Письмо паршивой овцы

Глава восьмая

Ей плохо стало, когда они вышли из безмолвного отделения реанимации и проходили мимо звучащей детской палаты. Сказав: «Ну, дальше сами», привалилась к стеклянной стене.

Врачиха кивнула, крепко ухватила Дашку под руку и потащила её по коридору, не давая обернуться. Буквально через минуту вывернулась из-за угла медсестра и завела Инну Леонидовну в процедурный кабинет. Она хлопотала над ней, приговаривая:

– Носовое кровотечение – это хорошо… это организм сам себя освобождает от негатива…

Померила давление, сделала укол, велела прилечь. Потом вернулась врачиха и сказала:

– Вы ведь Кожевникова? Вас разыскивают. Кого-то там убили около вашего дома. Просят срочно вернуться для опознания. Машина заедет за вами в ближайший час. Идите пока, купите, что роженице требуется. И поесть она просит.

– Боже! Кого убили?

– Наверное, незнакомого. Соседи не опознали, значит, не ваш родственник.

– Ну да, – облегчённо сказала она, прикидывая, что активистка из углового дома наверняка там, а она ни одного посетителя их квартала не пропустит и всю родню соседей до седьмого колена знает.

Ира с сумками наперевес и полицейский, посланный за ними, появились почти одновременно. Обнявшись с ней на ходу, они разошлись: Инна Леонидовна и Валет к машине, а Ира помчалась кормить племянницу.

В дороге полицейский о происшествии не проронил ни слова, оговорившись незнанием, мол, он со вчерашнего дня в областном центре находился и только сейчас получил приказ их с собой прихватить, а по приезде они узнали, что вечером у дома Инны Леонидовны погиб, упав в прорытую водопроводчиками траншею, Рома Корзун. Поскольку их алиби было чётко зафиксировано в журнале вызова скорой и могло быть подтверждено видеокамерами перинатального центра, опросили их быстро и формально. Полицию интересовало только, зачем Рома к ней шёл.

– Я понятия не имею, – ответила расстроенная Инна Леонидовна. – Общались мы с ним только в театре. У меня он никогда не был, потому что незачем. Да вы спросите Кузнецову из углового дома. Мимо неё не то что комар, вирус не проскочит. Если она Рому не опознала, значит, не видела его никогда.

Полицейский не сумел скрыть ухмылку, видно, с утра имел несчастье захлёбываться в море информации, выплеснутом активисткой. И отпустил их с миром. Траншея у её дома, кстати, уже была зарыта, хотя, когда они с Валетом уезжали на скорой, её ещё не было. Всю ночь, что ли, работали?

А активистка оказалась не такой уж плохой. Перехватив их около своего дома, она выспросила у Валета, когда возвращается из больницы Алла, и узнав, что послезавтра, всполошилась:

– Как же так, Валентин! Ты ж, небось там всё зас… это, как сказать, замусорил! Ну-ка, пошли, надо прибраться, обед какой ни то сгоношить.

Через день были похороны. К дому Инна Леонидовна не пошла, зная, что в десять отпевание в храме. Народу стояло на удивление много. Она пристроилась у окна, спрятавшись за двумя высокими тётками. Подошли Ираида Семёновна и Таисия Андреевна, их сопровождал тот полицейский начальник, который так пялился тогда на её боты. На удивление они очень по-приятельски беседовали. Странно, то в крышевании рэкетира Царёва его обвиняли, а то чуть ли не обнимают. И он обращается к ним просто по имени, а Ираида Семёновна к нему: «Ванечка!»

