Нулевой пациент. Книга Первая

— Каков наглец! — поддакнула Мередит, выливая в свой бокал остатки напитка. Она несколько секунд смотрела на бутылку, потом встала, слегка пошатываясь, выбросила пустую тару в мусорное ведро и взяла со стойки каберне 1879 года. Изысканное вино Лоусон подарил благодарный пациент. Было странно думать, что в этом мире так много всего, что пожило гораздо дольше, чем Офелия. При общении с людьми она чувствовала себя самой мудрой из возможных. А эта бутылка напоминала о том, сколь юна была Незнакомка. И для Эверетта скорее всего она так, ничего не значащее препятствие. Может, он вообще не разглядел, что они с ним похожи. Может, решил, что она вампирша или эльфийка. Или еще что похуже. Он получил отпор и сразу отступил, переключился на Гекату. Будто поддразнивая. Или просто играя на нервах. Больше всего ее раздражало… что? Что она думает об этом?

— А как зовут того красавчика полицейского?

— Андреас Ли.

— Надо позвонить ему! Надо обратиться к нему за помощью.

Язык подруги заплетался.

— Но у меня же все хорошо. Зачем мне полицейский.

— Давай я украду твою машину. Он приедет, весь такой герой, ты вся такая в слезах, — мечтательно продолжила Мер, опуская подбородок на изящную ладонь. Волосы кудрями обрамляли ее бледное лицо. Зеленые, чуть ярче, чем у Офелии, сияли пьяной бравадой и предчувствием отличного приключения. — Он будет задавать вопросы, утешать. Поможет тебе подняться наверх, пообещает во всем разобраться. А тут я такая приеду, отдам ключи, извинюсь, и ты скажешь, что все хорошо, но он тебя спас. А потом чай, печеньки, спальня рядом.

Офелия рассмеялась. Сначала привычка Мередит все сводить к постели ее удивляла, потом раздражала, а сейчас начала веселить.

— И зачем по-твоему я должна это делать?

— Мы соседки сколько? Пять лет? Я ни разу не видела, как из твоей двери выходит мужчина.

— Ты следишь за мной?

— Нет, но ты же знаешь, как чутко я сплю. А стены здесь картонные…

— А где твой?

— Мигель еще не вернулся из командировки. Ты обязательно узнаешь, когда, — глаза подруги снова сверкнули. — Я очень соскучилась, а стены здесь картонные…

Доктор рассмеялась. Рядом с этой женщиной ей всегда хотелось смеяться. Мередит работала на городском радио, вела утреннее шоу, рассказывала о новостях и моде, интересных людях и их жизни. Они познакомились в день переезда Офелии в Треверберг, а подружились после того, как доктор Лоусон наградили за особый вклад в развитие медицины Треверберга, и Мередит пригласила ее к себе на интервью. Офелия подпитывалась ее эмоциями, а Мер была рада их куда-то слить. В какой-то мере из них получилась прекрасная пара. Мужчин Мередит меняла с завидной регулярностью. И не скажешь, что человек. Обычно себя так вели темные существа, перебирая партнеров. Мигель задержался рядом с радиоведущей дольше соперников. Почти год. Они друг другу изменяли, страстно ссорились и страстно мирились. А потом Мер рассказывала подруге о каждом мгновении этих примирений. Подобные беседы Незнакомку не волновали. А сегодня она сама стала инициатором такой беседы.

Что-то в Рамоне Эверетте смутило женщину. Смутило и заставило ее думать о нем сейчас, когда она провела еще две операции и буквально падала с ног от усталости. Ей бы лечь и уснуть, а не разговаривать с соседкой о мужиках.

— Я просто устала, — проговорила Лия.

— Конечно. Я видела твоего красавчика, — Мередит снова разлила вино по бокалам. — Он давал интервью в криминальную хронику. На твоем месте я бы загрузила ординатора работой по самые уши и явилась бы на ужин сама.

Офелия посмотрела на часы.

