Дело о сгоревших сердцах

— Я жив и мне уже лучше. Эдам, помоги мне сесть. Что ты ревёшь?

По лицу оруженосца действительно текли слёзы, и он поспешно подошёл и помог своему хозяину подняться и подложил под его спину подушки.

— Простите меня, — проговорил юноша, горестно глядя на него. — Я должен был пойти с вами и защитить вас.

— И получить такой же удар по шее, — проворчал Марк. — Я не ребёнок, и мне не нужна нянька. Чем лить впустую слёзы, скажи мне, что произошло? Вы поймали эту ведьму?

— Нет, — покачал головой Эдам. — Но лучше будет, если вам всё объяснят господин Филбертус и барон де Грамон. Они были здесь вчера и велели известить их сразу, как только вы очнётесь. Король тоже уже дважды посылал узнать, как вы.

— Поезжай, — кивнул Марк. — Скажи, мне лучше, но вряд ли я прямо сейчас могу явиться во дворец.

Оруженосец поспешно выбежал из спальни, а Мадлен нагнулась к мужу, всё так же сжимая в ладонях его руку.

— Я чуть не сошла с ума, Марк, — тихо проговорила она, с нежностью глядя на него, — Не знаю, как бы я жила, если б ты умер…

— Но я жив, — ответил он, осторожно сжав её пальцы.

Филбертус и де Грамон явились вскоре, но Марк уже успел полностью придти в себя. Мадлен принесла ему густого бульона и чашу вина с пряностями, разбавленного водой. Это подкрепило его, и он сидел в постели, обложенный подушками и размышлял, когда, наконец, сможет встать.

— Ты нас всех напугал, Марк, — с упрёком заявил Рене, едва появившись на пороге. — Жоан хотел всё бросить и примчаться к тебе, но у него как раз сейчас гостят три депутации из торговых городов. Мы с трудом уговорили его повременить, пока ты очнёшься.

— Хватит ворчать, — усмехнулся Филбертус. — Лучше б сказал, как мы рады, что он вернулся к нам. Честное слово, друг мой, мне было не по себе, когда ты лежал тут, как труп, а я совершенно не знал, что делать. Это были какие-то чары?

— Это был удар по шее, — проворчал Марк. — Очень болезненный… Скажите мне, наконец, что там произошло?

— Не знаю. Мы перевернули весь дом, нашли много занятных вещей и магических книг, целый ларец с конвертами, в которых были пучки волос, обрезки ногтей и платки со следами крови, на всех были имена. Много очень громких имён. Мы всё забрали и сожгли, конверт с именем Анри Раймунда, кстати, тоже.

— Вы нашли Барбару?

— Нет, что не удивительно. Мы понятия не имеем, кто она и как выглядит. Мы схватили её подручного, но, несмотря на все усилия палачей, он молчит. Кинжал мы тоже не нашли. Ты не представляешь, в какой ярости была старушка Инес, узнав о моём промахе. Это удивительно, что ты видишь меня без ослиных ушей и рогов, потому что она за всё время нашего длинного разговора, ни разу не назвала меня иначе, как ослом и козлом. Я чудом остался жив и сохранил свой человеческий облик.

— Это действительно очень плохо, что эта ведьма ускользнула с кинжалом, — заметил Рене. — Это значит, что через какое-то время убийства возобновятся.

— Нет, — возразил Марк. — Кинжал забрал другой человек. Я видел этот артефакт и хотел взять его, когда получил тот удар.

— Ты хочешь сказать, что там был ещё кто-то? — нахмурился Филбертус. — Мы обыскали весь дом, но никого больше не нашли.

— Он сбежал в окно. Я видел это.

— Ты хочешь сказать, что он сбежал в окно, расположенное на втором этаже? — озабоченно уточнил Рене. — Значит, это был Тень.

— Кто?