Как-то получилось, что Инна Леонидовна вышла после службы вместе с ними и оказалась в его машине. Вдовы не было. В толпе говорили, что ей стало плохо. Перешёптывались: что с головой. По дороге на кладбище процессия остановилась у клуба. Там оказался почти весь коллектив театра, художественной мастерской, клуба. Короткая гражданская панихида у входа. Небольшая заминка после. Мужики решили нести гроб до кладбища. Возражал мужчина, очень похожий на Рому, что-то говорил о времени заказанных поминок. Потом директор Федя, уже прилично набравшийся, отмахнулся от него и скомандовал: «Ребята, взяли!» Ребята, друганы-собутыльники Ромы, подняли гроб, оттеснив работников ритуальной службы, и пошли к дороге, смяв толпу провожающих. Схватил крышку гроба и полетел обгонять их один из ритуальщиков. Подхватила один из венков и устремилась за ним Инна Леонидовна. Её обогнала Таисия Андреевна, тоже с венком, и зашипела на мужиков: «Тормозите, придурки!» Женщины с венками встроились в процессию, и всё наконец приняло пристойный вид.

У ворот старого кладбища гроб всё-таки пришлось установить в катафалк. Оказалось, место приготовлено на новом. И женщины опять сели в машину.

– Почему Райка его со своими не положит, – возмущалась Таисия Андреевна.

– С первым мужем рядом? – спросила ехидно Ираида Семёновна.

– А с его роднёй?

– Он не местный, – тихо сказала Инна Леонидовна.

Отвечая на вопросы, она рассказала, что Рома здесь оказался по распределению после училища киномехаников. Что родом он из Новогорской области. Про родственников ответила, что тот, кто распоряжается, не брат, а дядя. У них разница в возрасте небольшая, лет десять, что ли. А молодой мужчина – это сын дяди, Ромин брат двоюродный. Была ещё сестра, но год назад умерла. Нет, осенью они с Раисой Михайловной на другие похороны ездили, троюродного брата. И только потом до неё дошло, что театральные старухи молчат, вопросы задаёт полицейский, а она на них отвечает. Он тоже понял, что она это заметила, и спросил в лоб:

– Инна Леонидовна, как так получилось, что вы о Корзуне больше знаете, чем мои весьма компетентные в местной жизни дамы?

Она усмехнулась:

– Вот и Сергей Сергеевич высказал предположение, не взревновала ли меня Раиса Михайловна к своему супругу. Нет, ничего такого. Мы знакомы пятнадцать лет и всегда были… не знаю, как сказать… ну, не друзья, но душевные приятели. Рома в сущности был очень одиноким человеком. Эти его кореша, что рьяно схватили гроб, они только собутыльники. Так сложилось, что ему поделиться личными обстоятельствами просто не с кем. В жене он довольно быстро разочаровался, хотя тогда, лет пятнадцать назад, был безумно влюблён. Она, ну, вы знаете, женщина яркая, но надменная и самовлюблённая. В театре он с удовольствием работал, и относились к нему хорошо, и он был к вам ко всем привязан. Но… все в творческом процессе. А мы в техническом. Рома с отвёрткой, я с иголкой. Ну, и болтали.

– Инночка, извини, но ты в театр почти уж год не ходишь, – осторожно сказала Ираида Семёновна. – А сведениями за последний год располагаешь. И к тебе домой он в день смерти первый раз пошёл. Я это точно знаю, он у меня спрашивал, где ты живёшь. Я и сама точно не знала, сказала, что в Ветошниках и вроде над оврагом.

– Да, ему по дороге ваш сосед подсказал номер дома, – подтвердил Иван Иванович.

– Рома иногда заходил в отдел поговорить.

– А как к этому относилась его жена?

Инна Леонидовна надолго задумалась. Потом ответила:

– А ведь мы втроём практически не пересекались. К ней в кабинет он при мне, можно сказать, не заходил. Да и ко мне, наверное, раза три-четыре за год. Один раз, я помню, когда дочь Раисы Михайловны в гости приезжала, он в перерыв зашёл. Я ещё удивилась, что, мол, к праздничному столу обедать не кинулся. А он: ну, ты знаешь…

– Что «знаешь»?

– Она подростком уже была, когда они поженились. И всегда очень его не любила. Вот только теперь дошло, он приходил, когда на душе совсем гадко было, а деваться некуда. Между майскими праздниками тогда, потом летом, когда он вернулся с похорон сестры двоюродной, потом один раз он зубом маялся, я его в поликлинику уговорила. Раиса Михайловна даже поблагодарила, мол, все нервы вымотал, а не шёл…

– То есть из вашего общения он секрета не делал, и она на это спокойно реагировала?