— Думаю, их ужин давно закончился.

— Не думаю, что они разошлись по домам, как благочестивые возлюбленные. Твоя Геката не прочь перепихнуться. А адвокат прекрасно подходит на роль случайного любовника.

Или случайной занозы в заднице. Выдержанное вино пробило ее глухую оборону. Наступившее состояние нельзя было назвать опьянением. Просто ей стало тепло и грустно. Хотелось залезть под одеяло, включить меланхоличную пластинку и уснуть. Впервые ей захотелось, чтобы рядом оказался кто-то, способный понять.

Не по-женски. Не по-человечески. А понять на уровне, доступном лишь Незнакомцам.

— Он завтра опять заявится в больницу, — устало сказала доктор Лоусон. — Хочет поговорить с пациентом.

— И что в этом такого?

— Он не имеет права на это. Пациент не его клиент. Свидетель. И адвокат хочет убедиться, что его показания помогут в каком-то жутко важном процессе…

Домашний телефон зазвонил, не позволив ей закончить фразу. Офелия закатила глаза, протянула руку и взяла трубку.

— Доктор Лоусон.

— Доктор Лоусон, это старшая сестра Орелла.

— Да, миссис Орелла, я вас узнала.

Офелия не спросила «что случилось», не сказала больше ничего. Она молча слушала отчет, который занял тридцать секунд и закончился стандартным «к сожалению, мы сделали все, что могли, но он умер. Время смерти…»

Адвокат будет в ярости.

Глава вторая. Андреас Ли

6 марта 1967, понедельник

Андреас Ли любил начинать рабочий день с сигареты и кофе. Он не пил чай и на дух не выносил минеральную воду, не завтракал. Кофе и сигарета — отменное топливо, которого стабильно хватало до обеденного часа. Если вызовы срывали его и нарушали распорядок, Ли покупал хот-дог. Сегодня день обещал быть спокойным. В отличие от субботы, когда его рабочий телефон разорвали звонки. Больница, Эверетт, прокуратура. Все стояли на ушах из-за смерти Анри Беарда, главного свидетеля удачливого (по меньшей мере, раньше) молодого адвоката в текущем деле. Ли радовало только то, что начальство не спустит шкуру с него лично: охрану свидетеля доверили Интерполу, а они, как всегда, все провалили. Управление полиции Треверберга осталось не при делах. Дело было громким, Эверетту почти удалось вытащить клиента (крупного работорговца) с электрического стула, который в Треверберге пока не отменили, Беард должен был забить ржавый гвоздь в крышку гроба обвинения. А вместо этого ржавый гвоздь забьют в крышку его собственного гроба.

В субботу вечером Ли пришлось вступиться за Лоусон и выпроводить разгневанного адвоката, с которым они довольно близко дружили уже несколько лет, из больницы. Эверетт добился созыва консилиума, который должен перепроверить каждый шаг операции доктора Лоусон и выяснить, допустила ли она где-то ошибку. Дональд Астер, главный врач клиники, упирался до последнего, но под дьявольским нажимом адвоката дал добро на эту неприятную процедуру. Лоусон подписала согласие на проверку, Рамону она не сказала ни слова, но Ли, который находился в одном помещении с ними, чувствовал, что оба в бешенстве. Лоусон — из-за того, что в ее работу опять вмешиваются (ее отстранили от операций), Рамон — от того, что потерял свидетеля. Выпроводив адвоката вон, капитан уехал, оставив Астера разбираться с хирургом и бюрократической волокитой, а по дороге в управление остановился и купил для Офелии цветы. Он давно никому не дарил букеты. А как иначе поддержать Лоусон, оказавшуюся меж молотом и наковальней, не знал.

