Божественный и страшный аромат

10. ДОБРОЙ НОЧИ, АННИ

Когда Йеспер возвращается в свой загородный дом, свет внутри не горит. Он проходит в гостиную, не включая лампы, его глаза привыкают, очертания мебели понемногу выступают из темноты. Он даже не разувается. Дома тихо и чисто, огромное, в половину комнаты, окно недавно вымыто. Спальное место Тереша тоже прибрали. Тазик для рвоты исчез, паркет блестит. Грязь с зимних ботинок Йеспера впитывается в ковер из овечьей шерсти. Йеспер подходит к книжному стеллажу, который отгораживает спальный уголок от гостиной, и останавливается. Он смотрит на пакеты из бутиков: Ozonne, En Provence, Tea Shop. Пахнет зеленым чаем. На вешалке рядом со стеллажом висит крохотное серебристое платье. Ткань искрится в темноте.

Вытянув руки перед собой, мужчина проскальзывает за занавески в спальню. Тусклый ночной свет из углового окна падает на кровать. В постели, разметав по черной подушке светлые волосы, спит girlfriend Йеспера, фотомодель Анита. По телу девушки, выглядывающему из-под одеяла, бежит тень, ребра изгибаются; на ее груди — единственное родимое пятно. Йеспер наблюдает, как вздымается грудь девушки. Он пытается вспомнить. Четыре года. Они вместе уже четыре года. Сколько ей сейчас, девятнадцать? Йесперу тридцать четыре.

— Эй, просыпайся!

Девушка хнычет сквозь сон, как ребенок. Йеспер дует ей в ухо, прядь светлых волос рассыпается от его дыхания:

— Анни, у-уу, просыпайся, Йеспер пришел!

— М-мм… Йеспер, давай спать, — девушка подтягивает край одеяла под подбородок. — Здесь так хорошо, свежо…

— Слушай, я не могу, мне надо идти.

— Идти… опять? Куда?

— Просыпайся, поговорим. Хочешь, сделаю тебе чай или еще что-нибудь?

— Я привезла тебе чаю, ты видел? — модель смешанного ваасско-оранского происхождения потягивается, суставы скользят под одеялом, черные волны-тени катятся по его морской глади.

— Да, я видел, большое спасибо — ты очень заботлива.

Девушка сонно канючит, растянутые гласные — длинные, как ее ноги:

— Поговорим завтра, Йеспер, давай спать…

— Я же сказал: я не могу завтра, я ухожу. — Йеспер смотрит ей в глаза. Тишина. Коротко шелестят часы с перекидными цифрами. За окном воет ветер.

Наконец девушка недовольно фыркает:

— Фу, опять в лес со своими друзьями, я тебя даже толком не видела. Побудем завтра вместе. Я же не просто приехала, а к тебе.

— Нет, ты не поняла, я ухожу сегодня.

— Сегодня? А который час?

Белые пластинки с цифрами тихо щелкают.

— Два часа ночи! Куда ты собрался? Ты такой странный в последнее время! — Девушка приподнимается на локтях, ее рот встревоженно сжимается. — Я приехала к тебе, если бы не ты, я бы вообще никуда не поехала.

— Мне очень жаль. Правда. И еще — прости, что беспокою, но не могла бы ты на минутку встать с кровати, мне нужно ее подвинуть.

— Что у тебя там?

— Вещи.

Девушка стоит на холодном полу. Потирая одну ногу о другую, она растерянно наблюдает, как Йеспер двигает кровать. Ножки скрипят по полу, модель смешанного ваасско-оранского происхождения держит одеяло на плечах, будто мантию. Она очень красива, но это больше не имеет значения.

— Что ты собрался делать?

В ответ раздается стук по половицам: Йеспер встает на колени.

— Исчезнуть.

Крышка тайника поднимается, и Йеспер достает из него плотно набитый белоснежный чемодан.

— А когда ты вернешься после того, как исчезнешь?

— Мне кажется, лучший ответ, который я мог бы дать, звучал бы несколько цинично. Так что, пожалуй, ничего не буду говорить. — Стрекочет застежка-молния, и Йеспер вытаскивает из чемодана, из отделения для бумаг, пачку документов.

Девушка злится. Есть Йесперы, которые ей нравятся: Йеспер домашний, готовящий чай, Йеспер деловой, Йеспер, неловко проявляющий симпатию, — но такой Йеспер ей не нравится совсем.