– Да конечно! Ой, нет…

– Что такое?

– Осенью, незадолго до увольнения, когда они вернулись с похорон дальнего родственника и Рома зашёл за ней… вот именно, не ко мне, а за ней! Присел у моего стола, пока она по телефону говорила в своём кабинете. Что-то начал рассказывать, и тут она вылетела как фурия и начала на него орать! И на меня! Мол, не пустые разговоры вести надо, а работать! Пожалуй, с тех пор у неё ко мне неприязнь появилась.

– Значит, всё-таки ревность?

– Нет, совсем нет. Мне кажется, что-то он сказал, что ей скрыть хотелось. И злость её из-за того, что я теперь знаю это… а я её-богу, ничего не знаю!

– Семейная постыдная тайна?

– Нет, это Ромин родственник. Ей-то что?

– Инна Леонидовна, постарайтесь вспомнить.

– Да зачем?

– Ох, как бы это вам сказать… его ведь убили, Рому вашего.

– Ваня, – вступила в разговор Ираида Семёновна. – Как же убили? Он же в траншею свалился. Столкнули, что ли?

– Об этом мы поговорим позже. Вы на поминки пойдёте?

– О чём вы?

– Инна, наши в кафе не идут, но в театре сейчас соберёмся, помянуть надо, – сказала Ираида Семёновна.

– Нет, извините, я домой…

– Не возражаете, я завезу вас в полицию для короткой беседы под протокол?

– Ну, если надо…

У машины Инну Леонидовну окликнула инспектор отдела культуры, уговаривая поехать с ними в кафе. На её голос обернулся брат покойного. Сев в машину, она сказала Ираиде Семёновне:

– Ну и взгляд у этого кузена! У меня от него аж подошвы задымились!

– Да, странный тип. Вы знакомы?

– Только со слов Ромы.

– А такое впечатление, что вы у него машину угнали. Или боится, что на всех закуски и выпивки не хватит?

В полиции на этот раз она оказалась в кабинете зама. Он даже чая предложил. Инна Леонидовна испуганно отказалась, но Иван Иванович сказал:

– Ну, не хотите чая, Ксения Васильевна вам кофе нальёт. У нас он неплохой, из кофемашины. И бутерброды берите, время обеденное. Пока не поедим, разговаривать не будем. У нас знаете, как? Вмиг аппетит испортим.

И как-то незаметно для себя она три бутерброда смолотила. Иван Иванович съел вдвое больше, ел жадно и некрасиво, а залпом запив чаем, промычал, что сегодня не завтракал и на обед сходить некогда.

– А теперь к делу. Вот, у меня тут результаты экспертизы. Хотите, сами прочитаете, а могу я вкратце изложить.

– Давайте почитаю, – ответила она, почувствовав подвох. А уловив на его лице быстро подавленную ухмылку, ещё сильнее укрепилась в желании разобраться самой. Сначала испугалась, что дело безнадёжное, но потом, вчитавшись, поняла, что это не так уж сложно. Достала свой телефон, пролистнула звонки. – Ну, что ж, понимаю. Водоканал вёл ремонтные работы до восьми вечера, тогда и дощатый мостик через траншею перебросили к моей калитке. Судя по справке об осадках, подпил сделан не раньше половины девятого и не позже десяти. Рома звонил мне восемь раз, последний в девять двадцать. Тогда, судя по всему, он и вышел из клуба…

– Нет, раньше, – сказал появившийся в дверях мужчина. – В девять пятнадцать он зафиксирован видеокамерами в универсаме «Пятёрочка» на кассе, сигареты покупал.

– Проходи, Витя, – кивнул ему Иван Иванович.

– Значит, позвонил с дороги. И получается, я косвенно виновата в его гибели. Если бы я захватила с собой телефон, он бы передал, что хотел, и ко мне бы не пошёл. Или если бы я хотя бы выключила свет на террасе, он бы увидел, что дома никого нет, и не стал бы переходить через мостик.