прежде страна буквально стонет, изнывая под бременем непосильных налогов, земледельческие хозяйства разоряются одно за другим, а купцы ходят в лохмотьях – сборщики налогов попросту раздевают их догола! И ограбленным не до нарядов – эти несчастные еще радуются, если удается сохранить в целости собственную шкуру!..

Добрый друг мой, я сердцем чувствую снедающее тебя недоверие. Ты полагаешь, Альсемид, будто я преувеличиваю творящееся в Хауране? Согласен, ни в одной из стран Запада подобное невозможно. Но задумайся над глубокими различиями между Западом и Востоком, учти особенности этой части восточных земель. Во-первых, Хауран совсем невелик, всего лишь одно из множества маленьких княжеств, некогда составлявших восточное пограничье империи Коф. В наши дни города-государства вернули себе независимость, присущую им в древнейшие времена. Так вот, здешняя часть мира состоит из крохотных царств, едва ли сравнимых как с великими королевствами Запада, так и с обширными восточными султанатами. Однако малые страны сидят на караванных путях, что, как ты понимаешь, делает их значимыми и богатыми.

Хауран занимает место на самом юго-востоке. Он непосредственно граничит с пустынями восточного Шема. Столица, также именуемая Хаураном, – единственный сколько-нибудь заметный город в стране, и с его сторожевых башен видна река, отделяющая зеленые пастбища от бесплодных песков. Земля Хаурана столь плодородна, что приносит по три-четыре урожая в год, к северу и западу от столицы расположено множество деревень. Дома мы с тобой привыкли к загородным имениям с широкими полями и бесчисленными стадами скота, нам кажутся непривычными лоскутные посевы и крохотные виноградники, тем не менее щедрость земных плодов заставляет вспомнить о роге изобилия. Земледелие для жителей деревень – основное и единственное занятие. Здешний народ, имеющий смешанное происхождение, по природе своей совсем не воинствен, люди едва ли способны за себя постоять, да и ношение оружия им запрещено. Солдаты всегда служили им прикрытием, и, как ты понимаешь, при нынешних обстоятельствах селяне беспомощны и беззащитны. А народное восстание, которое непременно произошло бы в любой из западных держав, здесь попросту невозможно.

Пахари и пастухи безропотно трудятся под железной пятой захватчика. Чернобородые шемиты знай разъезжают по сельским угодьям с хлыстами в руках, точно надсмотрщики над черными рабами, что трудятся в усадьбах южной Зингары…

Впрочем, горожанам приходится нисколько не легче! У них отобрано едва ли не все имущество, их прекрасные дочери вынуждены служить ненасытной похоти Констанция и его наемников. Этим последним неведомы ни жалость, ни сострадание, зато присущи все качества, которым ужасались наши воины во время сражений с шемитскими союзниками Аргоса, – нечеловеческая жестокость, извращенная страсть и поистине звериная свирепость. Между тем хауранские горожане являют собой правящую касту страны: в основном это хайборийцы, мужественные и не чуждые воинской доблести. Увы, предательство, совершенное королевой, ввергло их во власть жестоких гонителей. Шемиты теперь составляют в Хауране единственную вооруженную силу, и любого местного жителя, у которого обнаружат оружие, ждет самая зверская расправа. Мало того, захватчики искореняют молодых мужчин, способных к сопротивлению. Многих безжалостно уничтожили, других обратили в рабство и продали туранцам. Тысячи беглецов покинули королевство и пошли на службу к правителям иных стран либо примкнули к бесчисленным шайкам объявленных вне закона, скитающимся вдоль границ.

Непосредственно сейчас существует вероятность вторжения из пустыни, где обитают племена шемитов-кочевников. Наемники Констанция происходят из городов западного Шема, я имею в виду Пелиштим, Анаким, Акхарим. Зуагиры и другие кочующие племена люто их ненавидят. Как тебе отлично известно, добрый мой Альсемид, страны, населенные этими варварами, подразделяются на тучные западные, где стоят большие города и вдали простирается океан, – и пустыни востока, где бродят иссушенные солнцем кочевники. И, как водится, между оседлыми и кочевниками редко бывает мир.

Зуагиры много столетий совершали грабительские набеги на Хауран. В этом они особо не преуспели, однако завоевание Хаурана западными родичами немало их раздражает. Более того, ходят слухи, будто эту давнюю вражду всячески подогревает некий человек, бывший прежде начальником охраны королевы. В день переворота Констанций велел распять его на кресте, что и было исполнено, однако тот каким-то образом спасся и бежал в пустыню, к кочевникам. Зовут его Конан, и он сам из варваров, – между прочим, из тех самых киммерийцев, чью угрюмую ярость наши солдаты знают, увы, даже слишком хорошо… Поговаривают, будто Конан даже сделался правой рукой некоего искателя приключений по имени Ольгерд Владислав, козака, который в свое время явился сюда из северных степей и возглавил шайку зуагиров. И наконец, в народе передают, что якобы за последнее время их шайка многократно разрослась, а посему вышеупомянутый Ольгерд – вне сомнения, подстрекаемый Конаном – начал замышлять против Хаурана большой военный поход.