Вот и сейчас, выкурив свою законную утреннюю сигарету, полицейский думал о том, что Рамон перегнул палку, а доктор Лоусон нуждается в поддержке. Но в его ли поддержке? С Офелией он пересекался каждую смену, когда она стажировалась в травме, а он работал на улицах. Потом доктор сосредоточилась на торакальной хирургии, Ли ушел с улиц и стал видеть ее реже. А она не менялась. Также независимо и дерзко держала себя в сложных ситуациях, также бесчувственно и профессионально проводила операции. Очередь к ней в интернатуру и ординатуру можно было обернуть дважды вокруг экватора. Он давно ничего не чувствовал, встречаясь с разными существами по работе. Когда каждый день видишь боль и потери, зверства и жестокость, сам начинаешь мертветь. Но что-то в этой странной женщине, совсем молодой Незнакомке было такое, что Ли расчувствовался. Дурак.

Он усмехнулся, выбросил бычок в урну, взял со стола чашку с кофе и посмотрел в окно. Он злился на руководство за то, что его время тратили на дурацкую административную работу. Как еще назвать то, что он делал с этим мертвым свидетелем? Доехать до больницы, проверить, что все меры безопасности приняты правильно. Вернуться, получив сообщение о смерти свидетеля. Опечатать палату. Подумать, и опечатать в этаж. Вызвать криминалистов. Удерживать участников процесса от скандала. Дождаться, пока криминалисты закончат работу, снять оцепление и позволить забрать тело. Снова вмешаться в скандал. Это не то, ради чего он заканчивал полицейскую академию. И явно не то, за что получил ранг капитана полиции.

Ли допил кофе, аккуратно поставил чашку в идеально белую раковину и медленно выдохнул весь воздух из себя. Задержавшись в нижней точке, он позволил организму глотнуть кислорода и глянул на себя в зеркало, висевшее справа от холодильника. Как любой темный эльф, с возрастом он практически не менялся. Он вошел в состояние зрелости лет восемьдесят назад. В Треверберг переехал пятнадцать лет назад, прикинулся подростком, поступил в недавно открытую полицейскую академию, которую закончил и был принят в управление без долгих собеседований. Сотрудников было мало, толковых — еще меньше. Он стал первым темным эльфом в толпе людей и быстро поднялся по карьерной лестнице. Конечно, сейчас с ним служили и эльфы, и люди, даже парочка вампиров. Конкуренция стала выше, а интересных дел не прибавилось. В итоге Ли объявил монополию на все нестандартное, но за слишком откровенное неприятие всего стандартного его отправили в суд, где обязали выполнять функцию наблюдателя от управления. Почетная миссия, говорили они.

Лютый треш, решил Ли.

Из зеркала на него смотрел молодой мужчина с гладко выбритым подбородком, внимательным темно-карим взглядом и черными волосами, расчесанными на косой пробор. На вид ему можно было дать как тридцать, так и сорок, но взгляд выдавал. Ведь темный эльф уже давно разменял свою первую сотню лет. Мудрец для людей, юнец для своих, он решил влиться в дикую жизнь Треверберга до того, как родители положили лапу на его судьбу. Традиционная эльфийская семья, криминал, много денег, браки меж близкими родственниками. Ли был уверен, что традиция родственных браков в Древнем Египте пошла именно от темных эльфов. Чистота крови. Бред. Конечно, Андреас очень любил свою сестру. И даже кузин, которых видел на фотографиях, но при мысли о том, что он, как его родители, проживет жизнь аристократа, сводила его с ума. И что в итоге? Побег сразу после достижения темного совершеннолетия. Другая фамилия. Оторванность от своих. Управление полицией. Если бы он понимал, как это правильно описать, то сказал бы, что по-своему счастлив. Его счастье заключалось в свободе.

Немного подумав, Ли взглянул на часы. Восемь утра. Смена у Лоусон начиналась в семь. Подойдя к телефону, он набрал номер кардиологии и принялся ждать. Гудок. Второй. Третий. Может, она занята? Может, ее допустили к операциям? Конечно же нет. Прошла всего ночь, а подобные дела быстро не решаются. Может, она взяла выходной?