— Тот ночной грабитель, о котором нам с тобой рассказывал граф Раймунд. Прошедшей ночью он ограбил графиню Лафайет. Старушка застала его в своей спальне. Оказалось, что она прятала драгоценности у себя под кроватью, не доверяя сейфам. Пропала диадема с рубинами, подарок короля Франциска, которую уже несколько десятилетий мечтала заполучить в свою коллекцию леди Евлалия. Графиня тоже видела, как он выскочил в окно, и утверждала, что хорошо его рассмотрела. Она уверена, что это был Джинхэй.

— Нет, это не он. Этот человек был ниже его ростом, и не так широк в плечах. Мне показалось, что он, скорее, тонок в кости и очень гибкий. Я думаю, что он моложе Джинхэя.

— Может, это потому, что он был без доспехов?

— На нём были доспехи: нагрудник из тёмного металла с какими-то узорами и такие же наручи.

— Ты уверен? — нахмурился Рене. — Впрочем, старуха-графиня не бывала при дворе и вряд ли часто видела Джинхэя. Но ты хорошо разглядел этого парня?

— Я видел его так же ясно, как тебя. Он был весь в чёрном. У него чёрные волосы, длинная чёлка, падающая на глаза, на висках волосы чуть длиннее, а сзади они почти до плеч. На лице — странная маска, не такая, как носят у нас, закрывающая глаза, а наоборот, она закрывала низ лица до глаз, была сделана из какого-то гибкого и блестящего, как атлас, материала, и при этом повторяла контуры лица. По верхнему краю этой маски была металлическая окантовка с острыми шипами.

— Ты видел его глаза?

— Да, и это точно был не Джинхэй. Его глаза ещё более узкие, но такие же чёрные, и взгляд похожий, холодный и внимательный, как у того варвара.

— Значит, возможно, он из того же племени, что и Джинхэй?

— Не знаю, — уклончиво ответил Марк, не упоминая о том, что телохранитель короля Ричарда, так внезапно исчезнувший из военного лагеря у подножия восточных гор, на самом деле улетел на Землю ещё год назад.

— Ты единственный, кто отчётливо видел и запомнил, как выглядит Тень, — заметил Рене. — Неужели это он забрал тот кинжал? И что он собирается с ним делать?

— Кто ж знает… — озабочено пожал плечами Филбертус. — Он может его продать. Есть много колдунов, мечтающих заполучить этот артефакт. Мы будем отслеживать чёрный рынок магических предметов, может, он всплывёт там. Надежды мало, но больше мы пока ничего не можем сделать.

— Наше расследование не назовёшь успешным, — подытожил Марк. — Мы упустили и колдунью, и её кинжал. Граф будет недоволен…

— Он приказал тебе расследовать эти смерти, — пожал плечами Рене. — Ты раскрыл их тайну и нашёл заказчиков, которые теперь ответят за свои злодеяния. Де Мозету, Клодине Планель и её любовнику уже предъявлены обвинения. Только у де Жаме есть шанс избежать казни, если его сочтут лишь укрывателем убийцы, а не её соучастником. Твоя работа выполнена. Что ж до остального, то колдуны и магические кинжалы, это вообще не по нашей части, — он выразительно взглянул на Филбертуса, и тот с усмешкой поднял руки.

— Всё, что от тебя зависело, ты сделал, — кивнул он, обернувшись к Марку. — Эту ведьму Барбару упустил я, за что уже получил выговор от прабабки. Что ж до кинжала, то, полагаю, рано или поздно он где-то всплывёт, и мы доберёмся до него.

— Будем надеяться… — пробормотал Марк, посмотрев в окно, где голубело небо, но перед его глазами всё ещё стояла та высокая чёрная фигура, освещённая тусклым светом свечей. Их отблески играли на фигурном нагруднике и изящных наручах. Они отражались в узких глазах этого странного существа, до сих пор вызывавшего в душе Марка непонятный страх, который он обычно чувствовал, когда сталкивался с тёмной магией. Может, это ощущение было следствием пережитой тогда острой боли или мрачной атмосферы этого заброшенного дома, но всё же ему казалось, что он снова столкнулся с чем-то странным и опасным, против чего у него никогда не было оружия.