Надобно полагать, Хауран ждет лишь разбойное нападение и ни в коем случае не война по правилам: зуагиры не располагают осадными машинами и понятия не имеют о тактике осады крупного города. К тому же история подтверждает, что кочевники рассыпным строем – я скорее назвал бы это отсутствием всякого строя – в ближнем бою не способны противостоять сплоченному, хорошо обученному и вооруженному войску шемитских горожан. Остается лишь предполагать, что простые хауранцы, по всей вероятности, даже обрадовались бы возможности подобного завоевания, ведь кочевники при всем желании не смогли бы обращаться с ними хуже нынешних хозяев страны, а вздумай зуагиры вообще всех перерезать – даже такая участь предпочтительнее той жалкой и страдальческой жизни, которую они ныне влачат. Другое дело, что эти робкие и забитые люди и помощи своим освободителям оказать не сумеют…

Воистину, невозможно без душевного участия наблюдать постигшую их участь!.. Тарамис, положительно одержимая демоном, не ведает предела ни в чем. Только представь себе: она упразднила поклонение Иштар, превратив городской храм в кумирню, где молятся истуканам. Она велела разрушить изваянную из слоновой кости статую богини, чтимой обитающей здесь восточной ветвью хайборийцев (конечно же, данная религия уступает великому учению Митры, которое признаем мы на Западе, но это все же не шемитское демонопоклонство!), и наполнила храм Иштар всеми видами непотребства. Теперь здесь можно видеть изваяния темных богов и богинь, до того непристойные и извращенные, что, воистину, дойти до подобного мог лишь полностью разложившийся разум!.. Среди идолов можно узнать нечистых божков, коим поклоняются шемиты, туранцы, жители Вендии и Кхитая. Другие образы суть наследие жуткого полузабытого прошлого, смутные тени родом из невнятных легенд… Откуда молодая королева почерпнула подобное знание, я не отваживаюсь даже предполагать!

Увы, она успела ввести человеческие жертвоприношения, и с того времени, когда она заключила с Констанцием столь неблагословенный союз, сия скорбная участь постигла не менее пяти сотен мужчин, женщин и детей. Иные умерли на храмовых алтарях, и я слышал, будто королева самолично орудовала жертвенными кинжалами… Остальные, насколько мне известно, познали судьбу еще более жуткую.

Дело в том, что Тарамис поселила в подвале под храмом какое-то чудище… Что это за тварь и откуда она появилась, не ведомо никому. Но вскорости после того, как государыня подавила отчаянный бунт своих же солдат, направленный против Констанция, она уединилась в оскверненном храме на целую ночь, взяв с собой лишь дюжину связанных пленников, и горожане в ужасе следили за тем, как над куполом поднимался жирный, густой, омерзительно пaхнувший дым. Всю ночь королева неистово выпевала жуткие заклинания, и ее пению вторили крики истязаемых пленников, а под утро к кошмарному хору присоединился еще один голос – нечеловеческое скрипучее кваканье, от которого кровь стыла в жилах… На рассвете Тарамис вышла наружу, обессиленная, нетвердая в ногах, но глаза ее светились демоническим торжеством! Несчастных пленников никто никогда больше не видел, и квакающий голос с тех пор более не звучал. Но в храме есть помещение, куда не заходит ни единая живая душа, кроме самой королевы, – и каждый раз, когда открывается его дверь, Тарамис уводит туда с собой человека для принесения в жертву. Обратно она всегда выходит одна… Из этого люди вполне закономерно сделали вывод, что в уединенном покое содержится существо, вызванное колдовством из темной бездны веков. Ему-то и скармливает беспомощных жертв Тарамис.

…Друг мой, я ловлю себя на том, что более не могу видеть в ней обычную смертную женщину, пусть сколь угодно порочную! Мне так и видится безумная демоница, устроившая себе мерзкое логово и возлежащая там среди людских костей, и на руках у нее не пальцы, а крючковатые когти, замаранные кровью невинных! И то, что боги так долго позволяют ей осквернять собой землю, поистине может поколебать веру в божественную справедливость, менее крепкую, чем моя!

Когда я пытаюсь сопоставить нынешнее поведение королевы с тем, которому был свидетелем по прибытии в Хауран, – мне не удается найти разумного объяснения переменам. Пожалуй, я склонен разделять мнение большинства простолюдинов, полагающих, будто в тело Тарамис вселился кровожадный демон. Впрочем, один из моих собеседников, юный воин по имени Валерий, утверждает иное. Он убежден, будто некая ловкая ведьма сумела принять облик, в точности повторяющий внешность обожаемой народом государыни Хаурана. Молодой воитель думает, что истинную Тарамис магическим образом похитили в ночь мятежа и теперь содержат в темнице, а тварь, самозванно занявшая ее трон, – всего лишь колдунья. Валерий поклялся отыскать и вернуть истинную королеву, если только та еще жива… Увы, мне приходится опасаться, не стал ли мой собеседник очередной жертвой жестокости Констанция. Он ведь участвовал в восстании дворцовой охраны, бежал и потом был вынужден скрываться, упрямо отказываясь искать убежища вне пределов страны, именно тогда мне довелось встретиться с ним и выслушать его мнение о случившемся…