— Пожалуйста, не говори со мной как с идиоткой, ты не на интервью для «Новостей культуры»!

— Хорошо, — Йеспер нервно скручивает бумаги в трубочку. — Помнишь, я тебе рассказывал про сестер Лунд? Что я их знал, что они пропали, и так далее.

— Это у моих родителей? — Брови девушки всё еще подозрительно насуплены, но рот смягчается от воспоминаний. — Ты так напился!

— Видишь, вот поэтому я и не пью, — смущенно смеется Йеспер. — Но ведь меня обязательно надо было уговорить.

— Ты был такой смешной!

— Смешной, — с горечью произносит Йеспер, — вот как. Окей. Я был смешной. Так или иначе, я иду их искать.

— Кого?

— Корне́лиуса Гу́рди. Как ты думаешь, кого?

Великолепный костяк изламывается в коленях: привалившись спиной к стене, модель садится на пол.

— Но ты же говорил, что это бессмысленно! Ты сам сказал, что с этим покончено. Или ты сам не помнишь, что говорил?

Йеспер похлопывает свернутыми бумагами по ладони и делает несколько задумчивых шагов по комнате, как бы советуясь с другим Йеспером — тем, что напился в летнем домике родителей Аниты. Очень неуместный инцидент. Очень неуместный Йеспер. Но всё же он в тысячу раз умнее и в тысячу раз лучше, чем этот бесполезный организм. Он ерошит свои светлые волосы бумажным свитком и говорит:

— Надежда есть.

— Йеспер…

— Пойми, я должен. — Йеспер вкладывает документы на недвижимость в сложенные на груди руки девушки. — Пожалуйста, останься здесь, забирай мой дом и живи. Квартиры в центре города продай, обе. Чем быстрее, тем лучше. Завтра утром цены начнут падать. Первым делом беги к моему брокеру, прямо с утра. Вот его номер…

Плечи девушки вздрагивают, но не слышно ни звука, только ветер скулит за окном. Йеспер опускается на корточки перед своей моделью, полы его зимнего пальто касаются паркета. Он кладет руку на плечо девушки.

— Слушай, я приготовлю чай, хорошо?

Часы с перекидными цифрами щелкают: «02:30». На полу дымящиеся чашки, квадратная сахарница с кубиками коричневого сахара и специальной ложечкой, чтобы их брать. Наливать чай в темноте непросто, но заставить себя включить свет еще тяжелее. «02:45».

— Я не понимаю. Что всё это значит? — спрашивает девушка после долгого молчания, сделав глоток чая.

— Ну а сама ты как думаешь?

— И всё это время ты держал здесь этот чемодан, — девушка указывает пальцем на чемодан посреди комнаты, — как будто меня вообще никогда не было.

— Я собрал его задолго до тебя.

— И что, я должна была тебя переубедить?

— Ну, ты могла бы попытаться.

— Попытаться? Знаешь, что я про это думаю? — Модель рассерженно ставит чашку на пол. — Я думаю, эта история про сестер Лунд — полная чушь. Ты просто педофил.

Подлый удар. Потрясенный взгляд Йеспера незабываем. Девушка сама ужасается силе своих слов. На минуту, и только на эту минуту она сожалеет о них.

— Окей.

Не дожидаясь, пока она договорит, мужчина встает. Он берет чемодан и спокойно выходит за занавески. Гнев снова одолевает Аниту, и модель, голая и разъяренная, бросается вслед за Йеспером в гостиную.

— Можешь засунуть свой кубик себе в задницу! Я не собираюсь сидеть в этой занюханной Катле!

Пачка белых листов разлетается из ее рук по темной комнате, один за другим они приземляются на деревянный стол с исключительно красивой фактурой, на выложенный в елочку паркет. Йеспер даже не оборачивается, только останавливается и склоняет голову:

— А что ты собираешься делать? Поехать в Граад работать на заводе боеприпасов?

— Ты убожество! Ты и эти твои девчонки, всё это просто жалко. А ведь меня предупреждали! Я всё знала, еще до того раза у родителей! Все это знают! Но мне тогда было всего пятнадцать, я была такая дура… — Анита опирается рукой на кухонную стойку, чтобы отдышаться. — Анни — то, Анни — сё. Меня зовут не Анни!