Дом баронессы де Флери располагался на тёмной улице, где испокон веков строили свои городские замки военные бароны, желавшие иметь собственные резиденции в Сен-Марко. Он был таким же мрачным и суровым, как и его соседи, сложенные из массивных каменных блоков, где окна больше напоминали бойницы, а ворота были так велики, что в них могли въехать в ряд три конных рыцаря. За этими воротами располагался узкий двор, окружённый тёмной двухъярусной галереей, а в глубине виднелась калитка в небольшой зажатый каменными стенами чахлый садик.

Впрочем, теперь этот садик уже нельзя было назвать чахлым. Его заполнили пышные кусты с красивыми цветами, посредине голубело чистое озерцо, через которое был перекинут лёгкий горбатый мостик, а за ним, в тени плакучей ивы, спускающей свои ветви к самой воде, виднелась резная беседка.

Тёмные мрачные комнаты городского замка баронов де Флери постепенно преображались, становясь красивыми и уютными, поскольку юная баронесса не жалела денег на переустройство своего жилища. Она обставляла их по местной моде, скупая и заказывая новую мебель, гобелены и ковры, деревянные алкорские скульптуры, расписанные яркими красками, и картины, нарисованные местными художниками.

Постепенно переделанный на её вкус старый замок превращался в изысканный и уютный дом, вполне достойный своей хозяйки. Однако она редко проводила время в своих вновь обставленных комнатах и часто уходила вниз, в тайные подвалы дома, куда не допускались слуги, и им оставалось только гадать, что делает там дни и ночи напролёт их очаровательная хозяйка. Впрочем, чаще всего они склонялись к мысли, что она оплакивает там своего почившего супруга, поскольку, что ещё могла делать в подземелье столь юная особа?

Но на самом деле там внизу она обустроила свой собственный мирок, который соответствовал её истинным вкусам. Именно там располагались помещения, где она проводила много времени в кампании своих приближённых, столь же странных и красивых существ, кем бы они ни были. Именно там располагались уютные комнаты, обставленные удобной мебелью на низких ножках, с полами, покрытыми коврами и подушками, где пространство делилось расписанными вручную ширмами, а на бамбуковых подставках лежали свитки из желтоватой плотной бумаги или узких дощечек, скрепленных между собой наподобие циновки.

В центре этого подземного жилища, куда не было доступа непосвященным, располагался главный зал. Он был слишком велик для подвала каменного дома, находившегося над ним. Его днём и ночью освещали огни, горевшие в изысканных фонариках, висящих под потолком, который держался на толстых балках золотистого дерева, источавших приятный сладковатый аромат. Эти балки лежали на красных лаковых колоннах, а между ними располагались стенные панели, покрытые изысканной росписью. На них танцевали тонконогие сказочные журавли, собирали цветы в садах бледные черноволосые красавицы в шёлковых халатах, порхали над купами хризантем разноцветные бабочки, извивались среди закрученных в спирали облаков длинные усатые драконы и резвились под луной белые многохвостые лисички.

На невысоком возвышении в дальнем конце зала сидела на подушках голубоватая полупрозрачная девушка, окружённая коконом мерцающего тумана, и её одежды из серебра перламутрово светились в полумраке. Она наигрывала на странном инструменте меланхоличную мелодию, и каждый раз, когда её пальцы касались струн, из-под них вылетали стайки белых лепестков, которые устремлялись вверх, а потом в завораживающем танце медленно опускались вниз и исчезали, не долетев до пола. Вокруг стояли на бронзовых подставках литые курильницы, струящие голубоватые дымки, растворявшиеся в воздухе пряными ароматами.

В центре зала располагалась невысокая четырёхугольная эстрада, на которую вели натёртые до блеска деревянные ступени. По углам к потолку тянулись витые столбики, поддерживающие резной купол балдахина, с которого струились вниз прозрачные занавеси из переливчатой органзы, превращавшие всё за своей завесой в странный, призрачный мир, наполненный неясными образами и тенями.