Йеспер чувствует, как его руки холодеют. Слово «ненормальный» всплывает и начинает вертеться в его голове. Он вспоминает себя и юную модель, как они обнимаются, десятки и сотни раз подряд: «Доброй ночи, Анни. Доброй ночи, Анни. Доброй ночи». Такое счастье. Он засыпает, ветви деревьев тихонько стучатся в окно, как второй шанс. К чему грустить? Всё так, как ты мечтал!

Модель убегает обратно в спальню и кричит оттуда во внезапном приступе злости: «Доброй ночи, Анни!»

Человеческий мозг по своей природе добросовестен. Поначалу он отказывается считать возможным такое кошмарное совпадение. Но чем яснее разница между тем, что говорит разум и тем, что издевательски выкрикивает голос из комнаты, тем сильнее замедляется дыхание Йеспера. Как будто его тело вот-вот отключится, не выдержав стыда. Он поднимает бумаги с пола, лист за листом, и разглаживает их на колене. Он подбирает слова, еще не зная точно, против кого он хочет их направить. Скорее, против всего мира. Он возвращается в спальню, кладет бумаги на прикроватный столик и достает свой ужасный козырь.

— Ну и что ты намерена делать, вернуться в Ревашоль? Это сейчас не лучшая идея. Видишь ли, его больше нет.

Девушка сидит на кровати и в детском гневе натягивает вечернее платье, еще не понимая, о чём идет речь.

— Этого города больше нет, — повторяет Йеспер, и девушка в ужасе поднимается на ноги.

— В смысле?

— Ты знаешь, что с ними нет связи уже пять дней?

— Не знаю! Связи с кем?

— С Ревашолем. Его разбомбили. Совсем. Но ты ведь не любишь читать газеты!

— Ты же шутишь, правда?

Ослепленный жаждой мести, Йеспер еще не понимает, что делает не так. А когда понимает, уже слишком поздно. Девушка в панике хватает ртом воздух, ее руки трясутся. Ногти клацают по кнопкам, и в темноте загорается желтым шкала радиоприемника. Колесико крутится под пальцами, эфир завывает и хрипит в динамиках, пока стрелка на шкале скользит по коротковолновым частотам. Смешанные в кучу иностранные каналы профессионально тревожным тоном пересказывают новости. Космополитический разум модели выхватывает из них только ужасные отрывки: «мескийский агрессор», «Сен-Миро», «Ревашоль», «атомное оружие» и «половина населения». Девушка дрожит так сильно, что Йесперу становится страшно за ее здоровье. Кажется, что этот тонкий механизм вот-вот развалится на части. Наконец, радиоведущая из Ваасы наносит ей последний удар. Девушка оседает на пол, когда сквозь предоставленный Министерством иностранных дел список пассажиров прорывается дикторский голос, — такой, каким говорят только о реальных событиях: «…известная певица Пернилла Лундквист записывает свой третий студийный альбом…»

Большие глаза Аниты, широко распахнутые от ужаса, темнеют в полумраке комнаты. Она рыдает:

— Боже! Моя сестра! Там моя сестра!

— Соболезную, — произносит Йеспер.

— Ты точно знаешь? Откуда они знают?! Почему они ничего не делают?

— Не знаю. — Йеспер подхватывает чемодан.

Девушка дышит как загнанная лошадь. Ее рот искривляется в чудовищном черном крике. Этот рот угрожает поглотить весь мир. Возможно, это и происходит, потому что дальше Йеспер не помнит ничего. В вакууме крика вихрем кружится слепяще-белый снег, бетон комнаты отзывается пронзительным эхом: «Не уходи!» С синяками от ногтей на запястье Йеспер захлопывает за собой дверь и выходит во двор. Снаружи метель. Холодно, свищет ветер, но его кожа горит. Набрав горсть снега, он растирает им лицо. На краю двора, в устье тоннеля из елей, стоит черная мотокарета. Из освещенного салона выходит Тереш Мачеек и машет ему рукой. Йеспер в развевающемся на ветру пальто и c белым чемоданом в руке идет к нему через двор. Впереди пронизанный снегом ветер раскачивает ели, zig-zag dröm. И мир вдруг становится таким простым, как будто из него разом исчезли все смыслы. Он больше ничего не стóит. Йеспер улыбается.